Тарикат

Столпы ислама Свидетельство · Молитва · Пост Милостыня · Паломничество Вероубеждение Аллах · Ангелы · Пророки · Писания Судный день · Предопределение История и представители Мухаммед · Халифы · Сахаба · Ансары Мухаджиры · 12 имамов Основные течения Суннизм · Шиизм · Исмаилизм · Ибадизм · Суфизм · Салафизм · Ваххабизм · Ашариты · Матуридизм Книги и законы Коран · Тафсир · Сунна · Сира Шариат · Фикх · Мазхабы Культура и общество Демография · Брак · Женщины · Имена · Искусство · Мечети · Календарь · Праздники · Философия См. также Глоссарий · Исламоведение · Единобожие · Эсхатология · Критика

Тарика́т (араб. طريقة‎ — дорога, путь‎), или сулюк — метод духовного возвышения и мистического познания Истины (хакк). Слово тарика в значении «путь» употребляется в Коране. Тарикату следуют многочисленные суфийские ордена, сильно влияющие на общественную жизнь мусульманского мира. Сторонники мусульманского аскетизма (зухд), шедшие первоначально путём духовного возвышения и борьбы со своими страстями (нафс), в XI веке объединились вокруг духовных наставников в тарикаты. Центрами тарикатов стали многочисленные обители рибаты, ханаки и завии.

Тарикаты практикуют отшельничество и аскетизм, а также проповедуют путь духовного очищения и преданного служения Аллаху. Суфийские ордена сыграли большу́ю роль в деле распространения ислама среди различных народов в Малой Азии, Египте, Центральной Азии, Африке и других регионах исламского мира.

Эволюция определения термина

В IX—X веках тарикат означал практический метод — некий свод морально-этических положений и психологических приёмов, с помощью которого суфий вступал на путь размышлений и психофизических упражнений, результатом которых должно было стать интуитивное познание истинной божественной реальности (хакикат). Такое определение тарикату давали такие теоретики суфизма IX—XI веков как аль-Мухасиби, аль-Джунайд аль-Багдади, аль-Калабади, ас-Саррадж, ас-Сулами и аль-Худжвири. Тарикат представлял собой метод постепенного овладения сущностью созерцательного мистицизма через получаемый духовный опыт «стоянок» (макамов) в едином сочетании с психоэкстатическими состояниями (ахвал).

В XI — середине XII века в Хорасане на базе обителей-кружков образовался институт «учитель (шейх, муршид, пир) — ученик (мюрид)». Этот институт широко распространился по всему мусульманскому миру. Мюрид беспрекословно подчинялся духовному наставнику (муршиду) как единственному проводнику по мистическому пути познания. На этом этапе тарикат стал школой обучения Пути. Каждому тарикату присущи свои приёмы физических, аскетических и духовно-религиозных упражнений и практики (хальва, зикр аль-джахр и зикр аль-хафи, сама), а также соответствующие ритуалы посвящения и регламент образа жизни. В этот период суфизм трансформировался из суфизма элиты в суфизм народных масс.

К концу XII века окончательно сложился институт цепи духовной преемственности (силсила), сыгравший основную роль в канонизации частных методов Пути мистического познания. Связь мюрида с силсилой приобрела сугубо эзотерический характер через посвящение — приобщение к таинству. Появление этого института значительно ускорило создание иерархической структуры и организационной системы суфийских братств. Братство представляет собой относительно централизованную иерархическую организацию с определенным уровнем внутренней дисциплины. Члены братства практикуют особый метод Пути мистического познания его основателя, передающийся через силсила. Под мистическим Путём суфии понимали свод всех частных мистических учений и практических методов, культивировавшиеся в системе братств.

Образование тарикатов

Традиционно считается, что в течение XII—XIV веков в суфизме сложилось 12 основных братств: рифаия, ясавия, шазилия, сухравардия, чиштия, кубравия, бадавия, кадирия, маулавия, бекташия, халватия, накшбандия-хваджаган, возникшие в рамках хорасанской, месопотамской, мавераннахрской и магрибинской мистических традиций. Некоторые исследователи включали такие тарикаты как: дасукия, садия, байрамия, сафавия. Эти братства дали начало всем многочисленным ветвям, сложившимся впоследствии в самостоятельные тарикаты. Самыми ранними братствами были последователи Абдул-Кадира аль-Джилани (кадириты) и Ахмада ар-Рифаи (рифаиты). Отсутствие организационной структуры не позволило некоторым тарикатам, например сухравардия в арабском мире, стать братством.

Особенности тарикатов

В XV—XVII веках в результате постепенной бюрократизации структуры и канонизации ритуала отношения «наставник—ученик» сменились связью «святой—послушник». Теперь мюрид подчинялся не столько духовному наставнику, сколько руководству по внутренней жизни братства. Главным различительным признаком между тарикатами становится зикр.

Основные особенности братства можно свести к следующим:

1. полное подчинение главе тариката как наследнику «божественной благодати» (баракат) и вилая;
2. развитая организационная система, в основе которой заложен принцип иерархического подчинения;
3. два типа последователей: полноправные и ассоциированные члены;
4. эзотерический принцип инициации и посвящения;
5. наличие внутреннего устава в соблюдении физических, аскетических и психологических упражнений и приёмов;
6. особое значение коллективного зикра и его ритуала;
7. наличие в тарикате культа, связанного с могилами «святых» (авлия).

Категории тарикатов

Все тарикаты делятся на три категории:

1. Аяр, последователи которого стремятся достигнуть духовного возвышения путём совершения многочисленных дополнительных намазов-нафиля;
2. Абрар, последователи которого стремятся вести борьбу за духовное очищение общества;
3. Шуттар, последователи которого в своей духовной практике предпочитают методы религиозных трансов, «опьяняющей любви» к Аллаху.

В зависимости от того, какому вероучению (акиде) и правовой школе (мазхабу) следуют последователи тарикатов, тарикат может быть суннитским или шиитским.

Список тарикатов

Тарикаты

Название	Оригинальное название	Основатель (эпоним)	Распространение
Айссауа	араб. العيساوية‎	Эль-Хади ибн Айс (1465—1526)	Марокко, Алжир, Тунис
Бадавия	араб. البدوية‎	Ахмад аль-Бадави (ум. в 1276 г.)	Египет
Бекташи	араб. بكداشية‎	Хаджи Бекташ (ум. в 1270/1271 г.)	Турция, Албания и Босния
Каландария	араб. قلندرية‎	Мухаммад ас-Саваджи (ум. в 1232 г.)	Сирия, Египет, Индия, Турция
Кадирия	араб. القادريه‎	Абдул-Кадир аль-Джилани (1077—1166)	Турция, Индонезия, Южная Азия, Балканы, Китай, Западная и Восточная Африка, Северный Кавказ
Кубравия	араб. کبرویہ‎	Наджм ад-дин Кубра (1145—1221)	Средняя Азия
Мевлеви	араб. المولوية‎	Джалаладдин Руми (1207—1273)	Турция
Накшбандия	перс. نقشبندی‎	Бахауддин Накшбанд (1318—1389)	Средняя Азия, Ближний Восток, Индия, Пакистан, Северный Кавказ
Ниматуллахи	араб. نعمت‌اللهی‎	Шах Ниматулла (1330—1431)	Иран, Европа, Западная Африка, Северная Америка
Рифаия	араб. الرفاعي‎	Ахмад ар-Рифаи (1118—1181)	Арабский Ближний Восток, Турция, Балканский п-ов, Южная Азия
Санусия	араб. سنوسية‎	Мухаммад ас-Сануси (1787–1859)	Ливия, Судан
Сухравардия	араб. سهروردية‎	Абу Хафс ас-Сухраварди (1144—1234)	Индия
Тиджания	араб. التجانية‎	Ахмад ат-Тиджани (1737—1815)	Алжир
Чиштия	перс. چشتی‎	Муинуддин Чишти (1141—1230)	Индия
Шазилия	араб. الشاذلية‎	Абуль-Хасан аш-Шазили (ум. в 1196 г.)	Египет, Северный Кавказ
Ясавия	перс. یسوی‎	Ахмед Ясави (1103—1166)	Центральная Азия

Литература

• Акимушкин О. Ф. [www.academia.edu/800250/_._M._1991 Тарика] // Ислам: энциклопедический словарь / отв. ред. С. М. Прозоров. — М. : Наука, 1991. — С. 224-225.</span>
• Али-заде, А. А. Тарикат : [[web.archive.org/web/20111001002801/slovar-islam.ru/books/T.html арх.] 1 октября 2011] // Исламский энциклопедический словарь. — М. : Ансар, 2007.</span>
• [referenceworks.brillonline.com/entries/encyclopaedia-of-islam-2/tarika-COM_1183 Ṭarīḳa] / Geoffroy E., Lory P., O'Fahey R. S., Zarcone Th., Clayer Nathalie, Popovic A., Nizami K. A., Kaptein N. // Encyclopaedia of Islam. 2 ed. — Leiden : E. J. Brill, 1960—2005.</span> (платн.)

Отрывок, характеризующий Тарикат

Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.
В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.
– Да, да, это правда, – сказал Пьер, весело улыбаясь. – Да, да, мне ничего этого не нужно. Я от разоренья стал гораздо богаче.
Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления дома и подмосковной, говоря про это, как про дело решенное. В это же время Пьер получил письмо от князя Василия и других знакомых из Петербурга. В письмах говорилось о долгах жены. И Пьер решил, что столь понравившийся ему план управляющего был неверен и что ему надо ехать в Петербург покончить дела жены и строиться в Москве. Зачем было это надо, он не знал; но он знал несомненно, что это надо. Доходы его вследствие этого решения уменьшались на три четверти. Но это было надо; он это чувствовал.
Вилларский ехал в Москву, и они условились ехать вместе.
Пьер испытывал во все время своего выздоровления в Орле чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни новых лиц, чувство это еще более усилилось. Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации. Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого целого, особенного и единого народа. Он не противоречил Вилларскому и, как будто соглашаясь с ним (так как притворное согласие было кратчайшее средство обойти рассуждения, из которых ничего не могло выйти), радостно улыбался, слушая его.


Так же, как трудно объяснить, для чего, куда спешат муравьи из раскиданной кочки, одни прочь из кочки, таща соринки, яйца и мертвые тела, другие назад в кочку – для чего они сталкиваются, догоняют друг друга, дерутся, – так же трудно было бы объяснить причины, заставлявшие русских людей после выхода французов толпиться в том месте, которое прежде называлось Москвою. Но так же, как, глядя на рассыпанных вокруг разоренной кочки муравьев, несмотря на полное уничтожение кочки, видно по цепкости, энергии, по бесчисленности копышущихся насекомых, что разорено все, кроме чего то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки, – так же и Москва, в октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни святынь, ни богатств, ни домов, была та же Москва, какою она была в августе. Все было разрушено, кроме чего то невещественного, но могущественного и неразрушимого.
Побуждения людей, стремящихся со всех сторон в Москву после ее очищения от врага, были самые разнообразные, личные, и в первое время большей частью – дикие, животные. Одно только побуждение было общее всем – это стремление туда, в то место, которое прежде называлось Москвой, для приложения там своей деятельности.
Через неделю в Москве уже было пятнадцать тысяч жителей, через две было двадцать пять тысяч и т. д. Все возвышаясь и возвышаясь, число это к осени 1813 года дошло до цифры, превосходящей население 12 го года.
Первые русские люди, которые вступили в Москву, были казаки отряда Винцингероде, мужики из соседних деревень и бежавшие из Москвы и скрывавшиеся в ее окрестностях жители. Вступившие в разоренную Москву русские, застав ее разграбленною, стали тоже грабить. Они продолжали то, что делали французы. Обозы мужиков приезжали в Москву с тем, чтобы увозить по деревням все, что было брошено по разоренным московским домам и улицам. Казаки увозили, что могли, в свои ставки; хозяева домов забирали все то, что они находили и других домах, и переносили к себе под предлогом, что это была их собственность.