Тардьё, Андре
| Андре Тардьё André Tardieu 
| |||
| |||
|---|---|---|---|
| 3 ноября 1929 года — 21 февраля 1930 года | |||
| Президент: | Гастон Думерг | ||
| Предшественник: | Астрид Бриан | ||
| Преемник: | Камиль Шотан | ||
| |||
| 2 марта 1930 года — 13 декабря 1930 года | |||
| Президент: | Гастон Думерг | ||
| Предшественник: | Камиль Шотан | ||
| Преемник: | Теодор Стег | ||
| |||
| 20 февраля 1932 года — 3 июня 1932 года | |||
| Президент: | Поль Думер Альбер Лебрен | ||
| Предшественник: | Пьер Лаваль | ||
| Преемник: | Эдуар Эррио | ||
Андре Тардьё (фр. André Tardieu) (22 сентября 1876 года, Париж, — 15 сентября 1945 года, Ментона) — участник Первой мировой войны, помощник Жоржа Клемансо на Парижской конференции 1919 года. Был министром освобождённых регионов (Эльзаса и Лотарингии).
За время своего премьерства провёл ряд социальных законов: общественные работы, социальное страхование, бесплатное среднее образование. Поощрял введение новых технологий в промышленность. Критиковал французскую парламентскую систему.
Трижды занимал должность президента Совета — главы руководящего кабинета Франции:
- с 3 ноября 1929 года по 17 февраля 1930 года (см. Первое правительство Тардьё)
- с 2 марта 1930 года по 4 декабря 1930 года (см. Второе правительство Тардьё)
- с 20 февраля 1932 года по 10 мая 1932 года (см. Третье правительство Тардьё)
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Напишите отзыв о статье "Тардьё, Андре"
Отрывок, характеризующий Тардьё, Андре
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.
В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
