Тарасов, Александр Павлович

Александр Павлович Тарасов
Дата рождения	30 сентября 1904(1904-09-30)
Место рождения	Иркутск, Российская империя
Дата смерти	18 мая 1958(1958-05-18) (53 года)
Место смерти	Москва, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	Сухопутные войска
Годы службы	1920—1958
Звание
Командовал	137-я стрелковая бригада 305-я стрелковая дивизия (1-го формирования) 165-я стрелковая дивизия (2-го формирования) Штаб ЗакВО Штаб ГСВГ
Сражения/войны	Гражданская война в России, Великая Отечественная война
Награды и премии

Александр Павлович Тарасов (30 сентября 1904, Иркутск — 18 мая 1958, Москва) — советский военачальник, генерал-полковник (17.03.1954)

Биография

Родился в городе Иркутск. Русский.

Гражданская война

8 августа 1920 года добровольно вступил в РККА в городе Иркутск и зачислен красноармейцем в отдельный конский запас губернского военкомата. С мая 1921 года был центрифугщиком в банно-прачечном отряде 5-й армии.

Межвоенный период

В августе 1922 года Тарасов был направлен на военно-политические курсы 5-й армии, после их окончания с мая 1923 года проходил службу политруком роты в 106-м и 107-м стрелковых полках в городе Чита. В октябре переведен в город Белев на должность политрука роты 250-го стрелкового полка. В 1924 году вступил в ВКП(б). С августа 1925 по сентябрь 1927 года находился на учебе в Военно-политической школе в Москве и Новочеркасске. После окончания назначен в 27-й отдельный территориальный стрелковый батальон в город Борисоглебск, где занимал должности политрука роты, врид начальника и политрука батальонной школы младшего начсостава. С января 1930 года был командиром и политруком роты 241-го стрелкового полка в городе Калуга. В октябре командирован на курсы «Выстрел», после возвращения в полк с мая 1931 года занимал должности начальника и политрука школы младшего начсостава, начальника штаба полка.

С марта по июнь 1934 года проходил подготовку на академических курсах технического усовершенствования комсостава при Военной академии механизации и моторизации РККА им. И. В. Сталина, затем командовал танковым и учебным батальонами в 19-й механизированной бригаде ЛВО в г. Детское Село. С ноября 1937 года временно исполнял должность начальника штаба и пом. командира этой бригады. В июне 1938 года майор Тарасов был назначен начальником 1-го отделения Управления автобронетанковых войск ЛВО. Через год в июне 1939 года зачислен слушателем Военной академии РККА им. М. В. Фрунзе.

Великая Отечественная война

В начале войны Тарасов окончил академию 22 июля 1941 года и был направлен в распоряжение Военного совета Северо-Западного фронта. По прибытии назначен командиром 759-го стрелкового полка 163-й стрелковой дивизии, которая в это время в составе 34-й армии вела бои на демянском направлении. В первых числах сентября полк вел упорные бои за деревни Крутики и Хилково Калининской области. В бою под Крутики Тарасов был ранен и контужен, но остался в строю. В декабре 1941 года он был командирован в Сибирский военный округ и вступил в командование находившейся на формировании 137-й отдельной стрелковой бригадой. В феврале 1942 года убыл с бригадой на Волховский фронт и участвовал с ней в Любанской наступательной операции. В июне был назначен командиром 305-й стрелковой дивизии, входившей в состав 52-й армии. Однако в должность вступить не смог, так как её части в это время вели бои в окружении в районе Мясного Бора. Прибыв на участок 59-й армии, подполковник Тарасов был допущен к командованию 165-й стрелковой дивизией, которая вела тяжелые бои по деблокаде окруженных войск 2-й ударной армии. После неудачных 10-15 дневных боев он был снят с должности и направлен в резерв Волховского фронта. 4 июля 1942 года назначен заместителем начальника оперативного отдела штаба фронта. С сентября исполнял должность заместителя командира 4-го гвардейского стрелкового корпуса. В первых же боях он был ранен в голову и больше месяца находился в госпитале, после излечения вновь назначен заместителем начальника оперативного отдела штаба фронта. Участвовал в разработке планов операций фронта на новгородском и синявинско-мгинском направлениях. Во время поездки в Москву с докладом плана Новгородской операции полковник Тарасов был контужен и около месяца находился в госпитале. После выздоровления в сентябре 1943 года был назначен заместителем начальника штаба, он же начальник оперативного отдела штаба Южного (с 20 октября 1943 г. — 4-го Украинского) фронта. С марта 1944 года исполнял должность начальника Оперативного управления штаба 4-го Украинского фронта. Участвовал в разработке и проведении Мелитопольской наступательной операции, операций по освобождению Правобережной Украины, Никопольско-Криворожской и Крымской наступательных операций. С переводом командующего войсками фронта маршала Советского Союза Ф. И. Толбухина и начальника штаба генерал-полковника С. С. Бирюзова на 3-й Украинский фронт в мае 1944 года вместе с ними убыл на ту же должность и генерал-майор Тарасов. В составе этого фронта воевал до конца войны. Участвовал в планировании Ясско-Кишиневской, Белградской, Будапештской наступательных, Балатонской оборонительной, Венской наступательной операций.

Послевоенное время

После войны генерал-лейтенант Тарасов был начальником Оперативного управления, он же зам. начальника штаба ЮГВ. В январе 1947 года переведен на ту же должность в ЗакВО, с августа 1949 года исполнял должность начальника штаба — зам. командующего войсками округа, был депутатом Верховного Совета Грузинской ССР. В июне 1953 года назначен начальником штаба ГСВГ. С апреля 1956 года генерал-полковник Тарасов состоял в распоряжении МО СССР, затем с августа занимал должность 1-го зам. командующего войсками ОдВО. С февраля 1958 года был представителем командования Объединенных Вооруженных сил в Войске польском.

Умер 18 мая 1958 года, похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище 5 участок, 21 ряд, место 6.

Награды

• орден Ленина (1945)
• три ордена Красного Знамени ( 20.02.1943, 03.11.1944, 1950)
• орден Кутузова I степени ( 28.04.1945)
• орден Суворова II степени (11.05.1944)
• орден Кутузова II степени (13.09.1944)
• орден Богдана Хмельницкого II степени (19.03.1944)
• два ордена Отечественной войны I степени (19.05.1943, 03.11.1944)
• медали в том числе:
  • «XX лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии» (1938)
  • «За оборону Ленинграда» (02.07.1943)
  • «За Победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» (1945)
  • «За взятие Будапешта» (1945)
  • «За взятие Вены» (1945)
  • «За освобождение Белграда» (1945)

Иностранные награды

• Иностранный орден

Ссылки

• [www.podvignaroda.mil.ru Общедоступный электронный банк документов «Подвиг Народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»]
• [irkipedia.ru/content/tarasov_aleksandr_pavlovich Энциклопедия и новости Приангарья]
• [tzem.info/person/info/5217_tarasov_aleksandr_pavlovich Хроника Великой войны: 1939-1945]

Литература

• Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комдивы. Военный биографический словарь. — М.: Кучково поле, 2014. — Т. 5. — С. 583-584. — 1500 экз. — ISBN 978-5-9950-0457-8
• Бирюзов С. С. Советский солдат на Балканах. — М.: Воениздат, 1963
• Поход на Запад : воспоминания : пер. с болг. / Ш. Атанасов. - М. : Воениздат, 1969. - 200 с.

Отрывок, характеризующий Тарасов, Александр Павлович

– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.


Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.