Таннер, Вяйнё

В Википедии есть статьи о других людях с фамилиями: Таннер и Томассон

Вяйнё Альфред Таннер Väinö Alfred Tanner<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Министр финансов Финляндии
1942 — 1944
Предшественник:	Мауно Пеккала
Преемник:	Онни Хилтунен
Министр иностранных дел Финляндии
1 декабря 1939 — 27 марта 1940
Предшественник:	Элиас Эркко
Преемник:	Рольф Виттинг
Министр финансов Финляндии
1937 — 1939
Предшественник:	Юхо Ниукканен
Преемник:	Мауно Пеккала
Премьер-министр Финляндии
13 декабря 1926 — 17 декабря 1927
Предшественник:	Кюёсти Каллио
Преемник:	Юхо Сунила
Рождение:	12 марта 1881(1881-03-12) Гельсингфорс, Великое княжество Финляндское
Смерть:	19 апреля 1966(1966-04-19) (85 лет) Хельсинки, Финляндия

Вя́йнё А́льфред Та́ннер (фин. Väinö Alfred Tanner; до 1895 носил фамилию Томассон 12 марта 1881, Гельсингфорс, Великое княжество Финляндское — 19 апреля, 1966, Хельсинки, Финляндия) — финский государственный деятель, пионер кооперативного движения, лидер социал-демократической партии, Премьер-министр Финляндии в 1926—1927 гг.

Биография

В 1899 году вступил в Социал-демократическую партию Финляндии, неоднократно входил в состав её правления. После отделения Финляндии от России в 1917 году назначен сенатором по делам финансов.

Таннер не участвовал в гражданской войне в Финляндии, приведшей к поражению финских красных. После войны он стал ведущим политиком Социал-демократической партии Финляндии, и активным сторонником парламентаризма. Его главным успехом была реабилитация СДП после гражданской войны. Таннер работал в правительстве в роли премьер-министра (1926—1927), министра финансов (1937—1939), министра иностранных дел (1939—1940), и после Советско-финской войны 1939—1940 гг. — министром торговли (1940—1942) (последняя перестановка была совершена под давлением СССР). В 1942—1944 снова был министром финансов.

Основным достижением Таннера считается^[кто?] его успех в перенаправлении финского рабочего движения от революционных идей к прагматической работе в рамках парламентской системы. Под его руководством финские социал-демократы смогли сформировать правительство меньшинства менее чем через 10 лет после окончания гражданской войны в стране.

В 1927 году, во время краткой болезни президента Реландера Таннер, занимавший на тот момент пост премьер-министра, выступал в роли действующего президента и верховного главнокомандующего. В последней ипостаси он даже принял парад финской белой гвардии посвященный 10-й годовщине победы белых. Это было воспринято в стране как весьма примечательное событие и признак идущего процесса национального примирения в обществе. В течение 1930-х социал-демократы несколько раз формировали коалиционные правительства вместе с аграрной партией.

Во время Советско-финской войны 1939—1940 гг. Таннер был министром иностранных дел и сыграл важную роль в формировании в Финляндии «духа Зимней войны», объединившего нацию, вне зависимости от политических взглядов, в борьбе за сохранение независимости страны.

После окончания Зимней войны СССР потребовал изменений во внутренней политике Финляндии — в частности, отставки Вяйнё Таннера. 16 августа 1940 г. Таннер вышел из правительства.

После окончания Советско-финской войны 1941—1944 гг. Таннер, под давлением СССР, был осуждён в 1946 году на пять с половиной лет лишения свободы, однако и в заключении оставался популярным политическим деятелем. В декабре 1948 года, отбыв половину срока, был амнистирован и выпущен на свободу.

Труд

• Таннер В. [www.e-reading.org.ua/bookreader.php/1003552/Tanner_-_Zimnyaya_voiina._Diplomaticheskoe_protivostoyanie_Sovetskogo_Soyuza_i_Finlyandii._1939%961940.html Зимняя война]. — М.: 2003. — 349 с. — ISBN 5-9524-0517-7

Литература

• Сто замечательных финнов. Калейдоскоп биографий = 100 suomalaista pienoiselämäkertaa venäjäksi / Ред. Тимо Вихавайнен (Timo Vihavainen); пер. с финск. И. М. Соломеща. — Хельсинки: Общество финской литературы (Suomalaisen Kirjallisuuden Seura), 2004. — 814 с. — ISBN 951-746-522-X.. — [www.kansallisbiografia.fi/pdf/kb_ru.pdf Электронная версия]  (Проверено 18 февраля 2010)

Отрывок, характеризующий Таннер, Вяйнё

За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.


15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.