Тара (буддизм)

Тара (санскр. तारा, tārā ^IAST, тиб. སྒྲོལ་མ་, Drolma «Спасительница») — одна из главных бодхисаттв (идам, просветленных существ) буддизма. Она родилась из слезы бодхисаттвы Авалокитешвары, в тот момент когда тот оплакивал страдания мира. Из упавшей слезы вырос лотос, и из него родилась Тара, ставшая его женой.

В иконографии существует 21 форма Тары, среди них основными принято считать следующие:

• Белая Тара
• Зелёная Тара
• Красная Тара (тиб. sgrol-ma dmar-po, Долма Марпо, Красная Освободительница). Её воплощением является Курукулла
• Желтая Тара (санск. Васундхара, Васучара, Хранительница Сокровищ; тиб. Долма Сермо — Желтая Освободительница)
• Голубая Тара — её воплощением является Экаджати

Текст «Во славу 21 Тары» («Поклонение 21 Таре и хвала коренной мантре») читается утром во всех четырёх школах Тибетского буддизма. Текст изначально написан на санскрите, позднее переведён на тибетский язык.

Главная мантра Тары одинакова и в буддизме, и в индуизме: ॐ तारे तुत्तारे तुरे स्वः — «oṃ tāre tuttāre ture svāhā». Тибетцами и теми, кто следует тибетской традиции эта мантра произносится «oṃ tāre tu tāre ture soha».

Белая Тара

Белая Тара (Sita Tāra, тиб. sgrol dkar ma) символизирует исключительную чистоту и трансцендентную мудрость. Она имеет семь глаз — по одному на каждой ладони и ступнях, а также во лбу, что символизирует её всеведение страдания во всей Вселенной. Поэтому её также называют «Семиглазой» Белая Тара является целительницей и даёт удачу. В одном из древних тибетских текстов она упоминается как Еше Хорло — «колесо исполнения желаний», и, визуализируя её, практикующий стремится отождествить себя с этим божеством и таким образом убрать все препятствия.

Атрибут Белой Тары — цветок лотоса в левой руке, который является символом Трёх Драгоценностей Буддизма. От неё исходит белый свет.

В 1764 году буддийское духовенство объявило Екатерину II воплощением Белой Тары на земле, а первый хамбо-лама Дамба Доржи Заяев на аудиенции поклонился ей в ноги, как божеству. С тех пор все хамбо-ламы приносили специальную присягу на верность «Белому царю», а при личной встрече с императорами простирались перед ними.

В 2009 году президент России Дмитрий Медведев посетил Иволгинский дацан близ Улан-Удэ. Еще до приезда президента в Бурятию ламы сообщили, что собираются признать Медведева воплощением одного из самых почитаемых божеств буддийского пантеона — Белой Тары — и провести перед ним обряд простирания. Во время этого обряда воплощение божества усаживают на трон «белого царя», а ламы полностью распластываются на земле перед ним. От обряда президент решил отказаться, но сказал, что с уважением относится к традициям буддистов и их решению.

Среди верующих очень распространена практика, когда серьёзно больной человек обращается не только к врачу, но также приглашает ламу, который начитывает мантру Тары и исполняет связанные с ней ритуалы (пуджа, санскр. पूजा, pūjā ^IAST). На протяжении этого обряда необходимо начитать определённое количество мантр, а также для этого человека должно быть выполнено изображение (танка) Тары, которое должно быть закончено в течение двадцати четырёх часов. Такая интенсивная однодневная практика накапливает большой потенциал положительной энергии (пунья, санскр. पुण्य, puṇya ^IAST), который, в зависимости от многих вторичных факторов, может уравновешивать и преодолевать разрушительные силы болезни. С точки зрения буддийского учения, главная цель обретения длинной жизни состоит в том, чтобы позволить практикующему совершенствоваться на пути духовного развития. Великий тибетский учитель Марпа-Лоцава сказал, что если единственное, что люди совершают в своей жизни, приносит другим вред и создает негативную карму для самих себя, то было бы лучше, если бы они умерли раньше, чем позже. Ситуация для тех, кто приносит благо себе и другим — полная противоположность этому. И особенно в случае духовных наставников, чем дольше они живут, тем больше они способны вести других по пути к просветлению. По этой причине ученики в традиции тибетского буддизма часто подносят ламам изображения Белой Тары или одного из других божеств долгой жизни, вместе с просьбой о том, чтобы они не уходили из этого мира и продолжали поворачивать дхармачакру ради всех живых существ. В Тибете хорошо известна история, когда один практикующий достиг синхронности с Белой Тарой и мог свободно общаться с ней во время садханы. Интересен случай, который произошел с ним и его сестрой. Его младшая сестра должна была выходить замуж, но из-за крайней бедности своей семьи ей нечего было надеть в качестве положенных подвесок и браслетов на время церемонии. Тогда адепт обратился к Таре с просьбой о помощи, и в результате невеста во время бракосочетания пользовалась украшениями самой Бодхисаттвы.

Зелёная Тара

Цвет тела Зелёной Тары (тиб. sgrol ljang ma) указывает на её принадлежность к семейству Будды Амогхасиддхи, трансцендентального Будды, занимающего северную сторону Мандалы.

Она восседает на лотосе, солнечном и лунном дисках. Её правая нога спускается с сидения, тем самым символизируя готовность Тары мгновенно прийти на помощь. Левая нога согнута, и находится в состоянии покоя, лалитасане (санскр. ललितासन, lalitāsana ^IAST). В руках она держит голубые цветы лотоса (утпалу санскр. उत्पल).

Считается, что Зелёная Тара появилась из слезинки правого глаза Бодхисаттвы Арьябалы. Цвет её тела символизирует активность и мгновенное исполнение любой просьбы верующего. Её мудра выражает дарование окончательного просветления.

Человек, начитывающий её мантру, (Om Tare Tuttare Ture svaha) побеждает всех демонов, уничтожает препятствия и достигает исполнения желания. Особенность чтения мантры Зелёной Тары заключается в том, что чтец может не помнить всю мантру целиком. Существует легенда, что один человек шёл по мосту и вдруг, находясь на середине моста, увидел демона, он повернулся назад, и сзади тоже стоял демон. Человек не помнил всю мантру до конца и читал то, что помнил. Зелёная Тара снизошла и помогла ему. Считается, что когда человек моргает, за то время, пока его глаза закрыты, Зелёная Тара успевает тысячу раз облететь вокруг земли, поэтому она успевает помогать каждому, кто её об этом попросит. При этом несколько лет назад в древней столице Китая городе Сиане был случай, когда при стотысячном начитывании мантры Зелёной Тары прозрачные хрустальные чётки практикующей, по имени Ятоу (丫头), поменяли свой цвет на зелёный, что свидетельствовало о синхронизации данной йогини с Зелёной Тарой.

См. также

• Курукулла
• Экаджати

Ссылки

• [dazan.spb.ru/buddhism/gods/white-tara/ Белая Тара]

Отрывок, характеризующий Тара (буддизм)

Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.


17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.
Ростов с Ильиным в последний раз выпустили на перегонку лошадей в изволок перед Богучаровым, и Ростов, перегнавший Ильина, первый вскакал в улицу деревни Богучарова.
– Ты вперед взял, – говорил раскрасневшийся Ильин.
– Да, всё вперед, и на лугу вперед, и тут, – отвечал Ростов, поглаживая рукой своего взмылившегося донца.
– А я на французской, ваше сиятельство, – сзади говорил Лаврушка, называя французской свою упряжную клячу, – перегнал бы, да только срамить не хотел.
Они шагом подъехали к амбару, у которого стояла большая толпа мужиков.
Некоторые мужики сняли шапки, некоторые, не снимая шапок, смотрели на подъехавших. Два старые длинные мужика, с сморщенными лицами и редкими бородами, вышли из кабака и с улыбками, качаясь и распевая какую то нескладную песню, подошли к офицерам.
– Молодцы! – сказал, смеясь, Ростов. – Что, сено есть?
– И одинакие какие… – сказал Ильин.
– Развесе…oo…ооо…лая бесе… бесе… – распевали мужики с счастливыми улыбками.
Один мужик вышел из толпы и подошел к Ростову.
– Вы из каких будете? – спросил он.
– Французы, – отвечал, смеючись, Ильин. – Вот и Наполеон сам, – сказал он, указывая на Лаврушку.
– Стало быть, русские будете? – переспросил мужик.
– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.