Рамадан, Тарик

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Тарик Рамадан»)
Перейти к: навигация, поиск
Тарик Рамадан
Tariq Ramadan

Тарик Рамадан выступает в Музее исламского искусства (Куала-Лумпур, Малайзия). 31.01.2015
Дата рождения:

26 августа 1962(1962-08-26) (61 год)

Место рождения:

Женева, Швейцария

Сайт:

[www.tariqramadan.com/ iqramadan.com]

Тарик Рамадан (р. 26 августа 1962) — франкоязычный швейцарский богослов, египетского происхождения. Родился в Женеве. Профессор философии колледжа в Женеве и профессор ислама в университете Фрибура (Швейцария), телеведущий на спутниковом канале Press TV. Журнал «Time» в 2000 назвал его одним из 100 наиболее выдающихся новаторов XXI века. Он считает, что есть одни неизменные принципы ислама, но его традиции могут отличаться с учетом истории и культуры народа, а также законов проживаемой страны. Противник замыкания мусульман в рамках гетто. Настаивает на сближении мусульман, проживающих в Европе, с европейской культурой. Противник деления мира на западный и мусульманский.





Биография

Тарик — сын Саида Рамадана и Вафы Аль-Банна, старшей дочери Хассана Аль-Банны, который в 1928 в Египте основал организацию «Братья-мусульмане» .

Тарик Рамадан изучал философию и французскую литературу в университете Женевы. Он также написал диссертацию на соискание степени доктора философии о Фридрихе Ницше, названную «Ницше как историк философии».[1] После Рамадан изучал исламскую юриспруденцию в университете Аль-Азхар в Каире, Египет.[2] У него часто берут интервью и произведено приблизительно 100 записей, которые даже продаются десятками тысяч копий каждый год.[3]

На состояние 2009 года Рамадан персона нон грата в Тунисе, Египте, Саудовской Аравии, Ливии и Сирии[4] из-за его «критики этих недемократических режимов, которые отрицают основные права человека».[5]

Рамадан женат на француженке новообращённой в ислам, и у них четыре ребенка.

Виза в США

В феврале 2004 года Рамадан получил штатную должность в университете Нотр-Дам в Саут-Бенде, Индиана, США. Ему предоставили визу 5 мая, однако, 28 июля его виза H-1B была отозванна госдепом .[6] В августе 2004 года представитель правительства процитировали «идеологическое исключение» из закона США «Патриотический акт» (USA PATRIOT Act) как основание для аннулирования визы Рамадана.[7] В октябре, университет Нотр-Дама подал петицию от имени Рамадана. После того как от властей не было получено никакого ответа Рамадан оставил место в университете.

В сентябре 2005 года Рамадан подал заявление на визу типа B, чтобы участвовать в беседах с различными организациями и университетами. Правительство никак не отзывалось на обращение Рамадана, таким образом ACLU и NYCLU (Американский Союз Гражданских свобод и Нью-йоркский Союз Гражданских свобод) подали судебный иск от 25 января 2006 года против правительства Соединенных Штатов от имени Американской Академии Религии, Американской Ассоциации Профессоров университетов и Пен-Центра США (три группы, которые планировали встречаться с Рамаданом в США). ACLU и NYCLU утверждали, что «идеологическое исключение» в законе «Патриотический акт» — это нарушение Первой поправки и Пятой поправки Конституции США.[8] После двух месяцев без ответа, истцы подали заявление в Окружной суд США по Южному судебному округу штата Нью-Йорк, который постановил, чтобы Правительство США, начиная с 23 июня 2006 года приняло решение относительно обращения за визой Рамадана в течение 90 дней.[9]

19 сентября 2006 года правительство формально отрицало обращение за визой Рамадана. Утверждение государственного департамента гласило: " сотрудник американского консульства отрицал обращение за визой доктора Тарика Рамадана. Сотрудник консульства заявил, что доктор Рамадан был недопустим (inadmissible) исключительно из-за его действий — оказания материальной поддержки террористической организации.[10][11] Между декабрем 1998 года и июлем 2002 года Рамадан, пожертвовал 940$ двум благотворительным организациям — «Комитет по Милосердию и Поддержки палестинцев» (Comité de Bienfaisance et de Secours aux Palestiniens) и Association de Secours Palestinien.[12] Казначейство Соединенных Штатов определило что это террористические организации, созданные для сбора средств для Хамас.[13] Американское посольство сказало Рамадану, что он «должен был разумно (reasonably) знать», что благотворительные учреждения предоставляли деньги Хамасу. В статье в «Washington Post», Рамадан сказал: «Как я должен был разумно знать об их действиях прежде, чем само американское правительство знало?»[12][14][15][16]

2 февраля 2007 года ACLU и NYCLU направили жалобу в суд, утверждая, что объяснение правительства отказа в визе Рамадану не было «законно и добросовестное (bona fide)» и что идеологическое исключения «Патриотического Акта» было нарушением Первой и Пятой Поправок. Они также утверждали, что запрет на въезд Рамадана нарушило Первую Поправку также в отношении тех, кто хотел услышать, что он говорит. В своём решении 20 декабря 2007 года окружной судья Пол А. Кротти постановил, что объяснение причин отказа правительства в визе было «законным и добросовестным» и отметило, что у суда «нет никакой власти отменить консульское решение Правительства».[17]

В январе 2008 года ACLU опротестовал решение Кротти. Jameel Jaffer из ACLU , поверенный в деле, заявил: «перемены в объяснении причин правительства только подчеркивают, почему значащий судебный надзор (а окружной суд сделал оплошность) настолько важен. В случае профессора Рамадана и многих других, правительство использует законы об иммиграции, чтобы клеймить и выгонять из страны её критиков, и подвергнуть цензуре и управлять идеями, которые могут услышать американцы. Цензура этого вида полностью враждебна основными принципами открытого общества.» Сам Рамадан заметил:

«Действия американского правительства в моем случае кажутся, по крайней мере мне, произвольными и близорукими. Но я вдохновлен той сильной поддержкой, которую я получил от обычных американцев, гражданских групп и особенно от ученых, академических организаций, и ACLU. Я рад появляющимся дебатам в США о том что случались с нашими странами и идеалами за прошлые шесть лет. И я надеюсь, что в конечном счете мне разрешат посетить их страну так, чтобы я мог поспособствовать дебатам.»[18]

17 июля 2009 года американский федеральный апелляционный суд полностью изменил решение нижестоящего окружного суда. Апелляционный суд второго округа США в составе трёх судей — Джон О. Ньюмэн, Уилфред Феинберг и Рина Рагги — постановил, что у Суда была «юрисдикция, чтобы рассмотреть требование, несмотря на доктрину консульского не рассмотрения (nonreviewability)». Они заявили, что от правительства требовалось согласно закону «предъявить Рамадану утверждения против него, и предоставить ему последующую возможность продемонстрировать в соответствии с явным свидетельством и убедительным доказательством, что он не знал, и разумно не должен был знать, что получатель его вкладов это террористическая организация.» Под ограниченным пересмотром, разрешенным в 1972 году управлением Верховного Суда в деле «Kleindienst против Mandel», группа установила, что "отчет не доказывает что сотрудник консульства, который не дал визу, предъявил Рамадану утверждение что он сознательно отдал материальную поддержку террористической организации, таким образом устраняя адекватную возможность Рамадана «продемонстрировать в соответствии с явным свидетельством и убедительным доказательством, что [он] не знал, и не должен был разумно знать, что организация была террористической организацией.» Дополнительно, группа согласилась с утверждением истцов, что была нарушена Первая Поправка. Группа возвратило дело суду низшей инстанции (remanded), чтобы определить, предъявил ли сотрудник консульства Рамадану «утверждение, что он знал, что получатель его денег предоставлял их Хамасу и затем дать ему разумную возможностью продемонстрировать, в соответствии с явным свидетельством и убедительным доказательством, что он не знал и не мог разумно знать, того факта.»[19]

После этого Рамадан заявил, «я очень удовлетворен решением суда. Я стремлюсь встретиться еще раз с американцами для обсуждений лицом к лицу идей которые являются центральными и крайне важными для соединения культур.» Мелисса Гудмэн, из ACLU, заявила «с сегодняшним решением, мы надеемся, правительство Обамы немедленно покончит с визовой проблемой профессора Рамадана. Мы также поощряем новое правительство чтобы они стали наконец пускать других иностранных ученых, авторов и художников, которые были запрещены к въезду в страну правительством Буша на идеологических основаниях.»[20]

20 января 2010 года после больше чем пяти лет ожидания, американский государственный департамент решил, в документе, подписанном Госсекретарем Хиллари Клинтон, снять запрет, на то чтобы Рамадан (так же как и Профессор Адам Хэбиб из Южной Африки) приехал в Соединенные Штаты. после Рамадан заявил:

После шестилетнего ожидания, решение секретаря Клинтон подтверждает то, что я сам твердил и твердил до сего дня: обвинения в террористических связях, были не чем иным как отговоркой, чтобы мешать мне говорить критически о политике американского правительства на американской земле. Решение заканчивает темный период в американской политике, которая стремилась заблокировать критические дебаты и высказывания.

8 апреля 2010 года Рамадан появился в Нью-Йорке, его первое общественное появление в США, впервые как государственный департамент снял запрет.[21], на встрече где обсуждали как западные нации должны принимать мусульман.

Взгляды

Основная тема работ Рамадана — исламское богословие и положение мусульман на Западе. Он полагает, что необходимо интерпретировать Коран, понимать его значение и практиковать исламскую философию, а не просто читать арабский текст.[22] Он также подчеркивает различие между религией и культурой, которые, как он считает, слишком часто путают, и утверждает, что гражданство и религия — отдельные понятия, которые не должны быть смешаны. Он утверждает, что нет никакого конфликта между мусульманами и европейцами; и что мусульманин должен принять законы своей страны. Он также настроен против некоторых политических деятелей или людей, которые пытаются обойти собственные законы или придать им другой смысл.

Он полагает, что западные мусульмане должны создать «Западный Ислам», подобно существующим «азиатскому исламу» и «африканскому исламу», которые принимают во внимание культурные различия.[23] Этим он подразумевает, что европейские мусульмане должны вновь исследовать фундаментальные тексты ислама (прежде всего Коран) и интерпретировать их в свете их собственного культурного фона, под влиянием европейского общества.

Он отклоняет двоичное деление мира на «Дар аль-ислам» (земли где доминирует ислам) и «Дар аль-харб» (место войны, земли где ислам не доминирует), на том основании, что такое подразделение не упомянуто в Коране. Он также использует термин «Дар аль-Дэ'ва» (Место распространения знания).[24] Для Рамадана Запад ни «место войны», ни «место ислама», но «дар аль-шехэда» — «место свидетельства» (об исламе). Он утверждает, что мусульмане — «свидетели перед человечеством»; они должны постоянно пополнять знания об основных принципах ислама и брать ответственность за свою веру.

Для него «послание ислама», носителем которого являются мусульмане, не является социально-консервативным кодексом приверженности традиции, но обязательством к универсализму и благосостоянию немусульман; и это — также не претензии к неисламским обществам, но выражение солидарности с ними.[25][26]

"…  Европейское окружение — место ответственности для мусульман. Это — и есть значение понятия «место свидетельства» [дар аль-шехэда], которое мы здесь предлагаем . Понятие, которое полностью изменяет перспективы: мусульмане, в течение многих лет, задавались вопросом, как их принимают, но всестороннее исследование и оценка Западного окружения поручают им, в свете их исламской системы взглядов, самую важную миссию… Мусульмане теперь пришли к существенной обязанности и требовательной ответственности: поспособствовать, везде, где они живут, к продвижению блага и справедливости в пределах всего человеческого братства. Перспектива мусульман должна теперь измениться от одной только «защиты» к подлинному «вкладу» (в общество).

Он подчеркивает ответственность мусульманина перед своим окружением, независимо от того исламское оно или нет. Он критикует менталитет типа 'мы против них' , который имеют некоторые мусульмане Запада. Он также защищает ученых-мусульман на Западе, которые живут по западным нравам, а не только по нравам исламского мира. Рамадан сторонник того чтобы как можно больше исламской философии писалось на европейских языках. Он думает, что приверженность европейских мусульман «внешнему» Исламу, заставляет их чувствовать себя неадекватными, что является одной из главных причин отчуждения их от европейской культуры.

Он полагает, что большинство мусульман на Западе спокойно и успешно объединяется в общество. Главные проблемы идут от тех, кто неосведомлен о Западном обществе.

Он также обеспокоен о Западном восприятии Ислама. Он говорит, что сообщество мусульман не умело правильно преподать себя, и это позволило западным жителям путать ислам с культурными чертами. Также, он полагает, что правительства многих исламских стран предают принципы ислама, настраивая таким образом европейцев против ислама в целом.

Он полагает, что мусульманские лидеры в Европе частично ответственны за часто шаткие отношения между мусульманами и остальной частью общества. Он полагает, что их действия были чрезмерно защитными, и что они должным образом не объяснили философию ислама, и при этом они не достаточно общались с обществом немусульман.

Он подчеркивает, что у мусульман на Западе есть свобода религии, и что такие неисламские действия как пьянство, секс до брака и т. п. не «заставляют» мусульман делать что-нибудь подобное. Только несколько ситуаций нарушают свободу совести мусульман. Например, принуждение к участию в захватнических войнах, к участию в незаконном бизнесе, неправильных (для мусульман) похоронах или убийствах животных. Он подчеркивает, что в таких случаях ситуация должна быть тщательно проанализирована, и степень принуждения пересмотрена. Только отказ от насилия и переговоры являются приемлемыми в этих случаях.[27]

Рамадан высказался радикально против всех форм смертной казни, но считает что мусульманский мир должен удалить такие законы собственным решением, без любого Западного давления, так как таковое только более отчуждает мусульман, и в итоге они еще сильнее поддерживают смертную казнь.

Он сказал "мусульманское население убеждает себя в исламском характере своей практики через отрицание Запада, на основе упрощенного рассуждения, которое предусматривает что 'чем менее западный, тем более исламский' "[28]

Рамадан был против американского вторжения в Ирак в 2003 году. Он полагает, что джихад против вооруженных сил Соединенных Штатов в Ираке был оправдан как акт сопротивления притеснению.

Он осудил террористов-смертников и вообще насилие как тактику. Также он заявлял, что терроризм никогда не допустим, даже при том, что иногда его можно понять.[29]

Он высказался против французского закона о запрете выставления на показ религиозных символов в школах.

Рамадан написал, что мусульманский ответ на речь Папы Бенедикта XVI об исламе был непропорционален, и был поощрен реакционными исламскими режимами, чтобы отвлечь население от более важных вопросов, и что это не улучшило положение ислама в мире.[30]

Рамадан написал названную статью, «Les (nouveaux) intellectuels communautaires», которую французские газеты «Ле Монд» и «Фигаро» отказались издать. Oumma.com в конечном счете опубликовал этот текст. В статье он критикует ряд французских еврейских интеллектуалов и активистов таких как Александр Адлер, Ален Финкилкрот, Бернар-Анри Леви, Андре Глюксманн и Бернар Кушнер, за то что они, по его словам, забыли про универсальные права человека, и ставят их ниже защиты интересов Израиля. Рамадан обвинялся, в ответ на это, в том что он использовал поджигательские речи.[31][32]

Дебаты

Во французских телевизионных дебатах в 2003 году с Николя Саркози, Саркози обвинял Рамадана в том что тот выступает за побивание камнями неверных супругов (подобное наказание, которое содержится в таких авторитетных исламских источниках, как хадисы, но упоминания о котором нет в Коране, в ортодоксальном исламе часто допускается как вид смертной казни для определенных преступлений). Рамадан ответил, что Саркози неправ. Он сказал, что он выступает против побивания камнями и что он за «мораторий» на такие методы, но за дискуссию по этому вопросу. Это вызвало гнев Саркози и некоторых других политиков. Рамадан позже защищал своё положение, утверждая, что, поскольку это есть в религиозных текстах, то такой закон должен быть должным образом понят и изучен в контексте. Рамадан утверждал, что в мусульманских странах, простое «осуждение» такого закона ничего не изменит, но с «мораторием» это могло бы открыть путь для дальнейших дебатов. Он думает, что только такие дебаты могут привести к отмене этих правил.[33] > Он также, участвовал в подобных дебатах по этой проблеме, в частности в Кембриджском Союзе с Бернардом Криком в 2008 году.

Основные тезисы

  • Я — европеец, и я — мусульманин
  • Не бойтесь перестать быть арабами, бойтесь перестать быть мусульманами!
  • Арабская культура — это ещё не культура ислама

Книги

Напишите отзыв о статье "Рамадан, Тарик"

Примечания

  1. Tariq Ramadan. What I Believe. Oxford University Press. p. 12
  2. [www.tariqramadan.com/BIOGRAPHY,11.html Biography of Tariq Ramadan — Official Website] (недоступная ссылка с 11-05-2013 (3995 дней))
  3. [www.weeklystandard.com/Content/Public/Articles/000/000/012/800naxnt.asp?pg=1 The State Dept. Was Right to deny Tariq Ramadan a visa], Olivier Guitta, Weekly Standard, 10/16/2006, Volume 012, Issue 05
  4. Caldwell, Christopher. Reflections on the Revolution in Europe, Doubleday, 2009, page 292. ISBN 978-0-385-51826-0
  5. [www.nrc.nl/international/opinion/article2331989.ece Tariq Ramadan answers his Dutch detractors Published: 18 August 2009 12:25 | Changed: 26 August 2009 10:56]
  6. [www.washingtonpost.com/wp-dyn/articles/A64700-2004Dec14.html Lacking Visa, Islamic Scholar Resigns Post at Notre Dame] — Washington Post — Wednesday, December 15, 2004
  7. [www.aclu.org/safefree/general/23588res20060124.html Tariq Ramadan]. American Civil Liberties Union (24 января 2006). Проверено 18 июля 2009. [www.webcitation.org/65EOho0Zt Архивировано из первоисточника 5 февраля 2012].
  8. [www.aclu.org/pdfs/complaint012506.pdf Am. Acad. of Religion v. Chertoff - Complaint for Declaratory and Injunctive Relief] (25 января 2006). Проверено 18 июля 2009. [www.webcitation.org/65EOjQ5BX Архивировано из первоисточника 5 февраля 2012].
  9. cite court |litigants=Am. Acad. of Religion v. Chertoff |vol=463 |reporter=F. Supp. 2d |opinion=400 |pinpoint=p. 58 |court=S.D.N.Y. |year=2006 |url=
  10. [www.nytimes.com/2006/06/24/nyregion/24scholar.html?ex=1308801600&en=7a140720abffaf89&ei=5090&partner=rssuserland&emc=rss Judge Orders U.S. to Decide if Muslim Scholar Can Enter] — NY Times, 24 June 2006
  11. [www.nysun.com/article/40328 Oxford Professor Denied Visa Due to Alleged Hamas Links] — NY Sun, 26 September 2006
  12. 1 2 [www.washingtonpost.com/wp-dyn/content/article/2006/09/29/AR2006092901334.html Why I’m Banned in the USA], Tariq Ramadan, Washington Post, October 1, 2006; Page B01
  13. United States Treasury. Office of Terrorism and Financial Intelligence. Available [www.ustreas.gov/offices/enforcement/key-issues/protecting/charities_execorder_13224-b.shtml UStreas.gov] Accessed 13 March 2007.
  14. [www.washingtonpost.com/wp-dyn/articles/A1344-2004Sep6.html «A Visa Revoked»,] Washington Post editorial
  15. [www.islam-online.net/English/News/2006-04/14/article04.shtml US Inconsistent in Denying Tariq Ramadan Visa: Judge], at Islamonline.net
  16. John Tirman. [www.alternet.org/rights/19741 Banned in America]. AlterNet. [www.webcitation.org/65EOjrhzC Архивировано из первоисточника 5 февраля 2012].
  17. [www.aclu.org/images/exclusion/asset_upload_file33_33325.pdf Am. Acad. of Religion v. Chertoff - Opinion and order] (20 декабря 2007). Проверено 18 июля 2009. [www.webcitation.org/65EOtlTcd Архивировано из первоисточника 5 февраля 2012].
  18. [www.aclu.org/safefree/exclusion/33770prs20080123.html ACLU Asks Federal Appeals Court to Lift Ban on Renowned Scholar]. American Civil Liberties Union (23 января 2008). Проверено 18 июля 2009. [www.webcitation.org/query?url=http%3A%2F%2Fwww.aclu.org%2Fsafefree%2Fexclusion%2F33770prs20080123.html&date=2009-08-30 Архивировано из первоисточника 30 августа 2009].
  19. url=www.ca2.uscourts.gov/decisions/isysquery/c79d2c34-c40b-4149-aec1-461257eacfc1/1/doc/08-0826-cv_opn.pdf UScourts.gov
  20. [www.aclu.org/safefree/exclusion/40359prs20090717.html Federal Appeals Court Rules In Favor Of U.S. Organizations That Challenged Exclusion Of Prominent Muslim Scholar]. American Civil Liberties Union (17 июля 2009). Проверено 18 июля 2009. [www.webcitation.org/65EOuRj99 Архивировано из первоисточника 5 февраля 2012].
  21. Tracy, Marc [www.tabletmag.com/scroll/30306/live-from-new-york-it%E2%80%99s-tariq-ramadan/ Live, From New York, It's Tariq Ramadan] (April 9, 2010). Проверено 11 апреля 2010. [www.webcitation.org/65EOvAMIl Архивировано из первоисточника 5 февраля 2012].
  22. [www.tariqramadan.com/Reading-the-Koran.html Reading the Koran] (недоступная ссылка с 11-05-2013 (3995 дней)). Tariq RAMADAN (2008-01-07). Retrieved on 2011-01-30.
  23. [www.tariqramadan.com/To-be-a-European-Muslim.html Tariq RAMADAN] (недоступная ссылка с 11-05-2013 (3995 дней)). Tariq RAMADAN. Retrieved on 2011-01-30.
  24. Laurence, Jonathan. (2007-05-01) [www.foreignaffairs.com/articles/62630/jonathan-laurence/the-prophet-of-moderation-tariq-ramadan-s-quest-to-reclaim-islam The Prophet of Moderation: Tariq Ramadan’s Quest to Reclaim Islam]. Foreign Affairs. Retrieved on 2011-01-30.
  25. Ramadan, Tariq — To Be a European Muslim — Publisher: Islamic Foundation Pg 150
  26. [web.archive.org/web/20070813065128/www.cceia.org/resources/journal/21_4/essays/001.html Reading Tariq Ramadan: Political Liberalism, Islam, and «Overlapping Consensus» [Full Text] Ethics & International Affairs, Volume 21.4 (Winter 2007)]
  27. Ramadan, Tariq. To Be a European Muslim (1999) ISBN 0-86037-300-2
  28. [www.guardian.co.uk/comment/story/0,3604,1447867,00.html We must not accept this repression The Muslim conscience demands a halt to stonings and executions] — The Guardian — Tariq Ramadan — Wednesday March 30, 2005
  29. [www.salon.com/books/int/2007/02/20/ramadan/ The modern Muslim], Steve Paulson, Salon.com — 2/20/2007
  30. [web.archive.org/web/20060920214901/www.iht.com/articles/2006/09/20/opinion/edramadan.php A struggle over Europe’s religious identity] — Tariq Ramadan for the International Herald Tribune. 20 September 2006
  31. [www.denistouret.net/textes/Ramadan.html#Finkielkraut Denistouret.net]
  32. [www.nytimes.com/2007/02/04/magazine/04ramadan.t.html?pagewanted=5&_r=1 NYtimes.com]
  33. Ian Buruma, New York Times, 4 February 2007, [www.nytimes.com/2007/02/04/magazine/04ramadan.t.html Has an Identity Issue]

Ссылки

  • [www.islamnaneve.ru/mpage.php?p=articles/tariq Тарик Рамадан]
  • [www.eur.nl/fsw/ramadan Homepage prof. dr. Tariq Ramadan (Erasmus University Rotterdam)]
  • [yandex.ru/yandsearch?server_name=%CC%EE%E9+%F1%E0%E9%F2&serverurl=www.islam.ru&text=%F2%E0%F0%E8%EA+%F0%E0%EC%E0%E4%E0%ED/ Тарик Рамадан на Ислам.ру]

Отрывок, характеризующий Рамадан, Тарик

– Граф, граф! – кричал Берг, такой же оживленный, как и Борис, подбегая с другой стороны, – граф, я в правую руку ранен (говорил он, показывая кисть руки, окровавленную, обвязанную носовым платком) и остался во фронте. Граф, держу шпагу в левой руке: в нашей породе фон Бергов, граф, все были рыцари.
Берг еще что то говорил, но Ростов, не дослушав его, уже поехал дальше.
Проехав гвардию и пустой промежуток, Ростов, для того чтобы не попасть опять в первую линию, как он попал под атаку кавалергардов, поехал по линии резервов, далеко объезжая то место, где слышалась самая жаркая стрельба и канонада. Вдруг впереди себя и позади наших войск, в таком месте, где он никак не мог предполагать неприятеля, он услыхал близкую ружейную стрельбу.
«Что это может быть? – подумал Ростов. – Неприятель в тылу наших войск? Не может быть, – подумал Ростов, и ужас страха за себя и за исход всего сражения вдруг нашел на него. – Что бы это ни было, однако, – подумал он, – теперь уже нечего объезжать. Я должен искать главнокомандующего здесь, и ежели всё погибло, то и мое дело погибнуть со всеми вместе».
Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.


Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.
Ядра всё так же равномерно свистели и шлепались на лед, в воду и чаще всего в толпу, покрывавшую плотину, пруды и берег.


На Праценской горе, на том самом месте, где он упал с древком знамени в руках, лежал князь Андрей Болконский, истекая кровью, и, сам не зная того, стонал тихим, жалостным и детским стоном.
К вечеру он перестал стонать и совершенно затих. Он не знал, как долго продолжалось его забытье. Вдруг он опять чувствовал себя живым и страдающим от жгучей и разрывающей что то боли в голове.
«Где оно, это высокое небо, которое я не знал до сих пор и увидал нынче?» было первою его мыслью. «И страдания этого я не знал также, – подумал он. – Да, я ничего, ничего не знал до сих пор. Но где я?»
Он стал прислушиваться и услыхал звуки приближающегося топота лошадей и звуки голосов, говоривших по французски. Он раскрыл глаза. Над ним было опять всё то же высокое небо с еще выше поднявшимися плывущими облаками, сквозь которые виднелась синеющая бесконечность. Он не поворачивал головы и не видал тех, которые, судя по звуку копыт и голосов, подъехали к нему и остановились.
Подъехавшие верховые были Наполеон, сопутствуемый двумя адъютантами. Бонапарте, объезжая поле сражения, отдавал последние приказания об усилении батарей стреляющих по плотине Аугеста и рассматривал убитых и раненых, оставшихся на поле сражения.
– De beaux hommes! [Красавцы!] – сказал Наполеон, глядя на убитого русского гренадера, который с уткнутым в землю лицом и почернелым затылком лежал на животе, откинув далеко одну уже закоченевшую руку.
– Les munitions des pieces de position sont epuisees, sire! [Батарейных зарядов больше нет, ваше величество!] – сказал в это время адъютант, приехавший с батарей, стрелявших по Аугесту.
– Faites avancer celles de la reserve, [Велите привезти из резервов,] – сказал Наполеон, и, отъехав несколько шагов, он остановился над князем Андреем, лежавшим навзничь с брошенным подле него древком знамени (знамя уже, как трофей, было взято французами).
– Voila une belle mort, [Вот прекрасная смерть,] – сказал Наполеон, глядя на Болконского.
Князь Андрей понял, что это было сказано о нем, и что говорит это Наполеон. Он слышал, как называли sire того, кто сказал эти слова. Но он слышал эти слова, как бы он слышал жужжание мухи. Он не только не интересовался ими, но он и не заметил, а тотчас же забыл их. Ему жгло голову; он чувствовал, что он исходит кровью, и он видел над собою далекое, высокое и вечное небо. Он знал, что это был Наполеон – его герой, но в эту минуту Наполеон казался ему столь маленьким, ничтожным человеком в сравнении с тем, что происходило теперь между его душой и этим высоким, бесконечным небом с бегущими по нем облаками. Ему было совершенно всё равно в эту минуту, кто бы ни стоял над ним, что бы ни говорил об нем; он рад был только тому, что остановились над ним люди, и желал только, чтоб эти люди помогли ему и возвратили бы его к жизни, которая казалась ему столь прекрасною, потому что он так иначе понимал ее теперь. Он собрал все свои силы, чтобы пошевелиться и произвести какой нибудь звук. Он слабо пошевелил ногою и произвел самого его разжалобивший, слабый, болезненный стон.
– А! он жив, – сказал Наполеон. – Поднять этого молодого человека, ce jeune homme, и свезти на перевязочный пункт!
Сказав это, Наполеон поехал дальше навстречу к маршалу Лану, который, сняв шляпу, улыбаясь и поздравляя с победой, подъезжал к императору.
Князь Андрей не помнил ничего дальше: он потерял сознание от страшной боли, которую причинили ему укладывание на носилки, толчки во время движения и сондирование раны на перевязочном пункте. Он очнулся уже только в конце дня, когда его, соединив с другими русскими ранеными и пленными офицерами, понесли в госпиталь. На этом передвижении он чувствовал себя несколько свежее и мог оглядываться и даже говорить.
Первые слова, которые он услыхал, когда очнулся, – были слова французского конвойного офицера, который поспешно говорил:
– Надо здесь остановиться: император сейчас проедет; ему доставит удовольствие видеть этих пленных господ.
– Нынче так много пленных, чуть не вся русская армия, что ему, вероятно, это наскучило, – сказал другой офицер.
– Ну, однако! Этот, говорят, командир всей гвардии императора Александра, – сказал первый, указывая на раненого русского офицера в белом кавалергардском мундире.
Болконский узнал князя Репнина, которого он встречал в петербургском свете. Рядом с ним стоял другой, 19 летний мальчик, тоже раненый кавалергардский офицер.
Бонапарте, подъехав галопом, остановил лошадь.
– Кто старший? – сказал он, увидав пленных.
Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]