Литовская Тариба

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Тариба»)
Перейти к: навигация, поиск

Лито́вская Тари́ба (лит. Lietuvos Taryba, Совет Литвы) — орган власти в Литве, созданный 18—22 сентября 1917 года, провозгласивший независимость Литвы и преобразованный в Государственный Совет Литвы.





Образование

Избрана на Вильнюсской конференции с участием 214 делегатов, проходившей под руководством Йонаса Басанавичюса 18—22 сентября 1917 в Театре на Погулянке. Председателем был избран Антанас Сметона. Было зарезервировано 5 мест для представителей белорусского, еврейского, польского населения.

Состав

Первоначально было выбрано 6 ксендзов (помимо 4 вошедших в Тарибу Юозас Станкявичюс из Вильны и Пранцишкус Урбанавичюс из Тельш), однако из-за протестов части собравшихся Юозас Станкявичюс и Пранцишкус Урбанавичюс уступили свои места Станиславу Нарутовичу и Йонасу Вилейшису.

В президум, помимо председателя Антанаса Сметоны, вошли Стяпонас Кайрис (вице-председатель), Юстинас Стаугайтис (вице-председатель), Юргис Шаулис (генеральный секретарь), Пятрас Климас (секретарь).

18 июля 1918 в Тарибу были кооптированы Юргис Алякна, Аугустинас Вольдемарас, Элизиюс Даугялис, Мартинас Ичас, Витаутас Пятрулис, Юозас Пурицкис.

Деятельность

11 декабря 1917 года, то есть вскоре после начала Брестских переговоров, Тариба приняла декларацию о восстановлении независимости Литвы и «вечных союзных связях Литовского государства с Германией». «За» проголосовало 14 членов, 2 воздержалось, 4 проголосовало «против». Они (Й. Вилейшис, С. Кайрис, С. Нарутович, Й. Смиглявичюс) 18 января 1918 представили свой вариант акта независимости, утверждавшего свободу Литвы от каких-либо союзных обязательств и представлявшего Учредительному сейму решение судеб государства. Под их давлением Тариба 16 февраля 1918 приняла «Акт о независимости Литвы». Его подписали все 20 членов Тарибы. Номер газеты «Летувос Айдас», в котором был опубликован Акт независимости, немецкие власти конфисковали; типография Мартина Кухты, в которой Акт независимости был отпечатан отдельным листом, была закрыта. 21 февраля канцлер Германии уведомил Тарибу, что германское государство не может признать независимости Литвы на иных началах, нежели тех, которые зафиксированы в декабрьской декларации. 28 февраля президиум Тарибы заявил, что обе декларации не противоречат друг другу, декабрьская декларация устанавливает основы будущих отношений Литвы и Германии, и что Тариба согласна на признание независимости в соответствии с принципами декларации 24 декабря 1917 (11 декабря по старому стилю).

23 марта 1918 император Вильгельм II признал независимость Литвы. На основании акта о признании литовской государственности, подписанным Вильгельмом II, Тариба 11 июля 1918 была преобразована в Государственный Совет Литвы (лит. Lietuvos Valstybės Taryba).

Государственный Совет

13 июля 1918 Государственный Совет Литвы принял решение установить в Литве конституционную монархию и предложить вюртембергскому принцу Вильгельму фон Ураху корону Королевства Литва (под именем Миндаугаса II). 2 ноября 1918 это решение было отозвано. Были приняты основные положения Временной конституции Литвы. Руководствуясь этими положениями, Президиум Государственного Совет 11 ноября 1918 утвердил первое временное правительство Литвы из шести министров под руководством Аугустинаса Вольдемараса, тем самым дав начало созданию государственного аппарата Литвы.

В связи с наступлением на Вильно красных частей 2 января 1919 Совет переехал в Ковно. 4 апреля 1919 Государственный Совет принял вторую временную Конституцию Литвы, устанавливавшую введение должности президента. Первым президентом Литвы был избран Антанас Сметона. 16 апреля Совет был распущен, но вскоре возобновил свою деятельность, прекратившуюся с созывом Учредительного сейма (15 мая 1920).


<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

 Для улучшения этой статьи желательно?:

Напишите отзыв о статье "Литовская Тариба"

Отрывок, характеризующий Литовская Тариба

Пьер поворотился всем телом, так что диван заскрипел, обернул оживленное лицо к князю Андрею, улыбнулся и махнул рукой.
– Нет, этот аббат очень интересен, но только не так понимает дело… По моему, вечный мир возможен, но я не умею, как это сказать… Но только не политическим равновесием…
Князь Андрей не интересовался, видимо, этими отвлеченными разговорами.
– Нельзя, mon cher, [мой милый,] везде всё говорить, что только думаешь. Ну, что ж, ты решился, наконец, на что нибудь? Кавалергард ты будешь или дипломат? – спросил князь Андрей после минутного молчания.
Пьер сел на диван, поджав под себя ноги.
– Можете себе представить, я всё еще не знаю. Ни то, ни другое мне не нравится.
– Но ведь надо на что нибудь решиться? Отец твой ждет.
Пьер с десятилетнего возраста был послан с гувернером аббатом за границу, где он пробыл до двадцатилетнего возраста. Когда он вернулся в Москву, отец отпустил аббата и сказал молодому человеку: «Теперь ты поезжай в Петербург, осмотрись и выбирай. Я на всё согласен. Вот тебе письмо к князю Василью, и вот тебе деньги. Пиши обо всем, я тебе во всем помога». Пьер уже три месяца выбирал карьеру и ничего не делал. Про этот выбор и говорил ему князь Андрей. Пьер потер себе лоб.
– Но он масон должен быть, – сказал он, разумея аббата, которого он видел на вечере.
– Всё это бредни, – остановил его опять князь Андрей, – поговорим лучше о деле. Был ты в конной гвардии?…
– Нет, не был, но вот что мне пришло в голову, и я хотел вам сказать. Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии против величайшего человека в мире… это нехорошо…
Князь Андрей только пожал плечами на детские речи Пьера. Он сделал вид, что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный вопрос трудно было ответить что нибудь другое, чем то, что ответил князь Андрей.
– Ежели бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было, – сказал он.
– Это то и было бы прекрасно, – сказал Пьер.
Князь Андрей усмехнулся.
– Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не будет…
– Ну, для чего вы идете на войну? – спросил Пьер.
– Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду… – Oн остановился. – Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!


В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
– Отчего, я часто думаю, – заговорила она, как всегда, по французски, поспешно и хлопотливо усаживаясь в кресло, – отчего Анет не вышла замуж? Как вы все глупы, messurs, что на ней не женились. Вы меня извините, но вы ничего не понимаете в женщинах толку. Какой вы спорщик, мсье Пьер.
– Я и с мужем вашим всё спорю; не понимаю, зачем он хочет итти на войну, – сказал Пьер, без всякого стеснения (столь обыкновенного в отношениях молодого мужчины к молодой женщине) обращаясь к княгине.
Княгиня встрепенулась. Видимо, слова Пьера затронули ее за живое.
– Ах, вот я то же говорю! – сказала она. – Я не понимаю, решительно не понимаю, отчего мужчины не могут жить без войны? Отчего мы, женщины, ничего не хотим, ничего нам не нужно? Ну, вот вы будьте судьею. Я ему всё говорю: здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение. Все его так знают, так ценят. На днях у Апраксиных я слышала, как одна дама спрашивает: «c'est ca le fameux prince Andre?» Ma parole d'honneur! [Это знаменитый князь Андрей? Честное слово!] – Она засмеялась. – Он так везде принят. Он очень легко может быть и флигель адъютантом. Вы знаете, государь очень милостиво говорил с ним. Мы с Анет говорили, это очень легко было бы устроить. Как вы думаете?
Пьер посмотрел на князя Андрея и, заметив, что разговор этот не нравился его другу, ничего не отвечал.
– Когда вы едете? – спросил он.
– Ah! ne me parlez pas de ce depart, ne m'en parlez pas. Je ne veux pas en entendre parler, [Ах, не говорите мне про этот отъезд! Я не хочу про него слышать,] – заговорила княгиня таким капризно игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной, и который так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. – Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения… И потом, ты знаешь, Andre? – Она значительно мигнула мужу. – J'ai peur, j'ai peur! [Мне страшно, мне страшно!] – прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Литовская_Тариба&oldid=75498328»