Тарасов, Виктор Павлович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Виктор Тарасов
Имя при рождении:

Виктор Павлович Тарасов

Место смерти:

Смолевичи,
Минская область,
Белоруссия

Профессия:

актёр

Театр:

БелГАДТ имени Я. Купалы

Награды:
Заслуженный артист Белорусской ССР

Виктор Павлович Тара́сов (белор. Віктар Паўлавіч Тарасаў; (29 декабря 1934, Барнаул9 февраля 2006, Смолевичи, Минская область, Беларусь) — советский белорусский актёр театра и кино. Народный артист СССР (1982).





Биография

Виктор Тарасов родился 29 декабря 1934 года в Барнауле.

В 1948 году семья Виктора переехала в Минск. В 1953 году окончил среднюю школу № 26.

В 1957 году окончил Белорусский театрально-художественный институт.

С 1957 года — актёр Белорусского драматического театра им. Я. Купалы в Минске.

В кино — с 1960 года (первая большая роль — Аксен Каль — в фильме «Первые испытания»).

Член Союза кинематографистов Белорусской ССР с 1984 года[1].

Скончался 9 февраля (по другим источникам — 10 февраля[2]) 2006 года в Смолевичах Минской области Беларуси. Похоронен в Минске на Восточном (Московском) кладбище[3].

Семья

Звания и награды

Творчество

Роли в театре

Фильмография

  1. 1957 — Наши соседи — милиционер (нет в титрах)
  2. 1960 — 1961 — Первые испытания — Аксен Каль
  3. 1961 — Прорыв (киноальманах «Рассказы о юности») — Фёдор
  4. 1965 — Авария — Павел Петрович Чижов
  5. 1967 — Софья Перовская — Андрей Желябов
  6. 1967 — Рядом с вами — Речков
  7. 1969 — Тройная проверка — Буряк
  8. 1969 — Мы с Вулканом — Николай Иванович
  9. 1970 — 1972 — Руины стреляют… — Семён
  10. 1970 — Крушение империи — Николай II
  11. 1971 — День моих сыновей — Владимир Николаевич
  12. 1971 — Вся королевская рать — ратник
  13. 1971 — Батька — Юрий Бирила
  14. 1972 — Семнадцатый трансатлантический — эпизод
  15. 1972 — Вашингтонский корреспондент — Миша
  16. 1973 — Быть человеком — Решетников
  17. 1974 — Пламя — Пономаренко
  18. 1976 — 1978 — Время выбрало нас — полковник
  19. 1976 — Всего одна ночь — Панихин
  20. 1977 — Воскресная ночь — Закружный
  21. 1978 — Рядом с комиссаром — Маковский
  22. 1978 — Дебют (короткометражный) — режиссёр
  23. 1979 — Точка отсчёта — генерал
  24. 1979 — Пробивной человек — Роман Александрович Авдеенко
  25. 1979 — Звон уходящего лета — Макар
  26. 1979 — День возвращения — Алесь
  27. 1980 — Свадебная ночь — Яков Рыгорович
  28. 1980 — Прикажи себе — полковник
  29. 1980 — Государственная граница. Мы наш, мы новый… — Александр Николаевич Хлебнев, генерал пограничной службы России
  30. 1980 — Возьму твою боль — Астапович
  31. 1980 — Атланты и кариатиды — врач
  32. 1981 — Люди на болоте — эпизод
  33. 1981 — Паруса моего детства — Лазовик
  34. 1981 — Затишье — Ипатов
  35. 1982 — Иван — военком
  36. 1982 — Личные счёты — Павел Романович Григорьев
  37. 1982 — Год активного солнца — Колосов
  38. 1983 — Водитель автобуса — Семён / дед Кирилл Александров
  39. 1984 — Поручить генералу Нестерову... — Сытько
  40. 1984 — Победа — Болеслав Берут
  41. 1984 — Костёр в белой ночи — Ручьев
  42. 1985 — Я любил вас больше жизни — замполит
  43. 1985 — Последняя инспекция — Михаил Петрович Богданов
  44. 1985 — Куда идёшь, солдат? — эпизод
  45. 1985 — Друзей не выбирают — Кирилл Емельянович Громыкин
  46. 1986 — Вызов — Степан Ильич Саенко
  47. 1987 — Нетерпение души — эпизод
  48. 1988 — Наш бронепоезд — эпизод
  49. 1988 — Мудромер — Виктор Павлович Вершило
  50. 1990 — Франка — жена Хама — эпизод
  51. 1990 — Мать Урагана — прокажённый
  52. 1990 — Ай лав ю, Петрович — генерал на охоте
  53. 1991 — Хэппи энд — Анчаров
  54. 1992 — Прийди и виждь — князь Ольгерд
  55. 1993 — Чёрный аист — Сосо
  56. 1993 — Тутэйшия — восточный учёный
  57. 1998 — Проклятый уютный дом

Телеспектакли

  1. 1981 — Последний шанс (фильм-спектакль) — Тесленко
  2. 1983 — Затюканный апостол (фильм-спектакль) — дед

Озвучивание мультфильмов

Напишите отзыв о статье "Тарасов, Виктор Павлович"

Примечания

  1. [belactors.info/memory/tarasov.html Люди театра и кино: Актёры: Виктор Тарасов]
  2. [belactors.info/memory/tarasov.html Люди театра и кино | Актеры | Виктор Тарасов]
  3. [narnecropol.narod.ru/tarasov.htm Некрополь мастеров искусств: Тарасов Виктор Павлович (1934—2006)]

Отрывок, характеризующий Тарасов, Виктор Павлович

Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.