Таран

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Таран — у древних, стенобитное орудие (бревно), снабжённое на конце железным или бронзовым наконечником, использовавшееся при осаде городов, для разрушения стен, башен и других сооружений.





Конструкция и принцип действия

Ударное бревно приводилось в действие либо вручную, либо с помощью цепей и канатов, которыми таран подвешивался к раме. В последнем случае использование облегчалось тем, что отсутствовала необходимость удерживать тяжёлое бревно на весу вручную. Количество солдат, необходимое для использования тарана, доходило до 100.

Для более удобного передвижения тарана и надёжной защиты солдат, приводивших его в движение, устраивался навес на колесах, под которым устанавливалось орудие. Нередко подвижной навес состоял из нескольких этажей, на каждом из которых размещался отдельный таран для пролома стены сразу на нескольких уровнях.

Древнееврейский историк I века н. э. Иосиф Флавий даёт описание этой машины как непосредственный свидетель, так как он сам присутствовал при осаде римлянами еврейских городов:

Это — чудовищная балка, похожая на корабельную мачту и снаб­жённая крепким железным наконечником наподобие бараньей головы, от которой она и получила своё название; посередине она на толстых канатах подвешивается к другой поперечной балке, покоющейся обоими своими концами на крепких столбах. Потянутый многочисленными вои­нами назад и брошенный соединенными силами вперёд, он своим железным концом потрясает стену. Нет той крепости, нет той стены, которая была бы настолько сильна, чтобы противостоять повторенным ударам «барана», если она и выдерживает первые его толчки… В то время, когда никто таким образом не мог осмелиться взойти на стену, одна часть солдат притащила сюда таран, который для защиты рабочих и машин был покрыт сплошной кровлей, сплетённой из ив и обтянутой сверху кожами. При первом же ударе стена задрожала и внутри города раз­дался страшный вопль, точно он уже был покорён.[1]

Иосиф Флавий рассказал и о методах противодействия тарану. Сначала осаждённые евреи спускали мешки с мякиной на верёвках, чтобы подставить их под головку тарана и, таким образом, смягчить его удар. Когда же римляне научились перерезать верёвки и возобновили методичное разрушение стены, евреи сделали вылазку и сожгли таран. Один из защитников города сумел даже отбить наконечник тарана точным попаданием тяжёлого камня с высокой стены.

История тарана

Существуют монументальные изображения, свидетельствующие о том, что таран и навесы (так называемые «черепахи») были известны ещё ассирийцам.

Римский автор I в. до н. э. Витрувий в своём трактате приписывает изобретение тарана карфагенянам во время осады ими испанского города Кадиса[2]. Карфагеняне разбили бревном какое-то строение, что навело Пефасмена, корабельного мастера из Тира, на мысль подвесить бревно. С помощью изобретения карфагеняне разрушили стены Кадиса. Время этого события неизвестно. Кедрас из Халкедона поместил таран в деревянную конструкцию на колёсах (так называемую «черепаху»[3]) и закрыл её для защиты шкурами быков. Затем Витрувий переходит сразу к македонскому царю Филиппу II, который в 340 до н. э. применил тараны при осаде греческого города Византий. Ту же историю повторяет Афиней Механик, современник Витрувия.

Плиний Старший в качестве автора первого опыта применения «черепахи» греками упоминает Артемона из Клазомена. Фукидид описывает применение тарана во время осады Платеи, то есть за несколько десятков лет до Филиппа II.

Римляне научились у греков искусству строить тараны и впервые использовали их во время осады Сиракуз, в ходе Второй Пунической войны. Один из двух таранов потребовал для своего передвижения 6000 легионеров. По мнению Вегеция, автора IV века, таран назван созвучно слову «баран» (лат. aries), поскольку копирует тактику нападения этого животного. Навес называется «черепахой», поскольку с раскачивающимся тараном похож на черепаху, выдвигающую и прячущую голову и шею под панцирем. Известны находки массивных наконечников для таранов, выполненные в виде бараньей головы.

Таким образом, знаменитая русская поговорка «уставился, как баран на новые ворота» обязана своим происхождением, скорее всего, не домашнему животному, а именно стенобитному орудию[4].

Таран (морской)

Таран у военного кораблянос корабля специальной формы, предназначенный для пробивания бортов вражеского корабля, а также сам тактический приём пробивания.

Напишите отзыв о статье "Таран"

Ссылки

В Викисловаре есть статья «таран»

Примечания

  1. Иосиф Флавий, «Иудейская война», 3.7.19
  2. Витрувий, De architectura, 10.13
  3. Баран, стенобитное орудие // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  4. См.: Алмазов Б. Повести каменных горожан. Очерки о декоративной скульптуре Санкт-Петербурга. — М.: Центрполиграф, 2012. — С.197.

Отрывок, характеризующий Таран

– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.
– О нет! – отвечал Пьер, испуганно соболезнующими глазами глядя на князя Андрея.
– Поезжай, поезжай: перед сраженьем нужно выспаться, – повторил князь Андрей. Он быстро подошел к Пьеру, обнял его и поцеловал. – Прощай, ступай, – прокричал он. – Увидимся ли, нет… – и он, поспешно повернувшись, ушел в сарай.
Было уже темно, и Пьер не мог разобрать того выражения, которое было на лице князя Андрея, было ли оно злобно или нежно.
Пьер постоял несколько времени молча, раздумывая, пойти ли за ним или ехать домой. «Нет, ему не нужно! – решил сам собой Пьер, – и я знаю, что это наше последнее свидание». Он тяжело вздохнул и поехал назад в Горки.
Князь Андрей, вернувшись в сарай, лег на ковер, но не мог спать.