Таррелл, Джеймс
| Джеймс Таррелл | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Жанр: | |
| Стиль: | |
 Работы на Викискладе | |
Джеймс Таррелл (англ. James Turrell; род. 1943, Лос-Анджелес, США) — современный американский художник.
Содержание
Образование
- Pomona College
- Claremont Graduate School in Claremont, Калифорния
Творчество
Творчество Таррелла посвящено изучению света и пространства. Будь то использование света на закате или сияния телевизора — искусство Таррелла помещает зрителей в реалии чистого опыта. Таррелл манипулирует светом как скульптор глиной. Каждая инсталляция активизирует сенсорное восприятие, которое способствует открытию: что казалось, например, кубом, в действительности — две световые плоскости проецируемого света, а чёрный квадрат на потолке — портал в ночное небо. Творчество Таррелла находится где-то между логическим дискурсом и чистым наблюдением. Художник создает работы, которые свидетельствуют о расхождении между знанием и восприятием. То, что Таррелл показывает зрителям, не является иллюзией или обманом, это удивительная реальность.
Таррелл принадлежит к группе калифорнийских художников, которые экспериментировали со светом и восприятием в конце 1960-х. Тогда он, Роберт Ирвин (Robert Irwin), Дуглас Уилер (Douglas Wheeler) и другие были участниками движения «Свет и Пространство Калифорнии» (California’s Light and Space Movement). Для этой группы художников тема произведения искусства как объекта была пройденным этапом. Их интересовали феномены восприятия, чистое исследование визуального опыта. Анализ привел к созданию окружения с тщательно просчитанным светом и пространством, которое вызывало у зрителя оптические эффекты.
Геометрические формы из света
Первые проекты Таррелла были осуществлены в Mendote Hotel в Калифорнии, который он арендовал как студию и выставочное пространство с 1966 по 1972. Здесь, используя перекрестно проецируемый галогенный свет, художник создавал геометрические формы, которые взаимодействовали с интерьером и внешним пространством. Многие произведения художника связаны со сложностью восприятия света. Wedgework III (1974) не является исключением: в темноте виден объём из флуоресцентного фиолетового света, похожий на клин. Источник света остается вне поля зрения, видна только проекция. Этот свет не освещает какой-либо объект, он сам является объектом.
Кратер Роден
С 1972 Таррелл занимается преобразованием кратера Роден в масштабное произведение искусства. Этот потухший вулкан расположен на юго-западе Окрашенной пустыни в Северной Аризоне. Как обсерватория, кратер Роден позволяет посетителям увидеть небесные явления невооруженным глазом. Строительство данного проекта находится в ведении Dia Art Foundation и Skystone Foundation при поддержке со стороны Lannan Foundation.
Space Division Constructions
В 1976 Таррелл начал серию Space Division Constructions. В этих работах Таррелл разделял выставочное пространство при помощи перегородки с отверстием на две зоны: для зрителей и света. Таррелл создает оптическую иллюзию, благодаря которой зритель воспринимает прямоугольное отверстие как плоскую монохромную поверхность. Длительное разглядывание дает удивительный сдвиг в восприятии.
Skyspaces
В 1970-х Таррелл начал серию работ, которые он описывает как «небесные пространства» (skyspaces). Это закрытые пространства — комнаты или отдельно стоящие структуры, с открытым доступом к небу посредством прямоугольного или круглого отверстия в крыше. Хотя они несут архитектурный характер, эти пространства существуют для создания световых эффектов и восприятия событий, которые являются искусством Таррелла. Tending, (Blue) был создан для Nasher Sculpture Center. Чтобы достигнуть оптического эффекта, Таррелл скоординировал сложную систему подсветки, которая вступает во взаимодействие с природными циклами восхода и захода солнца и реагирует на постоянно меняющиеся атмосферные условия. Расположенный в северной части скульптурного сада, Tending, (Blue) размещен в структуре из грубых блоков чёрного гранита и состоит из двух самостоятельно функционирующих, но связанных между собой, компонентов: вестибюля и «небесного пространства».
Tall Glass
В 2000-х Таррелл начал создавать серию Tall Glass. В этой серии художник добавил временной элемент. Каждая работа состоит из светодиодов, запрограммированных менять цвет с течением времени, по аналогии с изменением цвета неба. Зритель видит только крупные, плавучие, тонко меняющиеся области света.
Награды и гранты
С 1968, когда Таррелл получил грант от Национального фонда искусств, художник стал получателем порядка девятнадцати наград: от Фонда стипендий Джона Д. и Кэтрин Т. Макартуров (1984) до Chevalier des Arts et des Lettres от французского правительства (1991). На протяжении шести лет, с 1997 по 2002, Таррелл получил шесть различных призов и наград и стал почетным доктором Художественного института Чикаго (1999), Университета Клермонт в Калифорнии (2001), Королевской академия искусств в Лондоне (2002).
Персональные выставки
|
|
|
Публичные коллекции
|
|
|
Напишите отзыв о статье "Таррелл, Джеймс"
Ссылки
- [www.pbs.org/art21/artists/turrell/ Информация о художнике на сайте art21 (интервью, документальный фильм)]
- [www.pacewildenstein.com/Artists/ViewArtist.aspx?artist=JamesTurrell&type=Artist&guid=05c48019-2fde-4e3b-be25-56419dcc2729 Информация о художнике и выставках на сайте галереи Pace Wildenstein]
- [www.artfacts.net/index.php/pageType/artistInfo/artist/1799/lang/1 ArtFacts]
- [www.griffinla.com/Default.aspx?tabid=106 Griffin Gallery]
- [www.conversations.org/story.php?sid=32 Интервью с художником, 1999]
- [www.youtube.com/watch?v=vyhwhdi_j-Q Интервью с Джеймсом Тарреллом, посвященное его работам и выставке в Музее современного искусства «Гараж»]
Отрывок, характеризующий Таррелл, Джеймс
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!
В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
