Таривердиев, Микаэл Леонович
Поделись знанием:
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.
На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.
Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.
Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?
В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.
В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.
Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
(перенаправлено с «Таривердиев, Микаэл»)
| Микаэл Таривердиев Միքայել Թարիվերդիև | ||||||
 Фотография Микаэла Таривердиева (из семейной хроники) | ||||||
| Основная информация | ||||||
|---|---|---|---|---|---|---|
| Полное имя |
Микаэл Леонович Таривердиев | |||||
| Дата рождения | ||||||
| Место рождения | ||||||
| Дата смерти | ||||||
| Место смерти | ||||||
| Годы активности | ||||||
| Страна | ||||||
| Профессии | ||||||
| Инструменты | ||||||
| Жанры | ||||||
| Награды |
| |||||
| [www.tariverdiev.ru iverdiev.ru] | ||||||
Микаэ́л Лео́нович Тариверди́ев (арм. Միքայել Լեոնի Թարիվերդիև; 15 августа 1931, Тифлис — 25 июля 1996, Сочи) — советский и российский композитор. Народный артист РСФСР (1986).[1] Лауреат Государственной премии СССР (1977).
Таривердиев написал музыку к 132 кинофильмам и ряду спектаклей, а также более 100 песен и романсов, 4 балета, 4 оперы, камерные вокальные циклы, симфонию, 3 концерта для органа, 2 концерта для скрипки с оркестром и концерт для альта и струнного оркестра. Полностью его музыкальное наследие ещё не извлечено из архива композитора[2].
Наибольшую известность Таривердиеву принесла музыка к кинофильмам, прежде всего — «Семнадцать мгновений весны», «Ирония судьбы, или С лёгким паром!»[2].
Содержание
Биография
 |
Стиль этой статьи неэнциклопедичен или нарушает нормы русского языка. Статью следует исправить согласно стилистическим правилам Википедии.
|
Родился в армянской семье[3]. Учился в музыкальной школе-десятилетке при Тбилисской консерватории по классу фортепиано, в музыкальном училище Тбилиси по классу композиции профессора Шалвы Мшвелидзе.
По настоянию матери он поступил в Ереванскую консерваторию, в которой проучился полтора года. За это время он учил армянский язык и неплохо им владел.[4] С 1953 по 1957 учился в Московском музыкально-педагогическом институте имени Гнесиных (класс композиции А. И. Хачатуряна), а дебютировал композитор в Большом зале Московской консерватории, где его романсы исполнила Зара Долуханова.
В 1958 году дебютировал в кинематографе, в фильме «Юность наших отцов».
В 1960-х годах Таривердиев был отчаянно влюблён в Людмилу Максакову. Однажды ночью они ехали на машине по Ленинградскому проспекту. Максакова была за рулём. Внезапно из кустов под колёса выскочил пьяный человек. Таривердиев заявил ГАИ, что за рулём был он.
Его осудили на два года. Поскольку следствие длилось тоже ровно два года, после суда его освободили. Максакова его фактически оставила: во время последнего заседания уехала с друзьями. После этого он решительно прекратил роман с ней. В фильме «Вокзал для двоих» экранизирован этот эпизод его жизни[5].
В 1983 году познакомился с Верой Гориславовной. Вместе они прожили 13 лет.
В 1993—1996 годах являлся художественным руководителем Благотворительной программы «Новые имена». Основатель и президент Гильдии композиторов кино Союза кинематографистов России.
Автор четырёх опер, в том числе «Кто ты» (для театра Б. Покровского, 1966), «Граф Калиостро» 1983, «Ожидание» 1985, четырёх балетов (балет «Девушка и смерть» (по М. Горькому, 1975), музыки для органа — три концерта для органа, 10 хоралов «Подражание старым мастерам», симфония для органа «Чернобыль» (1988), фортепианного трио, цикла пьес для фортепиано «Настроения», вокальные циклы на стихи Л. Н. Мартынова, А. А. Вознесенского, Б. А. Ахмадулиной, М. И. Цветаевой и многого другого.
Написал музыку к фильмам «Семнадцать мгновений весны», «Ирония судьбы, или С лёгким паром!», «Мой младший брат», «Король-Олень», «Человек идёт за солнцем», «До свидания, мальчики!», «Старомодная комедия», «Любить». Всего — к 132 фильмам, более 100 романсов, инструментальные концерты. Его музыка использована в фильме «Исаев».
Умер в сочинском санатории «Актёр», похоронен на Армянском кладбище Москвы.
В 1997 году вышла книга композитора «Я просто живу».
Личная жизнь
- Отец: Леон Навасардович Таривердиев (1903, Нагорный Карабах — 1977)
- Мать: Сатеник Григорьевна Акопова (1902, Тифлис — 1976)
- Первая жена: Елена Васильевна Андреева[6]
- Вторая жена: Элеонора Маклакова — художник постановщик. Профессор.
- Третья жена: Вера Гориславовна Таривердиева — музыковед, президент Благотворительного Фонда Микаэла Таривердиева, автор книги «Биография музыки» (о жизни и творчестве Микаэла Таривердиева), Арт-директор Международного конкурса органистов имени Микаэла Таривердиева
- Сын: Карен Микаэлович Таривердиев[7] (28.05.1960 — 10.07.2014), выпускник Рязанского высшего воздушно-десантного командного училища, майор, участвовал в войне в Афганистане на различных должностях в подразделениях спецназа ГРУ, награждён орденом Красного Знамени, двумя орденами Красной Звезды и медалями, несколько раз был тяжело ранен.
Творческая деятельность
Имя Микаэла Таривердиева больше знают по музыке к популярным фильмам, таким как «Семнадцать мгновений весны», «Ирония судьбы». Помимо этого композитор написал музыку к 132 кинофильмам, он автор камерных вокальных циклов, четырёх балетов, четырёх опер, органной музыки. Ученик Арама Хачатуряна (закончил класс композиции Государственного педагогического института имени Гнесиных в 1957 году), он дебютировал как композитор в Большом зале Московской консерватории — его романсы исполнила камерная певица Зара Долуханова. С его оперы «Кто ты?» начинался Камерный театр Бориса Покровского. Комическая опера «Граф Калиостро» более 15 лет оставалась одной из самых репертуарных опер театра и с успехом показывалась им на гастролях в разных странах.
В последние годы жизни Таривердиев много работал в области инструментальной музыки. Им написаны три концерта для органа («Кассандра», «Полифоническая тетрадь»), «Десять хоральных прелюдий», Симфония для органа «Чернобыль», в которой нашли отражение впечатления от поездки в Чернобыль вскоре после катастрофы. Среди сочинений Таривердиева также два концерта для скрипки с оркестром и «Концерт в романтическом стиле для альта и струнного оркестра», написанный композитором по заказу альтиста и дирижёра Юрия Башмета.
Музыка Таривердиева, независимо от жанра, узнаваема с первых тактов: будь то музыка в кино, театре, опера или романс. Композитор всегда находился в постоянном развитии, придумывал для себя всё время что-то новое, экспериментировал, ставил перед собой новые задачи. В 1960-е годы, после успеха романсов, исполненных Зарой Долухановой, он провозглашает третье направление. Это вызов академизму с одной стороны, а с другой — массовой культуре. Но когда это направление подхватывается другими композиторами, он возвращается к академическим жанрам. Таривердиев обращается к классической опере-буфф, барочному полифоническому органному концерту.
Таривердиев является лауреатом 18 международных премий, в том числе премии Американской академии музыки (1975), премии японской звукозаписывающей фирмы «Виктор» (1978). Возглавлял со дня основания гильдию композиторов кино Союза кинематографистов России, был художественным руководителем Международной благотворительной программы «Новые имена».
Премия за лучшую музыку имени Микаэла Таривердиева в рамках основного конкурса Открытого российского фестиваля «Кинотавр» (учреждена в 1998 году)
Международный конкурс органистов имени Микаэла Таривердиева (проходит раз в два года с 1999 года в Калининграде).
Являлся членом редакционного совета журнала «Детектив и политика».
Музыка к фильмам
Список фильмов с использованием музыки М. Л. Таривердиева
Ниже представлен список фильмов, к которым Микаэл Таривердиев написал музыку (или были использованы его произведения)[8]:
- «Человек за бортом», студия ВГИКа, режиссёры Эльдар Шенгелая, Михаил Калик, Э. Абалов
- 1958 — «Юность наших отцов» (режиссёры Михаил Калик, Борис Рыцарев), Киностудия имени М. Горького
- 1958 — «Из пепла» (реж. Хельмут Дзюба), Центральное телевидение
- 1960 — «Десять шагов к Востоку» (режиссёры Виктор Зак и Хангельды Агаханов), Туркменфильм
- 1961 — «Длинный день» (режиссёр А. Гольдин), Свердловская киностудия
- 1961 — «Человек идёт за солнцем» (режиссёр Михаил Калик), Молдова-фильм
- 1962 — «Мой младший брат» (режиссёр Александр Зархи), киностудия им. Горького
- 1963 — «Большая руда» (режиссёр Василий Ордынский), Мосфильм
- 1964 — «До завтра» (Александр Давидсон), Таджикфильм
- 1964 — «До свидания, мальчики!» (режиссёр Михаил Калик), Мосфильм
- 1964 — «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещён» (реж. Элем Климов), Мосфильм
- 1966 — «Прощай» (режиссёр Григорий Поженян), Одесская студия
- 1966 — «Последний жулик» (режиссёр Ян Эбнер), Рижская киностудия
- 1966 — «Саша-Сашенька» (режиссёр Виталий Четвериков), Беларусьфильм
- 1966 — «Восточный коридор» (режиссёр В. Виноградов), Беларусьфильм
- 1967 — «Разбудите Мухина!» (режиссёр Я. Сегель), киностудия им. Горького
- 1967 — «Спасите утопающего» (режиссёр Павел Арсенов), киностудия им. Горького, стихи Вадима Коростылева
- 1968 — «Маленький школьный оркестр» (режиссёры Александр Муратов, Николай Рашеев)
- 1968 — «Любить» (режиссёр Михаил Калик), киностудия им. Горького
- 1968 — «Пассажир с „Экватора“» (режиссёр Александр Курочкин, исп. Камбурова Е.), киностудия им. Горького
- 1968 — «Ошибка резидента» (режиссёр В. Дорман), киностудия им. Горького
- 1969 — «Король-олень» (реж. Павел Арсенов), киностудия им. Горького, стихи Вадима Коростылева
- 1969 — «Цена» (режиссёр Михаил Калик), киностудия им. Горького
- 1970 — «Судьба резидента» (режиссёр В. Дорман), киностудия им. Горького
- 1971 — «Пятнадцатая весна» (режиссёр Инесса Туманян), киностудия им. Горького
- 1972 — «Земля, до востребования» (режиссёр В. Дорман), киностудия им. Горького
- 1972 — «Спасённое имя» (реж. Д. Моторный, В. Дёмин), Молдова-Фильм
- 1973 — «Семнадцать мгновений весны» (режиссёр Т. Лиознова), киностудия им. Горького, 12 серий.
- 1974 — «Звёздная минута» (режиссёр Лев Кулиджанов), киностудия им. Горького
- 1975 — «Ирония судьбы, или С лёгким паром!» (режиссёр Эльдар Рязанов), Мосфильм
- 1975 — «Ольга Сергеевна» (режиссёр Александр Прошкин), Мосфильм
- 1976 — «Золотая речка» (режиссёр В. Дорман), киностудия им. Горького
- 1976 — «Пропавшая экспедиция» (режиссёр Вениамин Дорман), киностудия им. Горького
- 1978 — «Старомодная комедия» (режиссёры Э. Савельева и Т. Березанцева), Мосфильм
- 1979 — «Дождь в чужом городе» (режиссёры Михаил Резникович, Владимир Горпенко), киностудия им. Довженко
- 1980 — «Адам женится на Еве» (режиссёр В. Титов), Центральное телевидение
- 1981 — «Мы, нижеподписавшиеся» (режиссёр Татьяна Лиознова), киностудия им. Горького
- 1982 — «Возвращение резидента» (режиссёр В. Дорман), киностудия им. Горького
- 1983 — «Ученик лекаря» (реж. Борис Рыцарев), киностудия им. Горького
- 1984 — «Медный ангел» (режиссёр Вениамин Дорман), киностудия им. Горького
- 1984 — «Государственная граница. Фильм 4 — Красный песок» (режиссёр Борис Степанов, Беларусьфильм
- 1986 — «Конец операции „Резидент“», (режиссёр В. Дорман), киностудия им. Горького
- 1987 — «Разорванный круг» (режиссёр В. Дорман), киностудия им. Горького
- 1987 — «Рейс сквозь память» (режиссёр Владимир Коновалов), ЦСДФ
- 1988 — «Аэлита, не приставай к мужчинам» (режиссёр Георгий Натансон), Мосфильм
- 1988 — «Комментарий к прошению о помиловании» (режиссёр И. Туманян), киностудия им. Горького
- 1988 — «Порог» (режиссёр Р. Сергиенко), ЦСДФ
- 1989 — «По ком звонит колокол Чернобыля» (режиссёр Р. Сергиенко)
- 1989 — «Загадка Эндхауза» (режиссёр В. Дербенев), Мосфильм
- 1990 — «Хомо новус», Мосфильм
- 1990 — «Нелюдь» («В раю охота запрещена»), киностудия им. Горького
- 1991 — «Смерть в кино» (режиссёр К.Худяков), Мосфильм
- 1991 — «Я обещала, я уйду» (режиссёр В. Ахадов), Мосфильм
- 1991 — «Танцующие призраки» (режиссёры Е. Резников, Ю. Коротков), Мосфильм
- 1991 — «И возвращается ветер» (режиссёр Михаил Калик)
- 1992 — «Разыскивается опасный преступник» (реж. Гохакия), Сон 1
- 1992 — «Ночные забавы» (реж. В. Усков, В. Краснопольский)
- 1993 — «Русский регтайм» (режиссёр Сергей Урсуляк)
- 1994 — «Незабудки» (режиссёр Лев. Кулижанов), киностудия им. Горького
- 1994 — «Империя пиратов» (режиссёр Г. Гердушян)
- 1994 — «Роман в русском стиле» (реж. А. Бренч)
- 1994 — «Отелло» (реж. Н. Синельников), Би-би-си
- 1994 — «Воровка» (режиссёры В. Усков, В. Краснопольский)
- 1995 — «Летние люди (Дачники)» (режиссёр Сергей Урсуляк)
- 1997 — «Всё то, о чём мы так долго мечтали» (режиссёр Р. Фрунтов)
- 1998 — «Сочинение ко Дню победы» (реж. Сергей Урсуляк), киностудия им. Горького
- 2000 — «Тихие омуты» (реж. Эльдар Рязанов), Мосфильм
- 2009 — «Исаев» (режиссёр Сергей Урсуляк), Централ Партнершип
- 2012 — «Со мною вот что происходит» (реж. Виктор Шамиров), Другое кино, All Media.
Дискография
- «Человеческий голос. Vox humana» вокальные циклы на стихи средневековых японских поэтов.
- «Акварели», на стихи Леонида Мартынова, Беллы Ахмадулиной, Марины Цветаевой, Евгения Винокурова, моноопера «Ожидание» на стихи Роберта Рождественского. Исполняют: Зара Долуханова (сопрано), Нина Лебедева (сопрано), Мария Лемешева (сопрано), Нина Светланова (фортепиано), Микаэл Таривердиев (фортепиано), оркестр Камерного театра имени Б.Покровского, дирижёр Владимир Агронский.
- «Я такое дерево. Автопортрет». Монологи, речитативы, баллады на стихи Григория Поженяна, Эрнеста Хэмингуэя, Людвика Ашкенази, Михаила Светлова, Андрея Вознесенского в исполнении автора.
- «Авангард Микаэла Таривердиева». Вокальные циклы на стихи средневековых японских поэтов.
- «Акварели», вокальные циклы на стихи Беллы Ахмадулиной, Семена Кирсанова, Марины Цветаевой, Леонида Мартынова, вокальная сюита в тональности Соль на стихи Владимира Малишевского исполняют Ольга Кирьянова, Виктория Евтодьева, Татьяна Куинджи. Партия фортепиано — Алексей Гориболь
- «QUO VADIS» Произведения для органа:
- Концерт для органа «Кассандра»
- две хоральные прелюдии из цикла «Подражание старым мастерам»
- Симфония для органа «Чернобыль» в исполнении Екатерины Мельниковой и Жана Пьера Стайверса.
- «Настроения». Произведения для органа:
- Шесть хоральных прелюдий из цикла «Подражание старым мастерам»
- 10 пьес из цикла «Настроения»
- Третий концерт для органа в исполнении Алексея Паршина.
- «Граф Калиостро». Комическая опера в двух действиях. В исполнении солистов и артистов Московского камерного театра имени Бориса Покровского. Дирижёр — Владимир Агронский.
- «Запомни этот миг». Сборник произведений Микаэла Таривердиева на двух дисках.
- «17 мгновений весны». Музыка к фильму.
- «Ирония судьбы» . Музыка к фильму.
- Двойной альбом музыки из кинофильмов «Ольга Сергеевна», «Ошибка резидента», «Медный ангел», «Пропавшая экспедиция», «Король-олень», «Пятнадцатая весна».
- «Знаменитые песни из знаменитых фильмов».
- «Знаменитые инструментальные хиты».
- «Двое в городе». Монологи, речитативы, баллады Микаэла Таривердиева в исполнении Ольги Дзусовой (вокал) и Алексея Гориболя (ф-но).
- «Предчувствие любви». Мадригалы Микаэла Таривердиева в исполнении Вокального трио «Меридиан».
- «Не исчезай». Романсы и песни Микаэла Таривердиева в исполнении дуэта Галины Бесединой и Сергея Тараненко.
- «Ночные забавы. Тихая музыка». Музыка кино последних лет.
- «Воспоминание о Венеции. Тихая музыка» Музыка кино последних лет.
- «До свидания, мальчики!» музыки кино 1960-х.
- «Видение джаза».
- Авторские обработки еврейских песен в исполнении Маши Иткиной.
- «Мгновения» музыка кино.
- «Обещание любви» музыка кино.
- «Микаэл Таривердиев и Эльдар Рязанов».
- «Семнадцать мгновений судьбы. От Кобзона до Глюкозы». Новые версии песен Микаэла Таривердиева.
- «Nostalgia». Исполнение музыки Микаэла Таривердиева японским дуэтом «Хиде-Хиде» (сякухати, сямисэн).
- «Мир музыки Микаэла Таривердиева» — два DVD с архивными записями, концертами, передачами о Микаэле Таривердиеве.
Список сочинений
Оперы
- «Кто ты?» (опера для молодых). Либретто по повести Василия Аксенова «Пора, мой друг, пора!»
- «Мандарины из Марокко» со стихами А. А. Вознесенского, Е. М. Винокурова, Е. А. Евтушенко, Г. Поженяна, Р. И. Рождественского, С. И. Кирсанова, М. Львовского
- «Граф Калиостро» (опера-буфф) по мотивам одноимённой повести А. Н. Толстого
- «Ожидание» (моноопера)
- «Женитьба Фигаренко» (сатирическая опера по мотивам Бомарше, либретто М. Г. Казовского и Ф. Филиппова)
Инструментальная музыка
- 9 новелетт для фортепиано, 1953 г.
- «Мимолётности» для фортепиано, 1953 г.
- Соната для валторны и фортепиано, 1954 г.
- Концерт для тромбона с оркестром, 1954 г.
- Концерт для голоса с оркестром, 1956 г.
- Полифоническое трио, 1957 г.
- Увертюра «К звёздам», 1958 г.
- Концерт для скрипки с оркестром N1 первая редакция — для большого состава оркестра, вторая — для камерного), З части , 24 мин., 1982 г.
- Цикл из 24 пьес для фортепиано «Настроения», 42 мин., 1986 г.
- Концерт для скрипки с оркестром N2 (струнные большого состава, духовые, ударные), 1-частный, 20 мин., 1992 г.
- Концерт для альта и струнных в романтическом стиле, 1-частный, 22 мин., 1994 г.
- Трио для фортепиано, скрипки и виолончели, в 2 частях, 19 мин.
- Произведения для органа
- Концерт для органа «Кассандра», 4 части, 18 мин., 1985 г.
- Симфония для органа «Чернобыль», 2 части («Зона», «Qvo vadis?»), 26 мин., 1988 г.
- Концерт для органа «Полифоническая тетрадь», 4 части, 20 мин., 1988 г.
- Четыре пьесы для органа («Отражения», «Движение», «Хорал», «Прогулка в до-мажоре») 14 мин., 1989 г.
- Десять хоралов для органа «Подражание старым мастерам», посвящено инфанте испанской Елене. 45 мин., 1995 г.
- Балеты
- «Герника» — балет в двух актах, 1984 г., 78 мин.
- «Девушка и смерть» — балет в двух актах, 1986 г., 86 мин.
- Концерты
- Концерт для голоса с оркестром
- Концерт для скрипки с оркестром N1 (первая редакция)
- Концерт для скрипки с оркестром N1 (вторая редакция для камерного состава)
- Концерт N2 для скрипки и струнного оркестра
- Концерт для альта и струнного оркестра в романтическом стиле
- Театральные работы
- «На берегу», одноактный балет
- «Допрос», одноактный балет поставлены в 1945 году в Тбилисском театре оперы и балета, балетмейстеры-постановщики Г. Геловани, М. Гамалетдинов.
- «Назначение», 1963 г., театр «Современник», режиссёр-постановщик О. Ефремов
- «Прощай, оружие!», 1966 г., театр ЛЕНКОМ, режиссёр постановщик Гинзбург
- «Кто ты?» 1966 г., Камерный музыкальный театр, режиссёр-постановщик Б. Покровский
- «Герой нашего времени» 1966 г., Театр на Таганке, режиссёр-постановщик Ю. Любимов
- «Прощай», 1968 г., Театр имени Моссовета, режиссёр-постановщик М. Захаров.
- «Восхождение на Фудзияму», театр «Современник», режиссёр-постановщий Г. Волчек
- «Граф Калиостро» Московский камерный музыкальный театр, 1983 г., режиссёр-постановщик Б. Покровский
- «Ожидание», Московский камерный музыкальный театр, 1985 г., режиссёр-постановщик Б. Покровский
- «Ожидание», Софийский театр оперы и балета, 1990 г.
- «Ожидание», Ереванский театр оперы и балета, 1992 г.
- «Ожидание» Волгоградский музыкальный театр. Дирижёр-постановщик А. Смирнов, 2010 г.
- «Преступная троица», Московский театр «СФЕРА», 1994 г., режиссёр-постановщик Е. Еланская
- «Король, дама, валет», Московский театр «СФЕРА», 1995 г., режиссёр-постановщик Е. Еланская
- «Король-олень», Театр «ГЛОБУС» в Лос-Анджелесе, 1994 г.
- «Король-олень», Московский театр «СФЕРА», режиссёр-постановщик Е. Еланская, 1996 г.
- «Мария Стюарт», Театр имени Ермоловой, режиссёр Владимир Андреев, 1996 г.
- Вокальные произведения
- Три романса на стихи А.Исаакяна («Сорванную розу ветке не вернуть» 3.10, «Могила» 2.56, «Я помню всегда» 3.59), 1955 г.
- Три сонета Шекспира («Замшелый мрамор каменных могил» 2.48, «О, как тебе хвалу я воспою» 3.46, «Трудами изнурен» 4.05), 1956 г.
- «Бывает так» (ст. Гайковича) 2.45, 1961 г.
- Три песни на стихи В.Орлова («Знакомая песенка» 2.52, «Золотые сумерки» 2.05, «Песенка по телефону» 3.08), 1957 г.
- «Акварели» — вокальный цикл на стихи средневековых японских поэтов («В путь» 0.55, «Пути в столицу» 1.54, «Перед казнью» — «В тумане утреннем» 1.54, «Сон» 1.51,) 1957 г.
- Вокальный цикл на стихи Маяковского («А вы могли бы?» 1.06, «Кое-что про Петербург» 2.16, «Тучкины штучки» 1.49, «Послушайте» 2.05, «Вместо письма» 8.08), 1958 г.
- Три песни на стихи С.Давыдовой («Песня о голубях» 2.01, «Дорожная песня» 2.38, «Песня о весне» 2.17), 1959 г.
- «Садовое кольцо» (ст. С. Гребенникова и Н. Добронравова) 2.49, 1960 г.
- «Твои глаза, как фары новых машин» 3.10 (ст. С. Кирсанова), 1960 г.
- Три романса на ст. Кирсанова («Твои рисунки» 3.17, «И за белой скатертью» 3.58, «Приезжай» 3.36), 1960 г.
- Вокальный цикл на стихи Л. Мартынова («Вечерело» 2.30, «Вода» 1.50, «Листья» 4.01), 1962 г.
- Две песни на стихи Н. Добронравова («Ты не печалься» 2.34, «По вечерам» 2.18), 1963 г.
- Вокальный цикл на стихи Беллы Ахмадулиной («Старинный романс» 2.25, «Я думала, что ты мне враг» 3.14, «Пятнадцать мальчиков» 4.31), 1963 г.
- Вокальный цикл на стихи Е.Винокурова («Я ловил ощущение» 2.46, «Окна» 1.39, «Я лицо твое стал забывать» 2.59), 1964 г.
- «Скирли» — вокальная сюита на стихи М. Малишевского («Воробей-экспериментатор» 1.48, «Обезьяна и зеркало» 1.53, «Самолюбие» 1.17, «Критики и пузыри» 1.03, «Беседа» 1.43, «По-грачиному» 1.28, «Соловей и художественный совет» 1.59), 1964 г.
- Семь песен-речитативов на ст. Г. Поженяна («Я такое дерево», «Дельфины», «Вот так улетают птицы», «Сосны», «Мне хотелось бы», «Я принял решение», «Скоро ты будешь взрослым»), 1967 г.
- «Ты уходишь, как поезд» 2.57, на стихи Е. Евтушенко, 1966 г.
- «Прощай, оружие» — вокальный цикл на сл. Э.Хемингуэя в пер. А.Вознесенского «Топот ног», «Зачем?», «По мокрой земле», «Убитый», «С тобой когда-нибудь это было?», «Чем отличается ночь ото дня?», «Хвала рождеству», «Мы тратим, что не воздано для трат», "Люб
- «Маленький принц» 2.05, (ст. Н.Добронравова), 1968 г.
- Шесть вокальный новелл на ст. Людвига Ашкенази («Радио» 1.44, «Женщины» 1.09, «Сигареты» 1.30, «Я ей прямо так и сказал» 2.28, «Облако пара» 1.37, «Песня о новом поколении» 1.20), 1969 г.
- Песни на стихи А. Вознесенского «Тишины хочу» 2.42, «Не трожь, человека, деревце» 1.30, «Загляжусь ли на поезд» 3.12, Память («Убил я поэму») 3.32, «Свисаю с вагонной площадки» 3.32, 1970 г.
- Два романса на стихи М.Цветаевой («Мой милый, что тебе я сделала?» 3.06, «Попытка ревности» 2.58), 1971 г.
- «Я к вам пишу» ст. М. Лермонтова 2.58, 1971 г.
- Две песни на ст. Р. Рождественского («Мгновения» 2.47, «Песня о далекой родине» 2.41), 1972 г.
- Шесть песен на стихи советских поэтов («Мне нравится» ст. М. Цветаевой 1.33, «Никого не будет в доме» ст. Б. Пастернака 2.18, «Со мною вот что происходит» ст. Е. Евтушенко 2.25, «Я спросил у ясеня» ст. В. Киршона 3.06, «По улице моей» ст. Б. Ахмадулиной 2.51)
- «Память» на ст. Д. Самойлова 3.06, 1975 г.
- «Не исчезай» на ст. А. Вознесенского 3.02, 1975 г.
- «Мы с тобою, товарищ» — цикл песен на стихи М.Светлова («Далекие красногвардейцы» 2.47, «Песня старых комсомольцев» 1.47, «Я другом ей не был» 2.06, «Московский военный округ» 2.10, «В разведке» 1.59, «Болота проходит пехота» 2.13, «Мы с тобою»)
- «Эхо» («Не возвращайтесь к былым возлюбленным» на стихи А. Вознесенского 4.10), 1977 г.
- «Песенка о цирке» на ст. Б. Ахмадулиной 3.04, 1977 г.
- «Запомни этот мир» — вокальный цикл на ст. А. Вознесенского («Над пашней сумерки не резки» 1.58, «Ностальгия по настоящему» 2.13, «Благодарю, что не умер вчера» 2.16, «Запомни этот миг» — 2.48), 1979 г.
- Восемь сонетов Шекспира («Люблю» 3.00, «Сонет о курице» 1.48, «Я виноват» 2.15, «Увы, мой стих не блещет новизной» 4.42, «Сонет о яблоке» 2.10, «Любовь слепа и нас лишает глаз» 4.51, «Мешать соединенью двух сердец» 2.59, «Пылающую голову рассвет» 2.39)
- Пять песен на стихи М. Цветаевой («Откуда такая нежность?» 2.10, «Вот опять окно» 2.36, «Островитянка» 2.26, «Мне тебя уже не надо» 2.23, «Забыть?» 3.25), 1986 г.
Награды и премии
- Орден Трудового Красного Знамени (1982) — за заслуги в производстве советских телевизионных фильмов и активное участие в создании фильма «Семнадцать мгновений весны»[9]
- Государственная премия СССР (1977) — за музыку к фильму «Ирония судьбы, или С лёгким паром!».
- премия Ленинского комсомола (1977) — за патриотические песни последних лет и вокальный цикл «Вспомним, товарищ!», посвящённый Ленинскому комсомолу
- народный артист РСФСР (1986)
- лауреат трёх премии «Ника» («Загадка Эндхауза», «Русский регтайм», «Летние люди»), лауреат премии Американской академии музыки за сюиту из к/ф «Ольга Сергеевна».
Память
- На доме № 9 по улице Усиевича, где композитор жил более тридцати лет, установлена памятная доска.
- Имя Микаэла Таривердиева носит единственный в России Международный конкурс органистов, который с 1999 года проводится каждые два года в Калининграде.
- Именем композитора названа Детская музыкальная школа в микрорайоне Очаково, Москва.
- В 1998 году была учреждена Премия за лучшую музыку имени Микаэла Таривердиева в рамках основного конкурса Открытого российского фестиваля «Кинотавр».
- 11 сентября 2013 года именем композитора названа Детская музыкальная школа города Гвардейска, Калининградской области.
Напишите отзыв о статье "Таривердиев, Микаэл Леонович"
Примечания
- ↑ Таривердиев Микаэл Леонович // Москва: Энциклопедия / Глав. ред. С. О. Шмидт; Сост.: М. И. Андреев, В. М. Карев. — М. : Большая Российская энциклопедия, 1997. — 976 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-85270-277-3.</span>
- ↑ 1 2 [www.youtube.com/watch?v=SCa65DEHkp8 Первый канал, 2011. Вечер музыки к 80-летию со дня рождения Микаэла Таривердиева]
- ↑ [www.tariverdiev.ru/content/?idp=code_86 Сайт, посвящённый композитору]
- ↑ [noev-kovcheg.ru/mag/2006-14/358.html#ixzz4HVJklbnl По происхождению — Таривердиев, Ноев Ковчег, 2006]
- ↑ [www.tariverdiev.ru/content/?idp=code_86 Микаэл Таривердиев. Страницы жизни.]
- ↑ [izvestia.ru/news/272997 На огонь смотрел и на солнце немигающими глазами — Известия]
- ↑ [www.medved-magazine.ru/articles/article_699.html Майор Таривердиев]
- ↑ Mikael Tariverdiyev - IMDb (англ.) на сайте Internet Movie Database
- ↑ Указ Президиума Верховного Совета СССР № 7425-Х от 28 июня 1982 года.
</ol>
Ссылки
- [www.tariverdiev.ru Сайт, посвящённый композитору]
- [eldar-ryazanov.ru/index.php?r=11&m=64&p=51 М.Таривердиев и Э.Рязанов]
- [lib.ru/KSP/tariwerd.txt Таривердиев, Микаэл Леонович] в библиотеке Максима Мошкова
- В. А. Разумный [razumny.ru/tariverdiev.htm Воспоминания современника о М. Л. Таривердиеве]
- [www.krugozor-kolobok.ru/65/08/65-08-15.html Монологи города. Из вокального цикла на стихи Маяковского. Журнал «Кругозор» (№ 8, 1965)]
- [www.krugozor-kolobok.ru/66/09/66-09-08.html Чтобы земля никогда не остыла. Диалог критика и композитора. Журнал «Кругозор» (№ 9, 1966)]
- [sobesednik.ru/showbiz/20130516-vdova-mikaela-tariverdieva-ya-umerla-vmeste-s-nim Вдова Микаэла Таривердиева: Я умерла вместе с ним]
|
||||||
Отрывок, характеризующий Таривердиев, Микаэл Леонович
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.
На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.
Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.
Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?
В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.
В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.
Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
Категории:
- Родившиеся 15 августа
- Родившиеся в 1931 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Тбилиси
- Умершие 25 июля
- Умершие в 1996 году
- Умершие в Сочи
- Музыканты по алфавиту
- Композиторы по алфавиту
- Композиторы СССР
- Композиторы России
- Композиторы XX века
- Кинокомпозиторы СССР
- Кинокомпозиторы России
- Кавалеры ордена Трудового Красного Знамени
- Народные артисты РСФСР
- Заслуженные деятели искусств РСФСР
- Лауреаты Государственной премии СССР
- Лауреаты премии Ленинского комсомола
- Выпускники Российской академии музыки имени Гнесиных
- Члены Союза композиторов СССР
- Оперные композиторы
- Выпускники Тбилисской консерватории
- Композиторы-песенники
- Лауреаты премии «Ника»
- Похороненные на Армянском кладбище (Москва)
