Тарский уезд

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Тарский уезд
Герб уездного города Герб губернии
Губерния
Губернии
Центр
Образован
Упразднён
Площадь
71 542,1 вёрст²
Население
276260 (1914)

Та́рский уезд (рус. дореф. Тарскiй уѣздъ) — административно-территориальная единица Приказа Казанского дворца, Тобольского разряда Сибирского приказа, Сибирской губернии Русского царства; Тобольской провинции Сибирского царства, Тобольской области Тобольского наместничества, Тобольской губернии Российской Империи; Тюменской губернии, Акмолинской (Омской) области Российского государства; Омской губернии РСФСР СССР.

Уездный город — Тара.





История

XVI век

Устье реки Шиш — южный пункт на Иртыше (на территории будущего Тарского уезда), куда доходил отряд Ермака Тимофеевича в последней в своей жизни экспедиции 1584 года.

Царь Фёдор Иоаннович, стремясь обезопасить Тобольск с юга, повелел на границе со степью основать новый город. В царском наказе князю Елецкому говорилось:

.. итти города ставить въ верьхъ Иртыша на Таръ рѢку, гдѢ бы Государю было впредь прибыльняе, чтобъ пашню завести, и Кучума Царя истѢснить, и соль устроить,…[1]

В конце 1593 года план построения Тары был утверждён и Разрядный приказ приступил к формированию рати для его исполнения. Было решено, что основное снаряжение, припасы и другие грузы для нового города доставлять из центральных районов страны водным путём, который именовали в то время Камским.

Так в 1594 году (7102 году от Сотворения Мира) был основан город Тара. При основании Тары, татары Коурдакской волости с 82 душ ясашных уже платили по 18 сороков соболей. Ясак повелено собирать самыми лучшими соболями и чёрными куницами, лучшими бобрами, собольими и беличьими шубами.

Царский Двор тогда намерен был размножить и украсить Тару город перед всеми другими в Сибири, и сделать его оградой против разъезжающих всюду степных народов.

Тара становится центром Тарского воеводства II порядка. Из Москвы присылались для управления гражданскими и военными делами 2 воеводы: городовой воевода и воевода для вылазок.

Верхние татарские волости, которые до того времени платили ясак в Тобольск или Нагайскому Мурзе, сей ясак впредь в город Тару отдавали:

  • волость Аялы (под руководством есаулов Мамыки и Янгильдея, 500 человек ясашных);
  • волость Коурдак (князь Канкуль, 350 человек ясашных);
  • волость Саургач (князь Янбыш, 80 человек ясашных);
  • волость Утуз (15 человек ясашных);
  • волость Тава (князь Ангильдей, 10 человек ясашных);
  • волость Урус (6 человек ясашных);
  • волость Токус (князь Баишеп, 3 человека ясашных);
  • волость Супра;
  • Мерзлой городок;
  • волость Тураш;
  • волость Кирпики;
  • волость Малогородская;
  • Пегая орда (князь Вопя).

Указом царя Фёдора Иванович, было велено бухарских и нагайских послов на Таре принимать, их предложения слушать и в Москву докладывать.[2]

В 1595 году наказом царя учреждается Бухарское купечество в Сибири.

... если Бухарскіе и Нагайскіе торговые люди со всякими товарами, съ лошадьми и съ скотомъ въ городъ Тару пріѢдут, то имѢть тамошним жителям съ ними вольное купечество и поступать съ ними съ учтивостію, дабы ихъ тѢмъ къ себѢ привлекать, а по продажѢ товаровъ отпускать ихъ назадъ безъ всякого задержанія, буде же нѢкоторые изъ нихъ пожелаютъ съ своими товарами и со скотомъ Ѣхать въ Тобольскъ или въ Тюмень, то имъ и это дозволяется...[3]

Зимой 1595 года старший сын Кучума Алей совершил нападение на Аялынскую татарскую волость, расположенную в устье реки Тары. Зимой Тарские служилые люди воюют Барабу на лыжах и берут городище Тунус. Присоединяются волости находившиеся под властью нагайского мурзы Алея:

  • волость Чангула (мурза Чангул);
  • волость Лугуй;
  • волость Люба;
  • волость Келема;
  • волость Тураш;
  • волость Барама (Бараба);
  • волость Кирпики (вновь возвращена).

Дин Али Ходжа из Ургенча, потомок пророка Мухаммеда, был в числе трёх шейхов, направленных в Сибирь по просьбе хана Кучума его родственником-шейбанидом, правителем Бухары Абдуллой-ханом. В результате чего возникло поселение Ходжа Тау — юрты Казатовские (ныне деревня Казатово).

В 1596 году были присоединены волости: Чойская, Теренинская, Карагалинская.

В 1598 году Тарский воевода князь Иван Мосальский напал на стойбище Кучума и захватил несколько жён его с детьми и принадлежащими ему стадами. Это стал последний поход против Кучума.

Для заведения пашни, правительство присылало «пашенных» людей, первые из которых прибыли в Тару в 1598 году. В 1599 году за речкой Чекруша была подобрана подходящая елань для заведения «государевой десятинной пашни».

XVII век

В начале XVII века кучумовец Аблайгерим вместе со степными воинскими людьми совершил нападение на татарскую Тебендинскую волость.

В 1606 году в Тарском уезде случилось нападение кочевников-калмыков, которые грабили деревни.

В 1610 году в Тару прибыли послы от калмыкских тайшей, в том числе от торгоутского Хоорлека.

Тарские казаки под руководством Минина и Пожарского принимали участие в освобождении Москвы от поляков во время Смутного времени.

14 января 1613 года по грамоте воевод и князей Дмитрия Трубецкого и Дмитрия Пожарского тарские казаки были отпущены из Москвы и обеспечены годовым земским жалованием, выданным из Пермских доходов.[4]

18 мая 1617 года по государеву указу дано жалование Сибирянам Тарского города атаману Василию Тюменцу, да литовскому десятнику Ивану Петрову, да толмачу Лунке новокрещённому.[5]

В 1620 году татары Коурдакской волости писали воеводам жалобы о непомерном росте ясака. В Тару был сослан князь воевода Лобанов-Ростовский А. В..

В 1621 году Тара была причислена к «хлебным городам». Служилые люди из Тары первыми в Сибири разведали несколько солёных озёр, она являлась пионером в снабжении населения Западной Сибири солью.

К 1624 году в уезде имелись деревни служилых людей:

  • при реке Чекруша: деревня Дементьева 1 двор, деревня Яковлева 1 двор;
  • при Степановом озере: деревня Кирилова 1 двор, деревня Машинского 1 двор;
  • при реке Кривуши: деревня Иванова 5 дворов, деревня атамана ясашных людей 1 двор;
  • при реке Байгилдейке: деревня Черкасова 2 двора;
  • при Байгильдеевом озере: Терентьева 1 двор, Малова 1 двор, Колачникова 1 двор;
  • на Красном Яру около реки Уй: Романова 1 двор, Старченинова 1 двор;
  • при Мамешеве озере: Мамешева 5 дворов;
  • при Имшитике: Прокудина 1 двор;
  • при Ильчике озере: Мосалитина 1 двор, Абреимова 1 двор;
  • при Иртыше: Гаврилова 1 двор;
  • при реке Балчике: Лукьянова 1 двор;
  • за речкой Архаркой в дубравах: Пантелеева, Курмина, Годунова, Семёнова по 1 двору;
  • при Зуеве озере: Ефтина 6 дворов, Кулударова 1 двор;
  • при реке Ибейки: братьев Сафроновых 2 двора, Сотонина 1 двор;
  • при реке Оше: Жаденова (Гаденова) и Трещокина по 1 двору;
  • при Ананьином озере: Ананьина 2 двора.

Кроме того 6 человек служилых людей имели займища и 77 человек отъезжие пашни. Во всех этих деревнях и займищах проживало 150 человек в 46 дворах. Пашенными крестьянами основана только одна деревня Чекруш при реке Чекруше. В этой деревне было 4 двора, 2 землянки, 8 человек крестьян, которые имели свои дворы в Таре.[6]

В 1625 году в уезде был необыкновенный урожай.

Тяжёлый ясачный гнёт был одной из причин разразившейся в 1627 году «тарской смуты» — восстания ясачных татар Тарского уезда. Ясачные Барабинцы не стерпя вымогательств и насильств предместниками их князьями Шаховским, Кайсаровым, ровно и нижними подчинёнными деланные, вместо первого намерения сжечь Тару с деревнями, лучше решили откочевать. По царской грамоте было велено расследовать поступки воевод, а бежавших татар обнадёжить поощрением и льготами.[7]

Летом 1627 года положение в Тарском уезде ещё более осложнилось. Калмыцкие правители Айдар и Мангыт открыто стали угрожать Таре. События в Тарском уезде крайне встревожили правительство царя Михаила Фёдоровича.

В 1628 году по расследованию Тарские воеводы Юрий Иванов Шаховский и Михайло Фёдоров Кайсаров по «Калмыцкому делу» в «опале государя» были сосланы в Тобольск на 4 года. Тарская смута закончилась лишь в 1631 году.

В 1629 году Тара входит в Тобольский разряд.

В 1631 году строятся острожки: Ишимский, Тебендинский, Коурдакский и входят в состав Тоболо-Ишимской засечной черты. Ишимский острог построен от предостережений от калмыков, которые тогда подходить близко стали. От Тебендинского острога располагался в 25 верстах. Тебендинский острог был построен палисадником от неприятельских набегов, так как калмыки и оставшиеся от Кучума люди, российские селения и ясашные татарские волости беспокоили. Посылались сюда по 50 казаков погодно. После того как опасность ушла, содержалось тут небольшое число казаков только для вестей, а постоянных российских жителей здесь не бывало. Жили здесь иногда зимой из ближайших деревень татары. Название острог получил от бывшего здесь татарского городка Тювенда, что русские выговаривают «Тебенда», здесь жил татарский князь Елигай, происходивший от Ишимского хана Саргачика. Коурдакский острог построен для охраны от калмыкских набегов между Тобольским и Тарским уездами в расстоянии от города Тары 130 вёрст. Содержался в нём казацкий гарнизон из Тобольска, который ежегодно сменяли.[8]

Осенью 1631 года началось новое сильное наступление кочевых орд на сибирские окраины, в котором активное участие приняли и тарские татары. Калмыцкие полчища вторглись вглубь Тарского уезда, предавая огню и опустошению сёла, деревни и заимки.

В 1633 году по государеву указу атаман Тарского города Влас Калашников был пожалован государем за его службу, когда он был послан (в 7140 году) из Тары к калмыкским тайшам говорить с ними, чтоб они близко к государевым ясашным волостям не кочевали и чтоб государевым ясашным людям утеснений не чинили. Тайшей уговорил и в Тару привёл договор заключать.

В 1635 году для укрепления Тарского гарнизона было выселено на житьё 300 семей из Нижнего Новгорода и Вологды разных чинов и служивых людей, которые несли службу в конных или пеших казаках, однако в 1637 году нижегородцы и вологодские стрельцы подались в бега из-за голода. Внуки Кучума напали и ограбили окраины Тарского уезда.

В 1638 году было достигнута высшая добыча шкурок соболя в Тарском уезде, когда в казну поступило 2303 соболя. В последующие годы поступление соболей в счёт ясака, как в Тарском уезде, так и повсеместно в Сибири сокращается. Пушнина Тарского уезда считалась одной из лучших и высоко ценилась на рынке. По цене тарские соболи уступали лишь соболям, добытым в Берёзовском уезде[9]. В Тарский уезд стали ссылать людей за преступления. Так из поселяемых здесь ссыльных были образованы целые отдельные посёлки (Могильно-Посельское, Копьёво, Резино, Баженово).

В обстановке постоянной борьбы и угрозы нападений заселение территории по среднему Иртышу шло медленно и к 1645 году в Тарском уезде было около 535 человек взрослого мужского населения русских и 684 человек «инородцев» ясашных, 80 служилых людей. Все существующие населённые пункты насчитывали 590 дворов. За полвека население уезда увеличилось незначительно.

В 1660-е годы ясашное население Тарского уезда выступало с оружием в руках против джунгарских правителей Имкета и Анчана.

С увеличением русского населения Тарского воеводства образуются низовые административные единицы — слободы и погосты, где размещались приказчики. В 1668—1669 годах основываются слободы Бергамакская и Аёвская, в 1669 году основываются погосты Знаменский (Изюкская слобода), Логиновский.

В 1669 году уездный город был перенесён на новое место.

В 1670 году образуется Чернолуцкая слобода при реке Иртыш (это самый южный передовой пункт в Сибири[11]). Слобода прозвана по так называемой «Чёрной Луке» (кривизна реки Иртыш).

К 1672 году в уезде насчитывалось 53 бухарских двора.

В 1682 году при Иртыше образуется Такмыкская слобода в 77,5 верстах от Тары, а потом Карташёвский, Ложниковский погосты.

24 июня 1683 года написана Грамота в Пермь Великую, в Чердынь и Соликамск Стольнику и Воеводе Барятинскому № 1030 «О учреждении, где должно, крепких застав для преграждения самовольного перехода Русских людей в Сибирь»[12], по которому не дозволялось пропускать в Сибирь без государевых проезжых грамот. Однако беглецы обыкновенно селились где нибудь в урмане, заводя одины и заимки. Беглые расчищали леса, заводили пашню и жили иногда по несколько лет не будучи известны правительству. Воеводы, открывали подобные поселения и накладывали на них государственную подать, но не доносили Царю. Так, например, была самовольно образована деревня Кирилина в Бутаковской волости (была утверждена Казённой Палатой только в 1869 году).

В 1689 году был произведён по Тарскому уезду осмотр всех земель и угодий, проданных или заложенных служилыми людьми местным бухарцам. В 1698 году в Тарский округе проводилась перепись мужского населения.

В XVII веке Тарский уезд входил в Тобольский разряд, в котором числились ясачные татарские волости Саргач (Ишим-Томак), Тебендя, Котлубахтина, Яр-Иртыш, Отуз, Тав, Тав-Отуз (Кулары), Коурдак.

Тарская группа бухарцев стала складываться в XVII веке и к концу XIX века эта была самая большая по численности группа бухарцев. Тара вела оживлённую торговлю с Бухарией. Бухарские купцы доставляли на сибирский рынок ясырь (рабов).

К концу XVII века Тарский округ не представлял опасности в нём селиться, но он не имел достатка в удобных землях, которые встречались только по рекам Оша, Аёв, Тара. Поэтому только южная часть округа была заселена. В северной болотисто-лесистой части бродили лишь одни инородцы.

XVIII век

В 1701 году в воеводстве проводилась перепись населения, так называемый «дозор», в результате которого было переписано всё русское население уезда(служилые и крестьяне), а также татары и бухарцы. «Дозорной книгой» 1701 года было учтено в Тарском уезде 3 слободы, два погоста, 43 русских и 47 татарских деревень.

К этому времени в уезде насчитывалось 82 двора бухарцев в 8 населённых пунктах. К «государевой пашне» под городом было поселено 10 крестьян из опальных и местных людей. Из них 8 человек пахали 43 десятины, а 2 человека были приставлены к «государевой бане» в водоливы. Около города находилось 60 десятин запустевшей «государевой пашни», которую раньше пахали Казанские, Лаишевские, Тетюшские переведенцы, но после конского падежа были переведены ещё по грамоте царя Бориса Годунова в Туринский острог. Всего в уезде в 3 юртах 14 пашен бухарских, а в них бухарцев 21 человек.[14]

С юга русские селения ограничивали Бергамакская и Такмыкская слободы и караул на речке Бызовке. На севере стояла Аёвская слобода и деревни Мурзина, Усть-Ошинская, Шухова.

Густонаселённым районом стала территория по реке Оше. Кроме Ложниковского погоста, здесь имелось 14 деревень, в том числе Шадрина, Кубрина, Кучуковская, Ставшева, Ногаева, Куянова, Любимова, Скатова, Терёхина и другие.

В I половине XVIII века в связи с созданием регулярной армии в разряд тяглого населения были включены и служилые люди по прибору. Сохранив своё название «слобода», уездные слободы превратились в обычные сёла и деревни. Однако все 4 слободы (Аёвская, Бергамакская, Викуловская, Такмыкская) в Тарском уезде просуществовали до конца XIX века, когда окончательно преобразовались в сёла.

В начале XVIII века в Тарский уезд были выселены по распоряжению правительства ямщики из внутренних губерний для беспрепятственного сообщения с Восточной Сибирью.

По учёту 1706 года в Тарском уезде было 709 ясашных татар, 27 захребетных, 55 порушных, 126 калмыков, 84 остяков.

До 1708 года (114 лет) в уезде и городе действовало воеводское управление.[15]

18 декабря 1708 года Именным указом, объявленный из Ближней Канцелярии № 2218 «Об учреждении Губерний и о расписании к ним городов», образуется Сибирская губерния, куда бал причислен город Тара с окружными поселениями.[16]

В 1710 году по переписи населения в Тарском уезде было 5331 душ мужского пола, в том числе государственных крестьян — 366, разночинцев — 3304.

22 мая 1714 года на галере «Святой Наталии» вышел указ Петра I № 2811 «О завладении городом Еркетом и о искании золотого песку по реке Дарье», а также указ «О песочном золоте в Бухарии, о чинённых для этого отправлениях, и о строении крепостей при реке Иртыше, которым имена: Омская, Железенская, Ямышевская, Семипалатная, Усть-Каменогорская». Так в средне-азиатские земли была отправлена экспедиция под командованием Бухгольца из Тобольска.[17] Для этого из Тары Бухгольцу было выделено 1500 лошадей, на которые были посажены драгуны. От Тары до калмыкского Еркета (бух. Эркен-Дарья) Малой Бухарии в полтретьи месяца нескорою ездой.

В наказе Сибирского губернатора Гагарина Бухгольцу говорилось:

Ежели непрiятель не будетъ давать дѣлать крѣпости, то, прося отъ Бога помощи, противиться какъ можно всѣми людьми. Ежели непрiятель сидѣть будетъ, то надлежитъ о прибавкѣ людей, естьли понадобится, и для чего, о томъ писать въ Тобольскъ и на Тару и въ Томской, а въ Томской и на Тару посланы указы…

В феврале 1716 года Бухгольцу из Тары был выслан караван из купцов и промышленников, а также золото, однако караван был схвачен в плен калмыками.

В 1716 году на пересечении рек Иртыш и Омь основан Омский острог отрядом под командованием И. Д. Бухгольца на обратном пути после провальной экспедиции с разрешения губернатора Сибирской губернии Гагарина М. П.. Войска выводимые из Тобольска и Тары на пограничную линию, достигали этой линии именно здесь.

Летом 1717 года Сибирский губернатор Гагарин отправил экспедицию во главе с подполковником Ступиным для постройки новой крепости между Омской и Ямышевской при реке Железной, где была основана Железнинская крепость. Для этого из Тары Тарский воевода отправил сына боярского Павла Свиерского с командой казаков. Также был послан губернаторским указом из Тары дворянин Василий Чередов с казаками, чтобы от Ямышева по реке Иртыш вверх, сыскать ещё место для строительства крепости, где и была построена Семипалатинская крепость.

29 мая 1719 года была создана Тобольская провинция, в которую вошёл Тарский уезд Именным указом, объявленный из Сената № 3378 «О разделении Сибири на три провинции».[18]

В Именном указе, состоявшимся в Сенате № 3380 «Об устройстве Губерний и об определении в оных Правителей», города Сибирской губернии расписаны по провинциям. Тара с 1671 двором отошла к Тобольской провинции по указу Сибирского губернатора князя Черкасского.[19] По переписи 1720 года числится 154 порушных татарина, в это число включены бывшие захребетные и калмыки.

Город Тара стал гнездом фанатиков-раскольников, которые отсюда расходились по всей Сибири. Главным лжетолкователем был тарский казачий полковник Подушин. В мае 1722 года Император Пётр I захотел искоренить этот раскол, но город и его окрестности взбунтовались. Начался «Тарский бунт». Последовали жестокие казни виновных: одних сажали на кол, другим рубили головы. От этого и пошло название жителей города и окрестностей — «коловичи», то есть сажаемых на кол.[20]

... Въ прежнїе времена отправлялись отсюда и нарочитые торги въ Калмыцкую землю и въ Бухарїю, и были тогда мѣщаны довольно богаты: но упрямство жителей, что въ 1723 году требованной ПЕТРОМЪ ВЕЛИКИМЪ въ наследїи престола присяги учинить не хотѣли, город раззорило. Думаютъ что склоненїе къ расколу въ томъ безразсудномъ поступкѣ участїя имѣло.[21]

В 1724 году для расследования бунта был прислан вице-губернатор Александр Кузьмич Петрово-Соловово. Было казнено в общей сложности около 1000 человек, сам Подушин с подвижниками взорвался в доме. Несколько тысяч было сослано по Сибири и Рогервик. По всем дорогам, выходящим из Тары, стояли большие деревянные кресты, по словам жителей, для молебнов, по словам других, для напоминания казней тут совершившихся. (В 1730 году 89 дворян и служилых людей просили дозволения возвратиться обратно к родственникам. 18 марта 1730 года им было разрешено вернуться в Тарский уезд).

В 1724 году по указу сибирские татары и бухарцы были освобождены от рекрутства.

В 1725 году основано Тарское уездное казначейство.

В 1730 году для защиты от набегов кочевников на пересечении реки Иртыш и речки Серебрянки возводится небольшой форпост Серебрянский.

В 1741 году по указу генерал-аншефа губернатора Сибирской губернии Шипова И. А. возводятся для защиты от набегов качевников форпосты: Юйский, Кутурлинский на реке Оше, Зудиловский подстав на реке Аёв, Нюхаловский на реке Нюхаловка и в долине реки Иртыша форпосты Большереченский, Ирчинский, Инберенский, Кушайлинский, Верблюженский, Воровской и другие, образовавшие Ишимскую укреплённую линию.

В 1744 году в округе началось строительство почтовой дороги Тобольск-Тара.

В 1749—1750 годах собираются сведения о военных силах в Тарском воеводстве по приказу генерал-майора Киндермана, так как возникла угроза нападения Джунгарского хана Галдан-Церена и разрушения русских селений и крепостей. Были перечислены крепости, заставы и все оборонительные объекты, слободы и приписанные к ним крупные селения и число мужского населения.[22]

Так в 1749 году в Тарском воеводстве самыми крупными поселениями были:

  • К Омской крепости причислены деревни: Захламина, Харина, Горная Кулачевская, Луговая, Новая Токарева, Боровая, Пахобова, Зотина;
  • К слободе Такмыкской причислены деревни: Усть-Бызовка, Епанчина;
  • К слободе Аёвской причислены деревни: Фирстова, Баслинская, Рыбина, Шмакова;
  • К Знаменскому погосту причислены деревни: Пушкарёва, Шухова, Мурзина, Усть-Ошинская, Островная, Мамешева;
  • К Логиновскому погосту причислены деревни: Заливина, Усть-Тарская, Шуева, Евгаштина, Черняева, Колбышская, Мешкова, Решетникова, Нюхаловская;
  • К Ложниковскому погосту причислены деревни: Ставскова, Коновалова, Солдатова, Кучковская.

В общей сложности насчитывалось 52 населённых пункта (1 город, 4 слободы, 4 погоста, 43 деревни), в которых проживало 2024 человека в возрасте от 16 до 50 лет. В городе Тара было обывателей от 16 до 50 лет 409 человек.[23] В 1763 году в уезде проводится III ревизия населения. Основана при ручье Тюкале слобода Тюкалинская, которую заселили российские поселенцы и ссыльные на поселение.

В 1768 году командиром войск Сибирского корпуса Шпрингером был совершён объезд крепостей Сибирской пограничной линии. По результатам поездки им было принято решение перенести старую Омскую крепость на новое место.

К середине XVIII века с развитием торговли в восточной Сибири торговое и военное значение Тары падает, но несмотря на это Тара — третий по величине город Сибири после Тобольска и Енисейска.

20 августа 1769 года по указу Императрицы Екатерины II № 13335 «О воспрещении проповедникам ездить без дозволения к иноверцам и о строении мечетей на основании прежних резолюций, состоявшихся в 193 году», возводится первая в Сибири каменная мечеть в городе Тара по повелению Сибирского губернатора Чичерина.[24]

В 1770 году с научной целью уезд посетил Георги И. Г..

В 1773 году через уезд проезжал Паллас П. С., оставивший упоминание о поездке в своих трудах:

Въ Тарѣ есть комендантъ и небольшой гарнизонъ, который какъ и воеводская канцелярїя подъ Тобольскимъ правленїемъ состоитъ. Принадлежатъ къ ней слободы Омская, Чернолуцкая, Татмицкая, Тюкалинская, Бергаматская, Аёвская, Усть-Тартарский форпостъ, три большїе села Логиново, Лосинниково (Ложниково), и Знаменское, также и Устъ Ишимской острогъ и вообще 103 Русскїе и 134 Татарскїе деревни. Число сихъ платящихъ татаръ простирается, щитая немногихъ Остяковъ, до 5248 человѣкъ, между коими находится 2344 Барабинскихъ татаръ и 574 человѣка, щитая и живущихъ въ городѣ Бухарского поколѣнїя[25]

В 1776 году основана Викуловская слобода, путём объединения слободы Орлово Городище и деревни Викулова.

Административно-территориальные преобразования России 1780-х годов не только установили новые границы губерний, но и определили нормы низового районирования — деления уездов на волости с числом жителей от 800 до 1000 ревизских душ. В Тарском уезде было создано 13 русских и 7 национальных волостей. Уездным городам учреждались гербы, по описаниям которых можно судить о значении или богатстве округа.

19 января 1782 года Именным указом, данному Сенату № 15327 «Об учреждении Тобольского Наместничества из двух областей, Тобольской и Томской, и о разделении оных на уезды», Тарский уезд приписывается к Тобольской области Тобольского наместничества.

В Наместничестве Тобольском, составя оное из двух областей, Тобольской и Томской, из коих к первой принадлежат 10 уездов, а именно: Тобольский, Тарский, Омский, Ишимский, Курганский, Ялуторовский, Тюменский, Туринский, Сургутский, Березовский;...[26]

Так из Тарского уезда выделяется самостоятельный Омский уезд.

В 1782 году образуется Рыбинская волость. В уезде проводится IV ревизия населения.

17 марта 1785 года городу и уезду высочайше дан герб.

В II половине XVIII века образуется Подгородская волость.

В 1795 году в уезде проводится V ревизия населения.

12 декабря 1796 года Тарский уезд вошёл в состав образованной Тобольской губернии.

2 ноября 1797 года Высочайше утверждённым докладом Сената № 18232 «О числе городов в Тобольской Губернии», город Тара причислен уездным городом Тобольской губернии.

В докладе Сената было сказано:

Во исполнение сего Высочайшего Вашего Императорского Величества поведения, Тобольский Гражданский Губернатор Толстой назначил составить в Тобольской Губернии города: ... уездные: Тара... уезды же оных приписать Омской и Каинской, исключая одно селение Иткульской волости, к Таре...[27]

По этому докладу к Тарскому уезду был присоединён упразднённый Омский уезд.

В XVIII веке появляются Бутаковская, Викуловская, Каргалинская, Нижне-Колосовская, Логиновская, Слободчиковская волости. Возникают Бухарская, а позже Карагайская инородческая татарская волость, но они числились лишь номинально.

XIX век

В 1802 году из Тарского уезда вновь выделился Омский уезд.

В 1808—1810 годах жители уезда собирали средства на Памятник Минину и Пожарскому. В общей сложности было пожертвовано:

  • от города Тара (заседатель 8 класса Власов и титулярный советник Афанасий Катин по 5 рублей каждый, 8 купцов 119 рублей, 6 мещан 19 рублей 50 копеек);
  • от волостей (Слободчиковская 55 рублей, Карташёвская 50 рублей 20 копеек, Каргалинская 39 рублей 13 копеей, Бергамакская 38 рублей 50 копеек, Аёвская 35 рублей 20 копеек, Нижне-Колосовская 32 рубля 27 копеек, Логиновская 25 рублей 50 копеек, Такмыкская 14 рублей 96 копеек).[28]

В 1812 году в уезде проводится VI ревизия населения.

В 1816 году образуется Порушская волость с выделением части территории Аялынской волости. Проводится VII ревизия населения.

В Тарском округе насчитывается пять инородческих волостей:

  • татарские: Аялынская, Порушская;
  • бухарские: Бухарская, Подгородская;
  • Остяцкая.

В 1817 году образовано Тарское уездное училище.[29]

В 1820-х годах была ликвидирована Подгородская волость.

В итоге административных реформ 1822—1823 годов, Тара стала окружным городом.

В первой половине XIX века Порушская волость была ликвидирована и вошла в состав Аялынской волости.

В 1834 году в округе проводится VIII ревизия населения.

В 1838 году к Тарскому округу присоединён Омский округ упразднённой Омской области.

В 1850 году в округе проводится IX ревизия населения.

В 1851 году в Тарском округе насчитывалось 11 волостей. При этом все волости были русскими. Инородческие волости ещё не выделялись как отдельные единицы. Волостной центр Карташёвской волости находился в селе Пустынное.

В 1854 году часть Тарского округа с городом Омском выделена в образованную Область Сибирских Киргизов.

В 1858 году в округе проводится Х ревизия населения.

20 мая 1868 года Высочайше утверждено мнение Государственного Совета № 45882 «О водворении в Сибири ссыльных Лютеранского вероисповедания и о замене статьи 268 Т. XIV Устава о сыльных».

Ссыльные Лютеранского вероисповедания водворяются в особо устроенных для них поселениях или в других местах, по ближайшему усмотрению Генерал-Губернаторов Восточной и Западной Сибири, которые назначают места этих поселений таким образом, чтобы ссыльные не были лишены при сём средств духовного призрения[30]

Было велено завести колонии из переселяющихся Латышей и Эстов на Барабинских степях. Так была образована деревня Чухонская.

В 1868 году после реформы Тарский округ делился на 15 волостей (11 русских и 4 инородческие в основе своей татарские волости). Появились новые волости: Секменёвская, Мало-Красноярская. Нижнеколосовская волость была переименована в Корсинскую. Волостной центр сохранился в селе Нижне-Колосовское.

В 1871 году в округе был проведён телеграф в город Тару.

В 1878 году Тюкалинск получает статус города Тарского округа (вместо Омска отошедшего в 1868 году в Акмолинскую область) и становится окружным городом Тюкалинского округа.

В 1881 году образовывается Тевризская волость. Логиновская, Карташёская волости были упразднены.

В 1883 году образуется Седельниковская волость путём выделения части территории из Логиновской волости.

В 1884 году в Тарском округе насчитывалось 30 хлебозапасных магазинов.

12 октября 1888 года Высочайше утверждённым положением «О перечислении шести деревень из Тарской в Тобольскую округу», были перечислены из Слободчиковской волости Тарского округа деревни Новая, Еланка, Затонная, Скородумова, Березянка, Панова с их выселками в образованную Загваздинскую волость Тобольского округа.[31]

К 1888 году в округе действовало 17 начальных народных училищ, 8 церковно-приходских школ, 8 школ грамотности.

В 1890-х годах в Тарском округе действовало 9 волостных и сельских банков. Ни в одном другом округе Тобольской губернии, не было образовано столько банков.

В 1891 году Тарский округ посетил великий князь Николай Александрович, будущий император Николай II, побывавший проездом в сёлах Усть-Ишимское, Утьминское, Тевризское и городе Тара.[32]

... Народ везде, где можно было, сбегался к берегу и криками выражал свой восторг. Дождливая погода стала несколько улучшаться; но в село Усть-Ишим пароход доехал лишь в 11,5 часов вечера 11 июля в совершенной темноте, почему Его Высочество не пожелал выходить на берег, а лишь принял на пароходе депутации, собравшейся здесь издалека, для приветствования Высокого Гостя Сибири.

... часов в 11 следующего утра, т.е. 12 июля, пароход остановился для нагрузки дров близ села Тевризского. Здесь не ожидали, чтобы пароход остановился; но на всякий случай крестьяне, по силе уменья, украсили свою скромную пристань. Священника не было дома, так как он уехал на требу, но причт был на берегу с хоругвями, и народ толпился в ожидании увидеть пароход Цесаревича. Каков же был восторг Тевризовцев, когда неожиданно пароход подошёл к их пристани и на мостике наверху показался Сам Наследник Престола.

13 июля в 9 часов утра пароход "Николай" подошёл к Тарской пристани. Тарские жители, ожидая Высокого Гостя, не остановились перед расходами и заботами: дорога к городу была уставлена флагами, близ пристани была устроена большая площадка, вымощенная деревом и украшенная, а с двух сторон пристани на большое разстояние по воде поставлены были флагштоки, соединённые гирляндами и украшенные дневной и вечерней иллюминациями... Бухарцы Тарского округа и инородцы Аялымской волости поднесли блюда местного тарского изделия из кленового дерева с украшениями. Выборный от бухарцев Тарского округа Начметдин Айтыкин удостоился получить от Его Высочества медаль на станиславской ленте для ношения на груди.

В честь этого жители Тобольской губернии стали собирать средства для увековечивания этого события. Так была создана стипендия имени Его Величества при каком-либо учебном заведении для одного из беднейших крестьян губернии. От Тарского округа на эти средства пожертвовали Шильников А. Ф. 5 рублей, Толстыгин В. Ф. 15 рублей, Ярославцев П. А. 5 рублей.

В 1893 году в результате местной административно-территориальной реформы в Тарском округе увеличивается количество волостей. Количество волостей становится 20 (15 русских и 5 инородческих татарских волостей). Появляется новая Крайчиковская волость. Волостной центр Тавско-Утузской волости переносится из Больше Куларской-Луговой в Кипо-Куларовские юрты. Секменёвская волость была ликвидирована. Логиновская, Карташёская волости были вновь восстановлены.

В 1896 году волостной центр Корсинской волости переносится из села Нижне-Колосовское в деревню Корсина.

На 1898 год в Тарском округе шла известная слава об одном охотнике на медведей — остяке Кирюшке, который убил в одиночку на своём веку 50 медведей, а 51 медведь сам Кирюшку задрал.

2 июня 1898 года Тарский округ преобразован в уезд Высочайше утверждённым Временным Положением № 15503 «О крестьянских начальниках в губерниях Тобольской, Томской, Енисейской и Иркутской».

Государственный Совет, рассмотрев представление, мнением положил: ... II. В губерниях Тобольской, Томской, Енисейской и Иркутской переименовать: округи - в уезды, должностных лиц и учреждения, коим присвоено название окружных - в уездные и Земских Заседателей - в становые приставы.[33]

В этом же году основана Самохваловская волость из 12 населённых пунктов.

XX век

В 1900—1901 годах был крупный неурожай как в уезде, так и по всей Сибири.

19-20 ноября 1902 года проходит Тарское уездное совещание о нуждах сельскохозяйственной промышленности, где были выявлены проблемы сельского хозяйства в уезде (пашни, покосы, пастбища, леса, воды, охота, огородничество, скотоводство, маслоделие, эризотии, лесные промыслы, оброчные статьи для пашни и покоса, прочие обрабатывающие промыслы. Особо была затронута проблема, так называемого «Тарского урмана»).

В 1903 году появляются новые волости: Атирская, Кейзесская, Озёринская.

В 1904 году Кейзесская волость ликвидируется и входит в состав Седельниковской волости.

В уезде насчитывается к этому времени различных каменных зданий 42, деревянных 94901:

  • 8 каменных церквей;
  • 55 деревянных церквей;
  • 11 деревянных часовен;
  • 1 деревянная лютеранская кирха;
  • 1 каменная мечеть;
  • 36 деревянных мечетей;
  • 12 каменных домов;
  • 43201 деревянный дом;
  • 21 нежилой каменный дом;
  • 51497 нежилых деревянных домов.

В годы после революции 1905 года Тара была одним из центров политической ссылки в Западной Сибири. В ней тогда насчитывалось более 2000 ссыльных.

В 1905 году восстанавливается Кейзесская волость с выделением части территории Седельниковской волости.

В 1906 году появляется Утьминская волость.

В 1908 году произошла очередная административно-территориальная реформа, в результате которой появилась новая Кондратьевская волость.

В 1909 году появляются новые волости: Егоровская, Нагорно-Ивановская, Ново-Ягодинская — с выделением части территории Аёвской волости.

В 1911 году в уезде был крупнейший за всё время неурожай. С августа продажа хлеба была открыта первоначально из сельско-хозяйственных складов Переселенческого Управления на пристанях: Тара, Усть-Ишим, Тевриз, Евгащино, Иванов-Мыс, Такмык, Тунгуслы и в селе Тавдинском, куда хлеб был доставлен по нарядам Тобольского губернатора. В октябре губернским управлением было открыто собственных 13 временных складов в уезде. На прокормление молочного скота уезду Государственным Банком было выдано за 1911—1912 годы 286143 рубля ссуды. К этому времени в уезде насчитывалось 549 товариществ, членов товариществ 6039 человек, насчитывалось 43204 молочные коровы.[34]

В 1911 году в результате реформ происходит существенное изменение территории Тарского уезда. Появляются волости: Могильно-Песельская — образовалась из селений Карташёвской и упразднённой Аялынской волостей, Петропавловская — образуется из селений Тевризской волости, Усть-Ишимская волость — выделяется из селений Слободчиковской волости, Форпостская волость — выделилась из селений Рыбинской волости. Аялынская инородческая волость преобразовывается в Яланкульскую инородческую волость. В состав вошла часть Бухарской волости. Центр волости переносится из юрт Усть-Тарских (Берняжки) в юрты Яланкульские.

В апреле 1912 года в уезде случилось сильное наводнение, затопившее 10 волостей (Аёвская, Новоягодинская, Карташёвская, Викуловская, Саргатская, Усть-Ишимская, Утьминская, Тевризская, Коурдакская, Слободчиковская). Были затоплены озимые и яровые посевы, погибло и унесено водой много скота, разрушены постройки.

В 1912 году инородческая татарская волость Яланкульская преобразовывается в Уленкульскую. Волостной центр переносится из юрт Яланкульских в юрты Уленкульские. Из Атирской волости переведены посёлки Ермаковка, Ново-Троицкий в Егоровскую волость.

В 1913 году образуется Савиновская волость. В 1914 году происходит последняя значительная реформа в области административно-территориального деления Тарского уезда. В связи с большим потоком переселенцев в уезд появляются новые земельные участки, которые в свою очередь способствуют росту волостей. Реформа, преследовала цель уменьшить размеры очень больших волостей для удобства управления. А также скомпоновать разрозненные участки волостей. В результате чего возникает ряд новых волостей: Артынская — выделилась из части территории Такмыкской волости, Больше-Реченская — выделилась из Карташёвской волости, Ермиловская — образовалась из части территории Тевризской волости, Кайлинская — образовалась из частей Слободчиковской и Каргалинской волостей, Копьевская — выделилась из Карташёвской волости, Пустынская — образовалась из части Карташёвской волости, Тавинская — образовалась из части территории Озёринской волости, Финская — образовалась на свободной территории казённых лесных дач. Окончательно была ликвидирована Карташёвская волость, на территории которой с 1911 года было создано 4 новые волости. В итоге количество волостей Тарского уезда составляло 41.

В 1914 году от наводнений в Тарском уезде пострадало 22 селения в 6 волостях, было залито 550 дворов, посевов погибло 600 десятин. Ущерб был оценён в 33 000 рублей.

До 1917 года значительных реформ в административно-территориальной области проведено не было, так как все ресурсы шли на внутренние неурядицы в стране и начавшаяся первая мировая война.

1 июня 1917 года в Тарском уезде была создана земская управа, просуществовавшая девять месяцев.

26 июля 1917 года была образована Аялынская волость, однако скоро была снова ликвидирована.

Летом 1917 года образуется Корневская волость с центром в селе Корнево.

18 декабря 1917 года Тарский уезд по административно-территориальной реформе вошёл в состав Акмолинской области. 18 апреля 1918 года из Тарского уезда Акмолинской области в Ишимский уезд Тобольской губернии были переданы Викуловская, Каргалинская, Озёринская волости. Однако после прихода к власти Временного Правительства, статус-кво был восстановлен.

В начале июня 1918 года была восстановлена деятельность Тарской уездной земской управы. Сразу же состоялась чрезвычайная сессия земского собрания. Но за отсутствием газеты в Таре, не было ни каких сведений об этой сессии и вообще о ходе земской работы в Таре.[35]

В 1918 году Тарский уезд передаётся в образованную Омскую область, а затем в образованную Тюменскую губернию. Волостной центр Бергамакской волости переносится из села Муромцево в село Бергамакское. Образуется Муромцевская волость с центром в селе Муромцево путём выделения части территории Бергамакской волости. Образуется Осихинская волость из части Такмыкской волости с центром в селе Осихино.

13 октября 1918 года исполняющий делами Уполномоченного Министерства Снабжения по Акмолинской области Иванов Н., назначил город Тара в Тарском уезде пунктом для обращения по всем вопросам снабжения армии и населения всеми предметами снабжения, кроме продовольствия и фуража. Главным лицом назначен Микас Александр Александрович.[36]

25 ноября 1918 года «Евгащинский Союз Кредитных и Ссудо-сберегательных Товариществ» Тарского уезда, приступает к заготовке овса. С этой целью были открыты приёмные пункты по реке Иртыш: пристанями Тара, Екатерининское и Логиново под заведыванием инструктора по заготовке хлебных продуктов П. С. Марченко в Евгащино, Такмык, Большеречье и деревня Тунгуслы под заведыванием инструктора М. А. Немчинова.[37]

Уже к концу 1918 года небольшой партизанский отряд под командованием Избышева начал боевые действия разгромом седельниковской белогвардейской милиции и захватом оружия. После этого налёта численность отряда многократно увеличилась.

Постановлением Совета Министров Российского правительства от 20 февраля 1919 года «О перечислении 6 волостей Тюкалинского уезда Тобольской губернии в Омский уезд Акмолинской области и 3 волостей Тарского уезда Тобольской губернии в Ишимский уезд той же губернии» Викуловская, Каргалинская, Озёринская волости вновь были переданы в Ишимский уезд.

С начала 1919 года партизанский отряд Избышева становится боевой единицей Омского большевитского подполья.

1919 год вошёл в историю Тарского уезда как период активных партизанских действий «Красного» отряда под руководством Артёма Ивановича Избышева. Слава о партизанах шла по всей Сибири.

В Тарском уезде был известен также отряд под руководством священника Багинского В. И. В селе Евгашино Багинский с помощью псаломщика Капустянского организовал дружину самообороны. Она оперировала в районе деревень Юзовка, Путиновка, Карбыза, Атирка, в Логиновской, Корсинской, Такмыкской, Больше-Реченской волостях Тарского уезда, а также Кыштовской волости Каинского уезда Томской губернии. За свою самоотверженную борьбу с большевиками Багинский был награждён Церковью по представлению адмирала Колчака наперстным крестом. В ответ Багинский послал Колчаку благодарственную телеграмму и перевёл адмиралу 200 000 рублей из кассы тарского «Союзбанка», которым он уже к этому времени управлял.

7 марта 1919 года была вновь восстановлена Аялынская волость с центром в юртах Усть-Тарских (Берняжка). Образованы новые волости: Бакшеевская волость с центром в селе Бакшеевском выделилась из Тевризской волости, Вятская волость с центром в посёлке Вятском выделилась из Утьминской волости, Евгащинская волость с центром в селе Евгащино выделилась из Логиновской и Такмыкской волостей, Екатерининская волость с центром в селе Екатерининское выделилась из Седельниковской и Логиновской волостей, Кольцовская волость с центром в посёлке Кольцовском выделилась из Мало-Красноярской волости, Ложниковская волость с центром в селе Ложниково выделилась из Бутаковской волости, Мартыновская волость с центром в селе Мартыново выделилась из Самохваловской и Мало-Красноярской волостей.

7 марта 1919 года вышло Постановление Совета Министров «О сохранении и ликвидации отдельных самовольно выделившихся волостей Тарского уезда в послереволюционный период». Образуется Чудеснинская волость с центром в посёлке Чудеснинском путём выделения из Вятской волости.

Летом 1919 года в Тарский уезд с рабочим визитом на пароходе прибыл адмирал Колчак с чиновниками, а также Гинс Г. К., который выразил свои впечатления о визите:

На другой день утром мы были в Таре. Маленький городок на левом берегу Иртыша обращал на себя внимание множеством колоколен и белыми стенами больших домов. В его внешности сказался дух седой старины. Тобольск и Тара — древнейшие поселения русских в Сибири. Стояли мы в Таре недолго — задержались лишь для того, чтобы принять телеграммы из Омска. …Татары все сплошь были настроены против большевиков. Была трогательная картина, когда в одной деревне депутация татар поднесла Колчаку гусей — лучшее, что она могла дать. В Тарском уезде происходили большие восстания. Как всегда, начинали их новоселы, но по мере развития восстания к нему присоединялись и другие. Виной этого был характер подавления восстания. В уезде работали большевики, несомненно, под руководством и на средства тайных j организаций в Омске, Таре и других городах.

В Тарском уезде, пользуясь неосведомленностью населения, подкупая учителей и старост, пользуясь услугами кооператоров и нанимая своих агитаторов, большевики мутили народ. И вот в это темное царство являлась карательная экспедиция. Крестьян секли, обирали, оскорбляли их гражданское достоинство, разоряли. Среди ста наказанных и обиженных, быть может, попадался один виновный. Но после проезда экспедиции врагами Омского Правительства становились все поголовно.

В Тарском уезде усмиряли поляки. По удостоверению уездных властей, они грабили бессовестно. Когда после поляков пришел отряд под командой русского полковника Франка, который не допускал никаких насилий, крестьяне не верили, что это полковник колчаковских войск.

… Корреспондент из Тарского уезда пишет: «Деревни волости относятся к большевистской власти с недоверием и презрением». «Взгляды на большевиков суровые», — отмечает корреспондент-крестьянин.

[38]
В июне 1919 года командиры Белой Армии всполошились после того, как партизаны Избышева обстреляли пароходы, курсировавшие по Иртышу. Управляющий Тарским уездом доложил в Омск:
Положение в селе Седельниковском всё более и более ухудшается. Первоначально маленькая шайка Избышева превратилась в довольно внушительную… Распускаются слухи, что в Седельниковской волости оперирует банда в 3000 человек, которая скоро займёт Тару и двинется на Омск

1 июля 1919 года вышло постановление о переименовании Акмолинской области в Омскую и присоединении к ней Татарского уезда Томской губернии и Тарского, Тюкалинского, Калачинского уездов Тобольской губернии.

3 июля 1919 года, в некоторых северных и северо-восточных уездах вспыхнуло Урманское крестьянское (антиколчаковское) восстание, а также партизанских отрядов в Тарском уезде во главе с Избышевым. В центральном отряде тарских партизан числилось 218 человек.

В июле 1919 года выступившие одновременно с кыштовцами повстанцы Мало-Красноярской и Муромцевской волостей изгнали белую милицию, разогнали земские управления и приступили к формированию Первой армии красных повстанцев урманской полосы, во главе которой стал Александр Кузьмич Винокуров. В Седельниковской волости отряд повстанцев возглавил А. И. Избышев. Район восстания расширялся. В ночь с 14 на 15 июля партизаны с помощью отряда Павла Кондратьевича Никитина, продвигавшегося со стороны Кейзесса, выбили белых из Седельниково. Командующим Тарским фронтом избрали А. И. Избышева. Таким образом, к середине июля 1919 года восстание, известное под названием «Урманского», охватило значительный район. В нём участвовало население Кыштовской, Черновской, Верх-Тарской, Кулябинской, Ичинской, Биазинской, Шипицкой, Куликовской, Меньшиковской, Воробьёвской, Спасской, Ключевской, Вознесенской, Мало-Красноярской, Седельниковской и других — всего 56 волостей Каинского и Татарского уездов Томской губернии и Тарского уезда Тобольской губернии, которые объявили себя Партизанским краем. Там создавались военно-революционные штабы и ревкомы, сформированы пять повстанческих армий, насчитывающих около 20 тысяч бойцов.

К концу июля колчаковское командование сосредоточило против партизан значительные силы. Против армий повстанцев наступал егерский полк полковника Окунёва Г. И. из трёх батальонов в тысячу штыков с 30 пулемётами, 6 орудиями. Против партизан были брошены отряды на следующие направления: город Тару, Муромцево — Мало-Красноярку — Кыштовку, Седельниково — Кыштовку. Всего Колчак бросил против партизан Урмана более 3500 солдат, 22 орудия, 62 пулемёта. А по Иртышу против партизан Тарского фронта двинулись бронированные пароходы с десантом моряков капитана Фомина.

В мятежную Седельниковскую волость был отправлен отряд полковника Франка, усиленный поляками чешского полковника Кадлеца и флотилией под командованием капитана I ранга Фомина. Решающий бой произошёл 27 июля 1919 года у Унарского моста через реку Уй. Избышев ещё 26 июля отправился в Седельниково, чтобы организовать оттуда помощь унарцам, но задержался в пути и прибыл в село, когда его уже заняли белые. Попавшего в засаду командира тарских партизан расстреляли, по другим сведениям он застрелился.

Полковник Франк донёс Верховному Правителю адмиралу Колчаку:
Ни в одном из порученных мне районов нет больше вооружённых шаек, все они разбиты и разоружены. Главный руководитель восстания Тарского уезда Артемий Избушев (Избышев), а также его главные помощники: два брата Дубко, Коклёмин и приехавший из Советской России агитатор Маргевич — частью казнены, частью убиты в сражениях". … польский отряд полковника Кадлеца ограбил несколько селений начисто, включительно до белья и одежды

В конце лета 1919 года полки Красной Армии вели бои на территории Тарского уезда. После занятия Усть-Ишима и Утьмы части 51-й дивизии 5-й армии, которой командовал В. К. Блюхер, двигались вдоль Иртыша на юг, занимая населённые пункты.

После Октябрьской революции в уезде обострилась классовая борьба в уездных деревнях.

15 октября 1919 года вышел указ Совета Министров № 503 «О выдаче 700000 рублей ссуды Тарскому Городскому Общественному Управлению».

Председатель Совета Министров Вологодский, постановил: Выдать Тарскому Городскому Общественному Управлению ссуду в размере семисот тысяч рублей на загатовку хлеба для населения города Тара из всех кредитов годовых, с погашением её равными частями 30 января и 30 марта 1920 года и с начислением установленного высокого процента за просрочку[39]

3 января 1920 (27 августа 1919) года Тарский уезд Тюменской губернии был передан в Омскую губернию.[40]

В 1921 году началось крупнейшее антибольшевистское Западно-Сибирское крестьянское восстание, которое затронуло Тарский уезд. Социальный состав повстанческого движения был разнообразным: в основном середняки, зажиточные крестьяне, часть бедноты, бывшие военные специалисты, перебежавшие или сдавшиеся в плен красноармейцы, а также уголовники. Отмечались и случаи участия в рядах мятежников представителей милиции (например, на стороне повстанцев оказались милиционеры Озёринской волости — Голованов и Викуловской волости — Григорьев). Одним из руководителей восстания был и уроженец Тарского уезда, служащий Викуловского лесничества, заместитель начальника штаба Северного фронта повстанцев Ишимского уезда — Бураков.

В 1921 году образована Больше-Тавинская волость с центром в селе Больше Тавинском.

6 февраля 1921 года в разговоре по прямому проводу омского губвоенкома и представителя советского руководства Тарского уезда сообщалось:

… 4 февраля в 21 час была получена телеграмма из Тевриза от начмилиции 9-го района Загуляева и военкома Иванова, в котором говорилось, что Усть-Ишим занят бандой в количестве 100 человек, банда вооружена простым оружием, Тевриз объявлен на военном положении… 5 февраля в 3 часа банда отступила из Утьмы в сторону Усть-Ишима. Банда состояла из 150 человек, преимущественно из татар, часть русских из волостей Саргатской, Тавско-Утузской, Утьминской, Усть-Ишимской. По имеющимся дополнительным данным, также восстали волости Слободчиковская, Кайлинская, Больше-Тавинская…

10 февраля 1921 года в 2 часа 35 минут было сделано донесение командования боевого отряда политбюро Тарского уезда уездному военкому Ю. Г. Циркунову, в котором сообщалось:

Утьма нами занята с боем 9 февраля в 8 часов вечера. Потери со стороны противника — 25 человек; есть масса раненых, количество которых не выяснено. Военная добыча: 2 трёхлинейные винтовки, 15 охотничьих ружей, берданочных патронов 100 штук, винтовочных около 300 штук… Противник отступил по направлению Усть-Ишима. При разведке 10 февраля были взяты в плен 3 повстанца. Руководители банд — кулаки Парыгин Александр и Смолин… Наши потери при взятии Утьмы 2 раненых, убитых нет. Под конной разведкой убито 4 лошади и 1 ранена…

11 февраля 1921 года было сделано донесение заведующего политбюро Тарского уезда И. Н. Злоказова в омскую губчека, в котором сообщалось:

Положение на фронте улучшилось. Банды разбежались, 8 человек из их штаба захвачены, связь с Викулово почтой имеем. Усть-Ишим очищен от банд. Сообщение с Усть-Ишимом не имеем…

12 февраля 1921 года из оперативной сводки политбюро Тарского уезда в городе Тара сообщалось:

Настроение в городе в связи с восстанием в Усть-Ишимском районе возбуждённое. В городе вечерами замечаются группы неизвестных, меры принимаются… По городу ходят слухи, что в Омской, Тюменской, Иркутской губерниях крестьянские восстания… Лозунг повстанцев: «Долой коммунистов, да здравствует советская власть». Сегодня нами занят Усть-Ишим в 12 часов ночи, который был оставлен повстанцами ввиду отхода разведки к Тобольскому отряду… В Усть-Ишимском районе противник отходит из Слободчиково, преследуемый нашими частями.

После этих событий были основаны части особого назначения (ЧОН) для борьбы с контрреволюционными выступлениями и бандитизмом в городе Таре и Тарском уезде.

Летом 1921 года в результате засухи в стране погибла пятая часть посевов. Голод охватил 30 губерний, в том числе и Тарский уезд.

8 марта 1922 года начальник информотдела ГПУ Ашмарин и начальник госинформотделения Рабинович сообщали о положении дел в Омской губернии и Тарском уезде. Сообщалось, что отношение кулаков к Советской власти было враждебное. В связи с финналоговыми кампаниями ведётся антисоветская агитация, что имело место на беспартконференциях и при выборах крестьянских комитетов. Были даже случаи срыва кулаками беспартконференций. В некоторых местах под влиянием кулаков выносятся постановления о том, чтобы комитеты взаимопомощи не организовывать. На беспартконференции в Осихинской волости Тарского уезда за организацию комитета взаимопомощи голосовали только 3 человека. Настроение крестьянской бедноты и середняков вследствие тяжелого материального положения неудовлетворительно.[41]

17 ноября 1922 года о положении дел в Сибири заместитель начальника Омгуботдела ГПУ Новицкий докладывал в Москву:

Подавленное настроение крестьянства наблюдается в уездах неурожайных, Тюкалинском и Тарском. Означенные уезды, хотя уже и выполнили налог в размере 100 %, но население, особенно беднота, в предстоящую зиму обречена на голодовку. Причина к этому та, что хлеба, как в [уез]дах неплодородных вообще слишком мало и то только у зажиточных. Почему за неимением хлеба налог приходилось платить мясом, салом, маслом, то есть почти во всех случаях истреблять скот или же продавать таковой на хлеб. С истреблением и распродажей скота крестьяне лишились единственной возможности протянуть зиму за отсутствием хлеба за счет скота и продуктов, от него получаемых… Собравшиеся крестьяне окружаются кавалерией и подается команда обнажить шашки и приготовить к стрельбе пулемет. После этих приготовлений перепуганных крестьян спрашивают — будут ли они платить продналог.[42]

4 января 1922 года в уезде в сельсоветы избрано 19 коммунистов и 170 беспартийных, в волисполкомы — 29 коммунистов и 115 беспартийных.[43]

В 1923 году была ликвидирована Корневская волость, территория вошла в состав Логиновской волости.

19 апреля 1924 года в Сибири получила широкое распространение идея создания самостоятельной крестьянской кооперации. Эсерствующие элементы повели кампанию за подрыв доверия к органам кооперации, организацию внекооперативного союза для скупки молочных продуктов, в результате этого уменьшилось поступление молочных продуктов, и в Тарском районе 52 артели порвали связь с райсоюзами.[44]

В июне 1924 года в южной части Тарского уезда были отмечены случаи смерти от голода.[45]

К 1924 году на момент укрупнения волостей в Тарском уезде насчитывалось 50 волостей.

Постановлением Сибревкома от 24 сентября 1924 года в ходе укрупнения волостей осталось 10 волостей:

  • Большереченская волость — укрупнёная волость образована из Больше-Реченской, Осихинской, Могильно-Посельской, Артынской, Такмыкской (кроме 6 населённых пунктов отошедших в Евгащинскую волость) волостей, 1 населённого пункта Бухарской волости, а также частей Копьёвской, Пустынской волостей и 2 населённых пунктов Серебрянской волости Калачинского уезда, Карасукской волости (без 2 населённых пунктов) Тюкалинского уезда;
  • Евгащинская волость — укрупнёная волость образована из Евгащинской, Логиновской (без 2 населённых пунктов), Уленкульской волостей, а также частей Аялынской, Корсинской, Такмыкской волостей;
  • Екатерининская волость — укрупнёная волость образована из Екатерининской, Егоровской, Нагорно-Ивановской волостей, а также 2 населённых пунктов Атирской волости и части Бухарской волости;
  • Знаменская волость — укрупнёная волость образована из Бутаковской, Аёвской (без 9 населённых пунктов отошедших в Рыбинскую волость), Ново-Ягодинской, Атирской (без 2 населённых пунктов) волостей, а также частей Ложниковской, Финской, Коурдакской, Бакшеевской, Бухарской волостей. Бутаковская волость переименована в Знаменскую с переносом волостного центра из села Бутаково в село Знаменское;
  • Корсинская волость — укрупнёная волость образована из Корсинской (без 4 населённых пунктов), Крайчиковской волостей, а также из частей Ложниковской, Бухарской, Логиновской волостей и части Кутырлинской волости Тюкалинского уезда. Волостной центр Корсинской волости переносится из села Корсино в село Нижне-Колосовское;
  • Мало-Красноярская волость — укрупнёная волость образована из Мало-Красноярской, Кольцовской волостей, а также 2 населённых пунктов Аялынской волости. Волость была передана в Татарский уезд Омской губернии;
  • Муромцевская волость — укрупнёная волость образована из Муромцевской, Бергамакской, Кондратьевской, Самохваловской волостей, а также 1 населённого пункта Аялынской волости;
  • Рыбинская волость — укрупнёная волость образована из Рыбинской, Савиновской, Форпостской волостей, а также части Аёвской волости;
  • Седельниковская волость — укрупнёная волость образована из Седельниковской, Кейзесской волостей, а также 1 населённого пункта Бухарской волости;
  • Тевризская волость — укрупнёная волость образована из Тевризской, Утьминской (без 1 населённого пункта), Чудеснинской, Петропавловской, Ермиловской, Тавско-Утузской, Вятской, Бакшеевской (без 3 населённых пунктов) волостей, а также части Коурдакской волости;
  • Усть-Ишимская волость — укрупнёная волость образована из Усть-Ишимской, Слободчиковской, Больше-Тавинской, Тавинская, Кайлинской, Саргатской волостей, а также 1 населённого пункта Утьминской волости;

Мартыновская волость, а также часть Копьёвской волости переданы в Еланскую волость Татарского уезда Омской губернии. Часть Пустынской волости передана в Иконникувскую волость Калачинского уезда.[46]

В 1924 году образован Тарский экономический район в границах уезда.

16 октября 1924 года образованы сельские советы. Утверждено Положение о сельских советах.[47]

К январю 1925 года в Евгащинском районе Тарского уезда батраки получали весьма незначительную зарплату, а подённые при 12-16 часовом рабочем дне только 25-30 копеек. Так как между батраками и нанимателями договоров не существовало, батраки эксплуатировались вовсю. А в ходе злоупотребления и растраты председатель Евгащинского РИКа на ремонт своей квартиры истратил 200 рублей казённых денег.[48]

25 мая 1925 года Постановлением ВЦИК Тарский уезд был преобразован в Тарский округ в составе Сибирского края, а волости в районы.

Современный период

В 1933 году в городе Таре был образован филиал ГУ Исторического Архива, как Тарский окружной архив, преобразованный в 1944 году в филиал областного архива. Здесь хранятся документы учреждений и организаций Тарского уезда и округа, а также документы семи северных районов области: Большеуковского, Знаменского, Колосовского, Седельниковского, Тарского, Тевризского, Усть-Ишимского. Наиболее ранним (с 1822 года) является фонд Тарской поземельно-устроительной партии. Интерес для исследователей представляют фонды: «Заведующий водворением переселенцев в Тарский район», «Тарская мужская гимназия», коллекции документов участников Великой Отечественной войны, Почётных граждан города Тары, а также личные фонды архивиста и краеведа Л. В. Перевалова, историка Жирова А. А., краеведа Юрьева А. И. и др.

У посёлка Усть-Шиш Знаменского района Омской области в устье реки Шиш установлен памятный знак, отмечающий самый южный пункт на Иртыше, куда доходил отряд атамана Ермака.

В 1999 году отмечался знаменательный юбилей: 400 лет начала хлебопашества в Сибири. В 1599 году вблизи города Тары было распахано первое пашенное поле, появились «десятинные» пашенные крестьяне. В ознаменование этого факта на первом пашенном поле был возведён памятный знак — кирпичная стела, поверху которой размещён древний земельный герб Сибири, а внизу — геральдическая композиция с изображением сохи и соответствующими текстами.

7 апреля 2003 года в городской библиотеки города Тара была основана общественная организация Историко-краеведческий центр «Тарский уезд». Основная цель создания этого объединения — сохранение историко-культурного наследия Тарского Прииртышья, тарской старины. А одним из направлений её деятельности стало содействие книгоизданию и популяризация краеведческой литературы.[49]

Сегодня на территории бывшего Тарского уезда располагаются: районы Омской области (Тарский, Усть-Ишимский, Тевризский, Большеуковский, Знаменский, Большереченский, Муромцевский, Седельниковский, Колосовский, а также части Нижнеомского, Горьковского), часть территории Тюменской области (части Уватского, Викуловского, Вагайского районов), часть Новосибирской области (части Кыштовского, Усть-Таркского районов).

Административно-территориальное деление

</div></div>

Промышленность и торговля

На 1889 год в округе насчитывался 121 завод (3 винокуренных, 33 кожевенных, 15 маслобойных, 3 свечных, 3 мыловаренных, 4 кирпичных, 2 канатных, 1 гончарный, 1 пивоваренный, 46 мукомольных). Общая производительность составляла 221157 рублей. Было занято на производстве 426 рабочих.

На 1891 год в Тарском округе насчитывалось 28 различных ярмарок и торжков, однако в основе своей обороты их ничтожны, за исключением Покровского торжка в слободе Викуловской с оборотом 80000 рублей. Имелось 192 фабрики и заводов с суммой производительности 113566 рублей:

  • 106 мукомольных заводов с производительностью 13456 рублей;
  • 44 маслобойных заводов с производительностью 1224 рубля;
  • 30 кожевенных заводов с производительностью 16723 рубля;
  • 2 винокуренных завода с производительностью 77318 рублей.

На 1896 год насчитывалось 33 ярмарки и торжков.

«Купеческими» были крупные сёла Тарского уезда: Артынское, Евгащинское, Муромцевское, Низовское, Рыбинское, Такмыкское.

На 1899 год в уезде оборот от деятельности фабрик и заводов достигал 323792 рубля, в городе Тара 126750 рублей.

На 1900 год в уезде насчитывалась 101 ярмарка и торжок, в городе Тара 4.

В начале XX века в Тарском уезде отличались активностью предприниматели, подданные иностранных государств. Особую роль играли датские подданные, продававшие в Западную Европу сельскохозяйственную продукцию. Так датский предприниматель Эйнер Кипп занимался производством жатвенных машин «Вуд», молотилок, веялок, борон, соломорезок, сепараторов «Альфа-Лаваль», оборудованием маслодельных заводов, запасными частями к машинам «Диринг», «Осборн», «Вуд», «Чемпион», «Плано», «Мак-Кормик» и прочим.

На 1905 год в уезде действовало 685 различных заводов и фабрик:

количество фабрики и заводы производительность
345 мукомольных 41780 рублей
132 маслодельных 933296 рублей
75 маслобойных 8757 рублей
46 кожевенных 104707 рублей
32 кирпичных 301859 рублей
19 овчинных 5405 рублей
12 дегтярных 2260 рублей
7 гончарных 865 рублей
5 салотопенных 16782 рублей
3 пряничных 2500 рублей
2 мыловаренных 9389 рублей
2 винокуренных 298000 рублей
1 свече-сальный 742 рублей
1 картофельно-каточный 3900 рублей

В уезде имелось 130 частных и кооперативных маслозаводов (без учёта города), с общим количеством переработанного молока 1549158 пудов. Число сепараторов составляло частных и кооперативных 169.

21 июня 1909 года в селе Евгащинском Тарского уезда, как центре маслодельной промышленности и значительного развития скотоводства по реке Иртыш, прошла II однодневная выставка местного молочного скота. Департамент Земледелия выделил на устройство выставки 500 рублей. В выставки принимали участие населённые пункты Логиновской волости: село Евгащинское, деревни Мешкова, Красный Яр, Михайловка, Новгородцева, Коршунова, Егатова, Неупокоева, Терехова, Шуева, выселки Петербургский, Черниговский. Такмыкской волости: село Такмыкское, деревни Решетникова, Ямина, Байгачи, Ботвина, Илья-Карга.

На 1909 год в уезде насчитывалось 2 трактира, 71 винная лавка, 7 чайных лавок, 563 торговых лавок, 74 фабрики и заводов, 48 ярмарок и торжков.

На 1912 год в уезде насчитывалось 30 ярмарок и 4 торжка, обороты которых достигали 605400 рублей. Имелось 688 заводов и фабрик с оборотом 569659 рублей, на которых работало 1088 рабочих.

Дорожная сеть и тракт

В 1722 году для обеспечения дороги от Тары до Томска, были устроены укрепления: Татарское, Каинское, Убинское.

К 1829 году из Тобольска до завода Екатерининского общее расстояние составляло 587 вёрст. На протяжении этого пути располагались станции: Голопутово № 15, Викулова, Коточикова, Ачимова, Аёвский наволок, Верхоаёвская, Становка, Рыбина, Фирстова, Чаунина, Завьялова, Знаменское, Бутаково, Тара, завод Екатерининский. На каждой станции пологалось содержать по 4 лошади.

Из Тобольска до Тары расстояние 575 вёрст.

Расстояние от Тары до Омска 268,5 вёрст. Станции на пути: Секменёва (2 лошади), Мешкова (2), Татмыцкое (4) (лошади содержались за счёт сельского общества), Большерецкая (2), Могильная (2), Черноозёрная (2), Старая Саргатка (2), Верхня Бетея (2), Кулачинская (12), Омск.

От Тары до Тюкалинска расстояние составляло 337 вёрст. Станции: Балашёва, Корсина, Колосовская, Строкина, Таскатлинская, Кутурлинская, Солдатская, Кумырская, Колкуйская, Усть-Лагатская, Карасукская, Горская, Ничкова, Орлова, Тюкалинск.[50]

К 1854 году через Тару проходила только военно-этапная дорога Тобольск-Томск, поэтому большого движения населения не было.[51]

Образование и просвещение

С 1893 года деятельность чиновников в содействии к открытию сельских бесплатных библиотек-читален выразился в росте в округе за 5 лет: 1893 — 0, 1894 — 2, 1895—1897 — 5.

К 1 июля 1896 года состояло на обучении 476 человек (373 м — 103 д). Всего в среднем на одну школу приходилось 40 учащихся.

В 1897 учебном году курс окончило 74 человека.

На все школы округа было выделено 6539 рублей 43 копейки. Всего насчитывалась 21 школа. За 1897/1898 учебный год в школах обучалось 845 человек. Каждому учащимуся требовалось для обучения 7 рублей 61 копейка. В 1897 году один курс окончило 74 человека.

В 1898 году в среднем приходилась одна школа на 18 селений. Насчитывалось детей школьного возраста 19152 человека. Округ занимал одно из последних мест в губернии по количеству школ к населению (8 место из 10).[52]

Религия

18 апреля 1697 года вышел указ «о воспрещении строить монастыри по Енисейскому округу». Так в Тарском округе было упразднено 3 монастыря в городе Тара (Параскеевский женский монастырь, Екатерининский женский монастырь, Спасский мужской монастырь).

20 августа 1769 года по указу Императрицы возводится первая в Сибири каменная мечеть.

На 1858 год в Тарском округе насчитывалось 11 каменных, 104 деревянных церквей и других богослужебных зданий.

На 1869 год в округе имелись чтимые иконы. В городе Тара икона Тихвинской Божьей Матери, принесённая сюда вскоре после основания города. 26 июня её носили с крестным ходом в село Бутаково и смежные деревни, а также на Екатерининский завод. В 7 верстах от Тары, в церкви села Самсоново находилась икона Святого Николая, именуемая Можайской. Она принесена из города Можайская Московской губернии в начале XVII столетия крестьянином Самсоновым, поселившимся около Тары.

С 1895 года населённые пункты Тарского уезда с православным населением делились на две епархии: Омскую и Тобольскую.

На 1904 год в уезде числилось старообрядцев и сектантов 470 человек:

  • 223 человека приемлющих священство;
  • 247 человек беспоповцевских сект признающих браки.

В 1905 году в уезде насчитывалось:

  • Православных — 190437 человек;
  • Магометан — 16359 человек;
  • Римско-католиков — 822 человека (мужчин);
  • Старообрядцев — 529 человек;
  • Протестантов — 420 человек;
  • Евреев — 139 человек;
  • Армяно-грегорианцев — 10 человек.

На 1909 год в уезде насчитывалось 101 церковь, 46 часовен.

Медицина

На 1891 год в округе насчитывалось: 1 лечебница, 2 приёмных покоя. Помимо обычных врачей на службе были и так называемые «повивальные бабки».

На 1904 год в уезде имелось 5 больниц и 34 лечебницы.

На 1910 год в уезде имелось 803 селения, 240420 жителей и 5 лечебных заведений с 34 кроватями или в среднем 1 лечебное заведение почти на 161 селение и 1 кровать на 7071 человек.

4 декабря 1922 года Тарский уездный комитет РКП(б) принял решение об объединении всех лечебных заведений города Тара в одну многопрофильную больницу.

География

Тарский уезд находился в юго-восточной части Тобольской губернии и занимал 71542 квадратных вёрст.

Реками Иртышом и Тарой он делится на северо-восточную и юго-западную части; первая значительно более последней.

Поверхность уезда довольно ровная и низменная, имеет склон на северо-западе и только в северо-восточной части его находятся невысокие увалы, составляющие водораздел между притоками pек Оби и Иртыша. Этот водораздел представляет из себя непрерывный урман, или лес, через который на протяжении 600 верст в длину и до 50 саженей и местами более в ширину тянется почти свободная от лесов полоса, известная под именем Васюганской тундры, покрытой почти сплошь кочками, состоящими из сухого бурьяна и остатков растений, не встречаемых в тундре в живом состоянии. На этих кочках растет берёзовая сланка и ягодные кустарники. Слой растительности этой колеблется под ногой. Кое-где встречаются острова песка, заросшие сосняком. Во время сильных дождей и весною тундра эта превращается в обширное озеро, и только небольшие возвышенности, как островки, выступают из этого залитого водою пространства и служат местами для поселений остяков, промышляющих рыбой и звероловством.

Юго-западная часть уезда представляет волнистую поверхность, переходящую в степную полосу; она покрыта перелесками и рощами, а также и многочисленными степными, в большинстве пресноводными, озёрами.

На юго-востоке и северо-западной этой части уезда много хвойных лесов и обширных болот; так, в первой — болото Китлинское, а во второй Тавинское и Киленное.

Подпочва уезда состоит из рыхлых пресноводных осадков постплиоценовой эпохи; песчано-глинистые почвы встречаются под боровыми лесами, в прочих местах встречаются недурные чернозёмы, но немало и болотистых чёрных почв. Наиболее плодородные почвы находятся в полосе земледельческого района, ограниченного реками Тарой и Ошью, к северо-западу от последней переходный болотно-земледельческий район, за этим следует район болотный, простирающийся до реки Ишима. К западу от последнего начинается земледельческий-лесной район. По Иртышу от Усть-Ишима простирается озерно-луговой, лесной район, а далее идет луговой. К северу от Иртыша и Тары идёт чисто лесной район с небольшими земледельческими полосами. Тарский чернозём не глубок (от 4 до 8 вершков), подпочвою его служит красная глина. В болотных районах встречается бурый и серый суглинок, от 4 до 9 вершков, на увалах находятся полосы чернозёма до 1/2 аршина. В земледельческом лесном районе чернозёма нет, а почву образует бурый суглинок и песок, подпочвою служит красная глина. В чисто лесном районе почва состоит из растительного слоя и песка, а степной район по характеру почв крайне разнообразен, в одних местах почва солончаковая, влажная, нередко переходящая в болото или сенокосы, а то и места удобные для пашни с слоями чернозёма до 12 вершков.

Иртыш протекает по уезду на протяжении 463 вёрст. Из более значительных притоков его в уезде с правой стороны: реки Тара, Уй, Туй, Шиш, Бечи, левые pеки Оша и Ишим. Из прочих pек уезда в самой северной его части, верховья реки Демьянки с её многочисленными притоками pеки Тыгыс, Имгыт, Урпы и др. Из 112 озёр уезда более значительные пресноводные Улугул, исток которого впадает в Иртыш, Рахтово, Артев, Итев, Усемет-кул и восточная часть большого Увятского озера, лежащего в пределах Тобольского уезда.[53]

Тарский уезд относился к рыбопромышленному и звероловному, северному-лесному, среднему лесо-степному районам Тобольской губернии.

Население

В 1766 году в Тарском уезде проживало 8334 человека. Третье место по населению в Тобольской провинции Сибирской губернии.[54]

В 1812 году в уезде прошла перепись населения (VI ревизия) по которой проживало (без учёта жителей города): русских 63683 человека (31313 м — 32370 ж), инородцев 12486 человек (6457 м — 6029 ж).

В 1823 году в округе проживало 40444 (19980 м — 20464 ж).

В 1835 году в округе совершено 455 браков, родилось 2590 человек, умерло 1175 человек.

В 1838 году в округе проживало 24554 душ мужского пола.[55]

В 1846 году в округе проживало 61238 человек (31137 м — 30101 ж). Родилось 3593 человека. Умерло 1808 человек. Число браков составило 603. Число иноверцев: христиан 121 человек, не христиан 8869 человек.[56]

По IX ревизии населения 1851 года в округе проживало 69992 человека (35311 м — 34681 ж).[57] Родилось 3717 человек, умерло 2352 человека, совершено браков 679.

В 1852 году в округе совершено 756 браков, родилось 3666 человек, умерло 2287 человек.

На 1858 год в тарском округе насчитывалось: 82475 человек (40411 м — 42064 ж). Родилось 4973 человек (2544 м — 2429 ж), незаконнорожденных 234 человека (117 м — 117 ж), умерло 3437 человек (1875 м — 1562 ж). Было зарегистрировано 845 браков. Проживало 1220 человек поляков обоего пола.

По сословиям население делилось: 64 дворянина (31 м — 33 ж), личных дворян 109 человек (51 м — 58 ж), белое православное духовенство 373 человека (206 м — 167 ж), магометанское духовенство 86 человек (39 м — 47 ж), личные почётные граждане 7 человек (5 м — 2 ж), купцы 289 человек (154 м — 135 ж), мещане и записанные в оклад 3656 человек (1703 м — 1953 ж), государственные крестьяне всех наименований 62648 человек (29912 м — 32736 ж), помещичьи дворовые люди 18 человек (7 м — 11 ж), помещичьи крестьяне 35 человек (18 м — 17 ж), военные регулярных войск 487 человек и при них 346 женщин, иррегулярные войска 28 человек и при них 37 женщин, бессрочно-отпускных и в отпусках 261 человек и при них 150 женщин, отставных нижних чинов 471 человек и при них 1115 женщин, солдатские дети и кантонисты 214 человек. Инородцев насчитывалось 10242 человека (5372 м — 4870 женщин), ссыльно-поселенцы и другие 7015 человек (3998 м — 3017 ж).

По вероисповеданиям население делилось: православные 67196 человек (37416 м — 39780 ж), раскольники 79 человек (29 м — 50 ж), римско-католики 42 человека (23 м — 19 ж), протестанты 82 человека (44 м — 38 ж), евреи 11 человек (6 м — 5 ж), магометане 10395 человек (5466 м — 4929 ж).

На 1859 год в инородческих волостях проживало: Коурдакская волость — 636 человек, Аялынская волость — 1913 человек, Саргатская волость — 748 человек, Тавско-Утузская волость — 394 человека, Бухарская волость — 1857 человек.

На 1860 год в Тарском округе население проживало в 22 сёлах и 4 слободах (Викуловская, Аёвская, Бергамакская, Такмыкская), 187 русских деревнях, 68 инородческих, бухарских, татарских деревнях, 69 выселках, 33 заимках русских крестьян, 12 заимках инородцев Бухарцев.

В 1864 году Совет Главного Управления Западной Сибири утвердил для водворения польских переселенцев Тарский округ в 115 селений и 9 волостей. Поляки были водворены в Аёвской (31 человек), Карташёвской (27 человек), Логиновской (21 человек), Такмыкской (13 человек), Бергамакской (8 человек), Нижнеколосовской (7 человек), Бутаковской и Слободчиковской (по 1 человеку) волостях.

В 1865—1874 годы в округе под стражей в общей сложности находилось 2095 человек ссыльных.

На 1868 год в Тарком округе насчитывалось 412 населённых пунктов: 1 город, 25 русских сёл, 1 инородческое село, 4 русские слободы, 226 русских деревень, 56 инородческих деревень, 62 русских выселка, 6 инородческих выселка, 27 русских заимок, 1 инородческая заимка, 2 русских починка, 1 завод.

В 1869 году округе проживало: 89,8 % русские, 8,6 татары, 1,3 поляки, 0,03 евреи, 0,22 прочие.

Ко второй половине XIX века в округе на одного ссыльного приходилось 4,5 душ коренного населения.

За 1872—1874 годы в округе было совершено ссыльными 8 убийств, 1 покушение на убийство, 16 грабежей, 2 поджёга, 1 скотоложство, 5 случаев изготовления или перевод фальшивых денег, 44 конокрадства, 9 личных оскорблений, 149 краж, 2 случая подделки фальшивых видов и документов, 9 нанесений ран, побоев и увечий, 1 побег из под стражи, 1 случай снятия кожи с павшего животного, 1 случай зарезания чужого скота, 2 случая обрезания хвостов у лошадей, 1 случай утайки денег, 1 случай повреждения беременности.

В 1873 году из Тары было отправлено 425 человек пересыльных арестантов.

В 1874 году из Тары было отправлено 454 человека пересыльных арестантов.

В 1875 году из Тары было отправлено 342 человека пересыльных арестантов. Всего ссыльных проживало в округе 6908 человек.

В 1876 году из Тары было отправлено 279 человек пересыльных арестантов. Всего ссыльных проживало в округе 4007 человек.

К 1 января 1876 года в округе проживало 2775 человек ссыльных по суду и 4133 человека ссыльных в административном порядке. Ссыльными было совершено 212 преступлений, под стражей содержалось 189 человек. Из них 2562 человека ссыльных находилось в неизвестной отлучке. По сословиям ссыльные в округе распределялись следующим образом:

  • дворяне: в городе 15, в округе 7;
  • мещане: в городе 375, в округе 115;
  • государственные крестьяне: в городе 51, в округе 3558;
  • духовные: в городе 8, в округе 7;
  • военного звания: в городе 6, в округе 659.

Ссыльные занимались в округе: торговлей, плотничными и столярными работами, разными ремёслами, портным, кузнечным, сапожным делами, хлебопашеством и другими крестьянскими работами, письменными и бондарными работами, 2172 человека вообще ни чем не занималось, 7 человек находилось в присутственных местах и у должностных лиц, 45 человек занимали должности волостных писарей.

В Нижне-Колосовской волости ссыльных насчитывалось 934 человека проживавших в 224 домах. Из них было: 317 человек семейных ссыльных, 339 взрослых работников, 71 человек стариков и увеченных, 27 человек нищенствующих, 6 человек малолетних до 18 лет.

В 1877 году из Тары было отправлено 321 человек пересыльных арестантов.

В 1878 году в округе проживало 40488 человек крестьянского податного населения, ссыльных 8737 человек. В среднем на 1 ссыльного приходилось 4,6 человека податного крестьянского населения. Предполагалось поселить в округе ещё 715 человек ссыльных.[58]

После 1880 года в Тарский округ переселены 3 члена варшавской социально-революционной организации.

К 1882 году в округе проживало 8737 человек ссыльных или 1 ссыльный на 4,5 человека местного населения. Третий показатель в Тобольской губернии. Бухарцев насчитывалось 1975 человек, татар 6755 человек. Всего инородцев 7,06 % на число русских.

На 1887 год в округе был зарегистрирован 1001 брак, родилось 6969 человек (3519 м — 3450 ж), незаконнорожденных 350 человек, умерло 4696 человек (2432 м — 2264 ж).

На 1888 год по сведениям Тобольского статистического комитета в Тарском округе насчитывалось 11257 татар магометан (7228 м — 4029 ж) проживающих приблизительно в 60 населённых пунктах.

В 1889 году в уезде зарегистрировано 950 браков, родилось 6810 человек (3540 м — 3270 ж), умерло 5064 человека (2622 м — 2442 ж). Насчитывалось 187 русских сельских обществ, 348 русских населённых мест и 71 инородческий.

В 1891 году в округе насчитывалось:

  • 144027 человек:
    • 73909 мужчин;
    • 70118 женщин;
  • 187 сельских обществ;
  • 413 населённых пунктов:
    • 342 русских;
    • 71 инородческий;
  • 19 волостей:
    • 14 русских;
    • 5 инородческих;
  • 17 начальных училищ.

На 1891—1892 годы в округе насчитывалось 13 церковно-приходских школ (326 учащихся), 7 школ грамотности (101 учащийся), 17 сельских училищ (392 учащихся).

На 1893 год в Тарском округе проживало значительно число поляков, а также немцев и финнов. Население округа распределялось ровно 50 % на 50 % между мужчинами и женщинами. В среднем на версту суши приходилось 1,90 сельского жителя обоего пола. В тарском округе проживало 135566 человек (67498 м — 68068 ж). Насчитывалось 448 селений, 21921 крестьянский двор, 703 некрестьянских двора.

На 1894 год в округе проживало 144308 человек (73612 м — 70696 ж). Насчитывалось 217 русских и 55 инородческих населённых пунктов.

На 1895 год в округе насчитывалось 127 сельских обществ, 217 русских населённых мест и 44 инородческих.

По переписи населения Российской Империи в 1897 году в Тарском округе проживало 152491 человек (76201 м — 76290 ж); на 1 кв. версту приходится 1,9 жителей.[59]

Селений 448, из них многолюдных (свыше 1000 жителей) — 11.

Значительное большинство населения — русские; до 11000 татар, несколько сот остяков; есть поляки (966), немцы, евреи и цыгане.

9 % дворов вовсе не имеют работников, 64 % дворов имеет по 1 работнику, 19 % по 2 работника и 8 % более 2-х.

Много переселенцев из России.

Ссыльнопоселенцы в уезде составляют почти 10 % общего числа жителей.

90 % населения православные, 1,3 % католики, 8,6 % магометане, 0,1 % — прочих исповеданий.

Населены преимущественно берега pек Иртыша, Ишима, Оши и Аёва; 77 % общего числа селений расположены при них, 19 % — при озёрах, 4 % при колодцах в степной полосе.

Переселенцы из России стали жить на таёжных участках на pеках Уе, Tyе и Шише.

Сельское хозяйство составляет одно из главных занятий жителей.

На 1898 год в округе числилось 206 сельских обществ, 405 русских и 71 инородческий населённый пункт.

На 1899 год в уезде родилось 265 человек.

В 1901 году в уезде было заключено 1380 браков, родилось 10200 детей, умерло 5813 человек. Насчитывалось 450 населённых пунктов. Больниц и приёмных покоев имелось 5 на 36 кроватей. Имелось 72 начальные школы.

За период 1902—1907 годы по данным акцизного надзора и полиции было продано 490628,557 вёдер вино-водочных изделий в уезде на сумму 4364255 рублей 8 копеек. За этот период от пьянства умерло 23 человека от общего населения уезда 207849. При этом по потреблению уезд занимал 4 место из 10 уездов Тобольской губернии.

На 1903 год в Тарском уезде проживал 171581 человек (86198 м — 85383 ж) насчитывалось 655 селений.

В 1905 году в уезде состоялось 1756 браков, родилось 11409 человек, умерло 7056 человек. Прибыль населения составила + 4297 человек, четвёртый показатель срети всех уездов Тобольской губернии.

Население уезда по сословиям выглядело следующим образом:

  • Потомственных дворян — 188 человек;
  • Личных дворян — 84 человека;
  • Белое духовенство — 391 человек;
  • Магометанское духовенство — 104 человека;
  • Потомственных почётных граждан — 65 человек;
  • Личных почётных граждан — 13 человек;
  • Купцов городского сословия — 28 человек;
  • Мещан городского сословия — 6077 человек;
  • Крестьян сельского сословия — 164108 человек;
  • Военные военного сословия — 151 человек;
  • Отставных военного сословия — 7168 человек;
  • Оседлых инородцев — 14098 человек;
  • Ссыльных с семействами — 16628 человек;
  • Разночинцев с семействами — 654 человека;
  • Иностранных подданных — 47 человек.

В 1906 году в селе Рыбино было открыто общество трезвости в честь Рождества Христова. Посетителями общества были крестьяне-старожилы, земледельцы, скотоводы.

В 1907 году в уезде проживало 200987 русских, 15642 татар, 60 евреев.

На 1908 год в уезде насчитывалось: 1 город и 452 остальных поселений.

На 1909 год в уезде имелось 29 волостей, 545 сельских обществ, 803 населённых пункта, 34717 отдельных хозяйств. Проживало 206870 человек (103293 м — 103577 ж).

На 1910—1911 годы в Тарском уезде насчитывалось 2 общества трезвости. Общества посещало 80 человек. В уезде насчитывалось около 252800 человек. Плотность населения составляла 3,4 человека на квадратную версту.


Число жителей уезда
1710 1766 1812 1823 1838 1846 1851 1858
8355 8334 76 169 40 444 24 554 61 238 69 992 82 475
1859 1860 1862 1868 1869 1884 1888 1890
78 122 78 117 97 211 84 461 106 371 129 087 140 810 141 068
1891 1892 1894 1895 1897 1900 1903 1904
144 027 145 756 144 308 142 308 159 655 179 254 171 581 186 700
1905 1906 1907 1908 1909 1910 1911 1912
197 628 207 849 216 689 219 123 207 401 210 381 249 368 267 244
1914
276 260
Число населённых пунктов
1860 1868 1891 1892 1893 1898 1903 1904 1910
393 412 413 448 448 476 655 661 803

Крупнейшие населённые пункты уезда

1868 год
  • город Тара — 7091 чел.;
  • завод Екатерининский — 1366 чел.;
  • село Строкино — 1202 чел.;
  • слобода Такмыкская — 1188 чел.;
  • деревня Артын — 1052 чел.;
  • слобода Бергамакская — 1001 чел.;
  • село Копьёво — 999 чел.;
  • село Пустынное — 866 чел.;
  • село Большерецкое — 851 чел.;
  • деревня Владимировка — 810 чел.
1893 год
  • город Тара — 10190 чел.;
  • слобода Бергамакская — 1589 чел.;
  • деревня Низовская — 1575 чел.;
  • деревня Артын — 1455 чел.;
  • село Мало-Красноярское — 1447 чел.;
  • село Муромцево — 1163 чел.;
  • деревня Большереченская — 1129 чел.;
  • село Крайчиково — 1112 чел.;
  • деревня Больше-Красноярская — 1091 чел.;
  • слобода Викуловская — 1031 чел.
1897 год
  • город Тара — 7223 чел.;
  • село Муромцево — 1719 чел.;
  • слобода Викуловская — 1349 чел.;
  • село Артын — 1294 чел.;
  • село Строкино — 1245 чел.;
  • Никольский суконно-фабричный посёлок — 1217 чел.;
  • село Копьёво — 1204 чел.;
  • село Мало-Красноярское — 1195 чел.;
  • село Рыбино — 1097 чел.;
  • слобода Такмыкская — 1071 чел.
1903 год
  • город Тара — 8238 чел.;
  • слобода Бергамакская — 1536 чел.;
  • село Артын — 1229 чел.;
  • село Муромцево — 1192 чел.;
  • село Рыбино — 1191 чел.;
  • деревня Больше-Красноярская — 1152 чел.;
  • слобода Такмыкская — 1137 чел.;
  • село Низовое — 1097 чел.;
  • село Строкино — 1005 чел.;
  • село Калининское — 995 чел.
1909 год
  • город Тара — 12405 чел.;
  • деревня Большереченская — 1305 чел.;
  • село Евгащино — 1214 чел.;
  • село Рыбино — 1201 чел.;
  • деревня Тармаклы — 1166 чел.;
  • село Строкино — 1132 чел.;
  • село Артын — 1128 чел.;
  • село Мало-Красноярское — 1105 чел.;
  • село Могильно-Посельское — 1100 чел.;
  • село Копьёво — 1083 чел.

Переселенческое дело

В период 1840—1850-х годов в округ было самостоятельно водворено 1203 семей переселенцев, которые образовали 36 новых селений в 9 волостях. К старожилам было переселено 458 семей переселенцев в 28 старожильческих деревнях.

В 1846 году в округ переселился 31 человек.

В 1848 году в округ переселилось 82 человека.

В 1849 году в округ переселилось 57 человек.

В 1851 году в округ переселилось 1019 человек.

В 1852 году в округ переселилось 662 человека.

В 1853 году в округ переселилось 1925 человек.

В 1854 году в округ переселилось 38 человек.

В 1855 году в округ переселилось 82 человека.

В 1856 году в округ переселилось 25 человек.

В 1857 году в округ переселилось 342 человека.

В 1858 году в округ переселилось 313 человек.

В 1859 году в округ переселилось 1999 человек.

В 1860 году в округ переселилось 213 человек.

В 1861 году в округ переселилось 157 человек.

В 1862 году в округ переселилось 114 человек.

В 1863 году в округ переселилось 138 человек.

В 1870 году в округ переселилось 2 человека. Всего в период 1846—1878 годов в округ переселилось 7199 человек.[60]

В 1880—1883 годах в округ был поселён 121 переселенец из следующих губерний и областей: 5 из Архангельской, 2 из Оренбургской, 5 из Рязанской, 11 из Курской, 43 из Пермской, 6 из Томской, 36 из Вятской, 9 из Пензенской, 1 из Казанской, 1 из Нижегородской губерний, а также 1 из Акмолинской и 1 из Семиреченской областей.

На 1885 год переселенцы образовали 9 новых поселений.

Количество переселенческих посёлков и запасных участков образованных с 1893 года по 1 июля 1903 года:

  • Аёвская волость — 21 переселенческий посёлок, 5 запасных участков;
  • Атирская волость — 67 переселенческих посёлков;
  • Бергамакская волость — 2 переселенческих посёлка, 1 запасной участок;
  • Викуловская волость — 2 переселенческих посёлка;
  • Каргалинская волость — 7 переселенческих посёлка;
  • Карташёвская волость — 8 переселенческих посёлков, 2 запасных участка;
  • Корсинская волость — 2 переселенческих посёлка;
  • Крайчиковская волость — 5 переселенческих посёлков;
  • Логиновская волость — 6 переселенческих посёлков, 4 запасных участка;
  • Мало-Красноярская волость — 5 переселенческих посёлков;
  • Озёринская волость — 4 переселенческих посёлка;
  • Рыбинская волость — 2 переселенческих посёлка;
  • Самохваловская волость — 2 переселенческих посёлка;
  • Седельниковская волость — 77 переселенческих посёлков, 21 запасной участок;
  • Слободчиковская волость — 5 переселенческих посёлка;
  • Такмыкская волость — 1 запасной участок;
  • Тевризская волость — 70 переселенческих посёлков.
Всего по уезду: 285 переселенческих посёлков, 34 запасных участков

В 1895—1902 годах в Тарском урмане было отрезано 194 участка с 463041 десятиной земли для 23346 мужских душ и 41 запасной участок. Положение переселенцев в урмане было неудовлетворительным. Особенно на участках, лежащих на реке Шиш. Так, например, на Куксинском участке переселенцы весной 1901 года с голоду ели траву и подобные случаи случались и на других участках. Проезжая урманным трактом из Тары через Ермаковку, Унару, Егоровку и дальше по реке Шиш, уже издалека можно узнать латыша и немца, эстонца и русского, по телеге, по пряжке, по одежде.[61]

На 1897 год в округе было много переселенцев из России, которые или приписались к старым селениям (460 семей), или образовали новые (числом 36, с 1203 семьями).

На 1899 год в уезд был переселён 2191 человек переселенцев (1159 м — 1032 ж). Из них 586 человек вернулись обратно.

На 1 января 1904 года в Тарском уезде действовали переселенческие посёлки и запасные участки в следующих волостях:

  • Аёвская волость — 22 переселенческих посёлка, 5 запасных участков;
  • Атирская волость — 68 переселенческих посёлков, 11 запасных участков;
  • Бергамакская волость — 2 переселенческих посёлка, 1 запасной участок;
  • Викуловская волость — 2 переселенческих посёлка;
  • Каргалинская волость — 7 переселенческих посёлка, 1 запасной участок;
  • Карташёвская волость — 8 переселенческих посёлков, 2 запасных участка;
  • Корсинская волость — 2 переселенческих посёлка;
  • Крайчиковская волость — 5 переселенческих посёлков, 2 запасных участка;
  • Логиновская волость — 6 переселенческих посёлков, 3 запасных участка;
  • Мало-Красноярская волость — 5 переселенческих посёлков;
  • Озёринская волость — 4 переселенческих посёлка, 1 запасной участок;
  • Рыбинская волость — 2 переселенческих посёлка;
  • Самохваловская волость — 2 переселенческих посёлка;
  • Седельниковская волость — 77 переселенческих посёлков, 7 запасных участков;
  • Слободчиковская волость — 5 переселенческих посёлка;
  • Такмыкская волость — 8 переселенческих посёлков, 3 запасных участка;
  • Тевризская волость — 61 переселенческий посёлок, 21 запасной участок.
Всего по уезду: 291 переселенческий посёлок, 57 запасных участков

На 1913 год в Тарском уезде действовали переселенческие посёлки и запасные участки в следующих волостях:

  • Аёвская волость — 28 переселенческих посёлков;
  • Атирская волость — 174 переселенческих посёлка;
  • Бергамакская волость — 17 переселенческий посёлок;
  • Бутаковская волость — 3 переселенческих посёлка;
  • Бухарская волость — 1 переселенческий посёлок;
  • Викуловская волость — 7 переселенческих посёлков;
  • Егоровская волость — 65 переселенческих посёлков;
  • Каргалинская волость — 21 переселенческий посёлок, 1 запасной участок;
  • Карташёвская волость — 38 переселенческих посёлков, 1 запасной участок;
  • Кейзесская волость — 40 переселенческих посёлков;
  • Кондратьевская волость — 6 переселенческий посёлков;
  • Корсинская волость — 14 переселенческих посёлков;
  • Крайчиковская волость — 7 переселенческих посёлков, 1 запасной участок;
  • Логиновская волость — 13 переселенческих посёлков, 1 запасной участок;
  • Мало-Красноярская волость — 29 переселенческих посёлков;
  • Могильно-Посельская волость — 3 переселенческих посёлка;
  • Нагорно-Ивановская волость — 25 переселенческих посёлка;
  • Ново-Ягодинская волость — 38 переселенческих посёлка;
  • Озёринская волость — 12 переселенческих посёлка;
  • Петропавловская волость — 30 переселенческих посёлков;
  • Рыбинская волость — 40 переселенческих посёлков;
  • Савиновская волость — 8 переселенческий посёлков;
  • Самохваловская волость — 8 переселенческих посёлков;
  • Седельниковская волость — 38 переселенческих посёлков, 1 запасной участок;
  • Слободчиковская волость — 8 переселенческих посёлков;
  • Такмыкская волость — 19 переселенческих посёлков;
  • Тевризская волость — 51 переселенческий посёлок, 2 запасных участка;
  • Усть-Ишимская волость — 18 переселенческих посёлков;
  • Утьминская волость — 19 переселенческих посёлков;
  • Форпостская волость — 30 переселенческих посёлков.
Всего по уезду: 810 переселенческих посёлков, 7 запасных участков

Символика

До образования Тобольского наместничества в 1782 году, Тарский уезд и город Тара не имели своих утверждённых гербов.

По Именному Вашего Императорского Величества Высочайшему указу 19 января 1782 года, повелено Тобольское наместничество составить из 16 уездов; но как города того наместничества гербов неимеют, то Сенат, назнача гербы, с описанием осмеливается всеподаннейше представить на Высочайшую Вашего Императорского Величества информацию и просить Всемилостейшего указа

17 марта 1785 года Высочайше утверждён доклад Сената «о гербах городов Тобольского наместничества».

В описании герба города Тара было сказано:

В зелёном поле серебряный горностай, в знак изобильности и особливой доброты горностаев в оной округе[62]

Руководство уезда

Княжеские наместники

Ф. И. О. Титул, чин, звание Время замещения должности
Андрей Васильев сын Елецкой князь
1594-1595
Фёдор Борисов сын Елецкой князь
1595-1597
Степан Васильев сын Кузьмин-Караваев

Андрей Матвеев сын Воейков

князья
1597-1598
Иван Владимиров сын Кольцов-Мосальской

Андрей Матвеев сын Воейков

князья

дворянин

1598-1599
Иван Владимиров сын Кольцов-Мосальской

Яков Иванов сын Старков

князья
1599-1600
Иван Владимиров сын Кольцов-Мосальской

Андрей Бахтияров

князья
1601-1602
Иван Андреев сын Солнцев-Засекин князь
1603-1605
Сила Иванов сын Гагарин

Иван Андреев сын Солнцев-Засекин

князья
1606-1608
Иван Владимиров сын Кольцов-Мосальской

Иван Андреев сын Солнцев-Засекин

князья
1608-1613
Иван Михайлов сын Годунов

Пётр Данилов сын Исленьев

князья
1613-1614
Иван Михайлов сын Годунов

Фёдор Степанов сын Старой

князья
1614-1615
Кирилл Семёнов сын Воронцов-Вельяминов

Пётр Семёнов сын Лотухин

князья
1615-1616
Елизар Фомин сын Корса́ков

Пётр Семёнов сын Лотухин

князья
1616-1618
Кирилл Семёнов сын Воронцов-Вельяминов

Елизар Фомин сын Корса́ков

князья
1618-1619
Сила Яковлев сын Вельяминов

Фёдор Андреев сын Скрябин

князья
1620-1622
Исаак Никитин сын Сунбулов

Пётр Гаврилов сын Чириков

князья
1623-1624

Воеводы

Ф. И. О. Титул, чин, звание Время замещения должности
Степан Иванов сын Исленьев

Иван Алексеев сын Аргамаков

князья
1625-1627
Юрий Иванов сын Шаховской

Михаил Фёдоров сын Кайсаров

князья
1627-1628
Фёдор (Шериха) Фёдоров сын Волконской

Исаак Петров сын Байков

боярин

князь

1629-1631
Никита Петров сын Борятинской

Константин Сильвестров сын Сытин

князья
1631-1632
Фёдор Самойлов сын Бельской

Неупокой Андреев сын Кокошкин

князья
1632-1634
Фёдор (Горбун) Петров сын Боратинской

Григорий Аггеев сын Кафтырёв

князья
1635-1638
Василий Александров сын Чеглоков

Яков Евстафьев сын Тухачевской

стольники
1638-1642
Пётр Иванов сын Щетинин

Фёдор Фёдоров сын Головачёв

князья
1643-1646
Василий Иванов сын Горчаков

Фёдор Фёдоров сын Головачёв

стольник

князь

1646-1647
Василий Иванов сын Горчаков

Григорий Иванов сын Бутурлин

князь

стольник князь

1647-1649
Василий Андреев сын Горчаков стольник князь
1649-1652
Иван Артемьев сын Чаадаев князь
1652-1656
Михайло Тимофеев сын Измайлов стольник
1656-1659
Михаил Никитин сын Шаховской стольник князь
1659-1664
Степан Степанов сын Измайлов князь
1664-1668
Фёдор Никитин сын Мещерской князь
1668-1673
Борис Фёдоров сын Мещерской князь
1673
Тимофей Дмитриев сын Клокачёв князь
1673-1674
Иван Гаврилов сын Ушаков письменный голова
1674-1676
Фёдор Петров сын Кох письменный голова
1676-1678
Никита Лавретьев сын Наумов письменный голова
1678
Иван Лукьянов сын Талызин письменный голова
1678-1679
Матвей Уваров сын Лодыгин стольник
1679-1681
Гаврило Кондратьев сын Елагин стольник
1681-1683
Карп Фёдоров сын Павлов стольник
1683-1686
Гаврило Степанов сын Волконской стольник князь
1687-1689
Никита Степанов сын Ивашкин князь
1689
Данило Иванов сын Сытин князь
1689-1692
Галактион Данилов сын Сытин князь
1692-1693
Данило Иванов сын Сытин князь
1693-1694
Михайло Денисов сын Тургенев стольник
1694-1694
Дмитрий Михайлов сын Тургенев стольник
1694-1898
Митрофан Иванов сын Воронцов-Вильяминов стольник
1699
Семён Прокопьев сын Карпов князь
1699-1700[63]
неизвестно
?-1708

Уездные воеводы

Ф. И. О. Титул, чин, звание Время замещения должности
неизвестно
1708-?
Дмитрий Рукин дворянин
1729-1731
Бобровский князь
1746
неизвестно
Кривоногов князь
1773
неизвестно

Окружные начальники

Ф. И. О. Титул, чин, звание Время замещения должности
Павел Сидорович Серебрянников коллежский асессор
1829
неизвестно
Павел Яковлевич Смысловский коллежский советник
1860
Модест Варфоломеевич Гулькевич коллежский асессор
1861-1862
Орест Макарович Гулькевич коллежский асессор
1863-1864

Уездные исправники

Ф. И. О. Титул, чин, звание Время замещения должности
неизвестно
Александр Алексеевич Павлинов титулярный советник
1884
Константин Ардальонович Попов коллежский асессор
1887
Прокопий Семёнович Гебедо с 1889 коллежский секретарь

с 1893 титулярный советник

с 1900 надворный советник

1889-1901
Василий Семёнович Кириленко коллежский асессор
1906-1909
Алексей Александрович Левицкий есаул

отставной войсковой старшина

с 1911 коллежский асессор

1910-1911
Александр Иванович Журавлёв коллежский советник
1912-1913
Вильгельм Оскарович Кремер надворный советник
1914-1915
неизвестно

Уездные управляющие

Ф. И. О. Титул, чин, звание Время замещения должности
неизвестно
Барановский
1918-1919

Известные люди и уроженцы уезда

Известные уроженцы

  • Нерпин, Иван Фёдорович (1760—1812) — уроженец города Тара, купец I гильдии, советник коммерции, первый почётный гражданин города Тары. Самый богатый житель города Тары. Был известен в Сибири и в России как активный благотворитель. На его средства в Таре было построено три церкви. Стал обладателем двух первых в уезде частных каменных домов. Сделал самый большой в Сибири вклад на войну с Наполеоном — 5000 рублей;
  • Айтыкин, Нияз (1778—1847) — уроженец города Тара, бухарский купец, потомственный почётный гражданин города Тара из рода известных бухарских купцов. Владелец кожевенного завода, стекольного завода, пароходов, галантерейных, гастрономических и мануфактурных магазинов в Павлодаре, Верном, Семипалатинске. Торговал чаем, железом, мануфактурой. Вёл торговлю с Китаем. Собрал большую библиотеку, курировал школы мектеб, медресе. Совершил хадж. По распоряжению Западно-Сибирского генерал-губернатора, открыл один из коротких караванных путей от Омска до Коканда;
  • Немчинов, Яков Андреевич (1811—1894) — уроженец города Тара, купец I гильдии, коммерции советник, действительный статский советник, предприниматель с состоянием до 18000000 рублей, один из самых богатых людей Российской Империи. Потомственный почётный гражданин города Тара. Меценат и благотворитель. На его средства был постороен Тарский сиропитательный дом и ремесленное училище. На его средства были реставрированы 3 церкви. Награждён орденом Святого Станислава II степени и орденом Святого Владимира;
  • Пятков, Михаил Фёдорович — уроженец города Тара, купец I гильдии, крупнейший в Сибири чаеторговец. Вёл торговлю разнообразными товарами в Таре, Тюмени, Тобольске, Семипалатинске, Верном, имел чайный магазин в Барнауле. По количеству закупленных в Китае партий чая в конце 1890-х годов он опережал многие известные фирмы. Только за 1892 год он вывез из Китая 2244 места чая;
  • Щербаков, Алексей Иванович — уроженец деревни Щербакова Бутаковской волости, купец I гильдии, владелец первой в Сибири писчебумажной фабрики;
  • Юдин, Геннадий Васильевич (1840—1912) — уроженец города Тара, русский библиофил, купец II гильдии и промышленник, владелец уникальной для России библиотеки;
  • Калижников, А. А. — уроженец села Евгащинское Логиновской волости, купец I гильдии, имел крупные маслозаводы, самую большую в уезде мельницу (в 1908 году от мельницы появился электрический свет, один из первых в уезде), четыре парохода, магазины в Москве, Петербурге, Омске, Китае;
  • Ядринцев, Николай Михайлович (1842—1894) — уроженец города Омска Тарского округа, сибирский публицист, писатель и общественный деятель, исследователь Сибири и Центральной Азии, один из основоположников сибирского областничества, первооткрыватель древнетюркских памятников на реке Орхон, столицы Чингисхана Каракорума и Орду-Балыка — столицы Уйгурского каганата в Монголии;
  • Гулькевич, Леонид Орестович (1865—1919) — уроженец города Тара, сын коллежского асессора окружного начальника Тарского уезда Гулькевич О. М.. Окончил морскую академию. Гидрограф. С 1884 года генерал-майор Морского корпуса, командир Николаевских лоцманов на Черноморском флоте. Расстрелян в 1919 году без суда и следствия большевиками в Одессе;
  • Гулькевич, Валентин Орестович — уроженец города Тара, сын коллежского асессора окружного начальника Тарского уезда Гулькевич О. М.. Статский советник. Врач. Старший врач Оренбургского Неплюевского кадетского корпуса. Служил в Белой Армии;
  • Избышев, Артём Иванович (1885—1919) — уроженец села Седельниковское Седельниковской волости, революционный социал-демократ, унтер-офицер, командир партизанского отряда во время Гражданской войны, слава о котором шла по всей Сибири. Сегодня его именем названы улицы в Омске, Таре, Тюмени, Седельниково и других населённых пунктах;
  • Софонов, Пётр Васильевич — уроженец города Тара, тарский священнослужитель, протоиерей, законоучитель Тарского уездного училища и Тарской женской прогимназии. За заслуги в народном просвещении произведён в протоиереи, по духовному ведомству награждён наперстным крестом, камилавкой, скуфьей, набедренником и серебряной медалью в память Александра III, бронзовый крест в память войны 1853—1854 годов, знак красного креста, орден Святой Анны III и II степени, Владимира IV и III степени, медаль в память императора Николая I. Имел библию от Священного Синода;[64]
  • Ибрагимов, Абдурашид (1857—1944) — уроженец города Тара, татарский мусульманский имам, кади, проповедник и публицист. Ахун Тарского уезда. Сторонник идей панисламизма, которые распространял с 1908 года. Первый муфтий Японской Империи. Депутат первой мусульманской фракции в IV Государственной Думе Российской Империи.
  • Золотарёв, Семён Павлович (1914—1993) — уроженец села Баженово Атирской волости, полковник, Герой Советского Союза, награждён орденом Ленина, тремя орденами Красного Знамени, орденом Александра Невского, орденом Отечественной войны 1-й степени, орденом Красной Звезды и 12 боевыми медалями. Его именем названа школа в селе Баженово.
  • Валеев, Фоат Тач-Ахметович (1918—2010) — уроженец деревни Яланкуль Уленкульской волости, историк-сибиревед, этнограф, доктор исторических наук, профессор. Заслуженный деятель науки ТАССР (1990). В 1950 году стал преподавателем Омского танко-технического училища, где ему было присвоено звание майора. Переводится заместителем командира танкового полка в западно-сибирском гарнизоне (Западно-Сибирский военный округ). В дальнейшем работал преподавателем Омского машиностроительного института, читал лекции в Омском университете, пединституте и в других вуза Омска по истории. С 1961 года трудился в Казанской архитектурно-строительной академии. Указом президента РФ в апреле 2002 года присвоено звание полковника в отставке. Награждён тремя орденами Отечественной войны I степени и одним орденом II степени, а также 17 медалями.
  • Зенков, Николай Емельянович (1920—1945) — уроженец деревни Ивановка Такмыкской волости, гвардии лейтенант, Герой Советского Союза, награждён орденом Ленина, орденом Красного Знамени, орденом Красной Звезды, медалью «За отвагу», медалью «За боевые заслуги». Его именем названа улица в городе Омске.
  • Васильев, Василий Иванович (1922—1980) — уроженец деревни Бородихина Логиновской волости, подполковник, Герой Советского Союза, награждён орденом Ленина, орденом Отечественной войны 1-й степени, орденом Красной Звезды трижды и другими медалями.
  • Комаров, Александр Николаевич (1922—1982) — уроженец деревни Изюк Ермиловской волости, краснофлотец, Герой Советского Союза, награждён орденом Ленина, орденом Красной Звезды и другими медалями. Его именем названа улица и район парка отдыха в селе Тевриз, а также проспект в городе Омске.

Известные жители

  • Елецкий, Андрей Васильевич (XVI век) — князь, участник Ливонской войны, сын боярский, голова, дворянин московский, воевода, основатель города Тары;
  • Ивелич, Пётр Иванович (1772—1816) — граф, генерал-майор, участник Бородинского сражения;
  • Дзюбинский, Владимир Иванович (1860—1927) — уроженец города Каменец-Подольский. В 1883 году за связь с народниками был сослан в Акмолинскую область на три года. Член III и IV Государственной Думы Российской Империи от Тобольской губернии, надворный советник, член фракции трудовиков, окончил среднюю духовную семинарию, член Западно-Сибирского отдела Императорского географического общества. В 1907 за участие в освободительном движении переведён из Омска в Тару старшим помощником акцизного надзирятеля. В Санкт-Петербурге состоял членом Литературного общества. Был инициатором создания Санкт-Петербургского сибирского собрания;
  • Куминов, Иван Иванович (1865—1930) — священномученик Омской епархии. Священник церкви села Мало-Красноярского Мало-Красноярской волости. Окончил Омскую учительскую семинарию. Инспектор народных училищ Тарского округа Тобольской губернии. В Омской епархии служил в 1922—1928 годах. Замучен в тюрьме. Расстрелян в городе Каинске. Канонизирован Архиерейским Собором Русской Православной Церкви 13-16 августа 2000 года по представлению Омской епархии;
  • Григорьев, Филипп Михайлович (1870—1933) — из калмыков, священномученик. Сын мещанина. Окончил Омскую учительскую семинарию. С 19 июля 1897 года псаломщик, с 22 июня 1898 года дьякон, с 24 октября 1902 иерей и священник. С 1902 по 1906 годы служил в церкви села Копьёво Копьёвской волости, был заведующим и законоучителем Копьёвской школы. В 1906—1911 годах служил в церкви села Ново-Рождественского. В 1911—1913 годах служил в церкви посёлка Божедаровский Омского уезда. В семье жена и 4 детей. В 1913—1917 годах служил в церкви села Калачинского Тюкалинского уезда. С 1915 года член благочиннического совета Омского уезда Акмолинской области. В 1917—1929 годах служил в церкви села Александровское Алма-Атинской области. В 1929—1932 годы служил в церкви города Алма-Ата. Имел камилавку. Замучен в лагере. Умер от тифа в городе Алма-Ата. Канонизирован 20 августа 2000 года Архиерейским Собором Русской Православной Церкви 13-16 августа 2000 года Алма-Атинской епархией;
  • Есин, Андрей Моисеевич (1874—1937) — священник деревни Кирсановка Куликовской волости Тюкалинского уезда, унтер-офицер XVII Восточно-Сибирского полка. Участник экспедиции в Китай для подавления восстания в 1900—1901 годах, где был награждён Георгиевским крестом. Участник Русско-Японской войны 1904—1905 годов. Член партии эсеров. Член церковного совета Осихинской церкви в селе Осихино Осихинской волости Тарского уезда. Активный церковник. Приговорён к высшей мере наказания. Расстрелян в Омске;
  • Багинский, Виталий Игнатьевич (1882—1927) — из поляков, уроженец Житомирского уезда Волынской губернии. Сын псаломщика. Сан священника получил 20 августа 1903 года. Служил священником в сёлах Рогозино Седельниковской волости (с 1 октября 1908 года), Евгащино Евгащинской волости Тарского уезда. Окончил 3 класса Волынской духовной семинарии. При которой сдал экзамен по богословным предметам, за что получил свидетельство. Был женат. В семье было 5 детей. Учитель Евгащинской церковно-приходской школы. Член партии кадетов. Член земской управы. Управляющий тарским «Союз-Банком». Активный участник гражданской войны против большевиков. Командир отряда. Награждён наперсным крестом, имел скуфью. Приговорён к высшей мере наказания. Расстрелян в городе Минусинске;
  • Пятаев, Михаил Максимович (1891—1930) — священномученик Омской епархии, священник села Мало-Красноярское Мало-Красноярской волости Тарского уезда и города Омска. Замучен в тюрьме города Каинска и расстрелян. 13-16 августа 2000 года Архиерейским Собором Русской Православной Церкви был канонизирован в священномученика по представлению Омско-Тарской Епархии. Первое воскресение, начиная от 25.01/07.02, Собор новомучеников и исповедников Российских установил Дату Памяти, а дату 28 февраля днём мученической кончины.

Напишите отзыв о статье "Тарский уезд"

Примечания

  1. Наказ князю Андрею Елецкому с товарищами, отправленными в Сибирь для построения города на реке Тара, с приложением описи посланного с ними. 1593—1594
  2. Миллер Г. Ф. Описание Сибирского царства и всех прозшедших в нём дел, от начала а особливо от покорения его Российской державой по сии времена. Типография Императорской Академии Наук. Санкт-Петербург. 1750
  3. Хронологический перечень важнейших данных из истории Сибири. Щеглов В. И. Иркутск. 1883
  4. Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской Империи археологической экспедицией Императорской Академии Наук. Том 2. 1598—1613. Санкт-Петербург: типография II отделения собственной ЕИВ канцелярии. 1856
  5. Дворцовые разряды, по высочайшему повелению изданные II-м отделением Собственной Его Императорскаго Величества канцелярии. Часть 1. — Санкт-Петербург: Типография II отделения Собственной ЕИВ канцелярии. 1882
  6. Заселение Сибири и быт её первых насельников. Исследование П. И. Буцинского. Харьков: Типография губернского правления. 1889
  7. Историческое обозрение Сибири. Словцов П. А. Санкт-Петербург. Типография И. Н. Скороходова. 1886
  8. Историческое описание российской коммерции при всех портах и границах: От древних времян до ныне настоящаго и всех преимущественных узаконений по оной государя императора Петра Великаго и ныне благополучно царствующей государыни императрицы Екатерины Великия. / Сочинённое Михайлом Чулковым. Санкт-Петербург: При Императорской Академии Наук. Том 3, книга 1. 1785. — 632 с.
  9. [taragorod.ru/index/istorija_tary/0-5 Город Тара]
  10. Краткая сибирская летопись (Кунгурская) / (Ремезов С. У.). Зост А. — Санкт-Петербург: типография Ф. Г. Елконского. 1880
  11. Хронологический перечень событий из истории Сибирского казачьего войска. Составил есаул Путинцев Н. Г. Омск. Типография окружного штаба. 1891
  12. [www.nlr.ru/e-res/law_r/search.php Полное Собрание Законов Российской Империи. Том 2 (1676—1688). ст. 551]
  13. [museum.omskelecom.ru/ogik/Izvestiya_10/matveev2pics10.htm «Хорографическая чертёжная книга Сибири» С. У. РЕМЕЗОВА 1697—1711 гг.]
  14. Обозрение столбцов и книг Сибирского приказа (1592—1768 годы). Часть 1. Документы воеводского управления. Н. Н. Оглоблин. Москва. Университетская типография. 1895
  15. Обозрение главных оснований местного управления в Сибири. Санкт-Петербург. Типография II отделения Собственной ЕИВ канцелярии. 1841.
  16. [www.nlr.ru/e-res/law_r/search.php Полное Собрание Законов Российской Империи. Том 4 (1700—1712). ст. 436]
  17. [www.nlr.ru/e-res/law_r/search.php Полное Собрание Законов Российской Империи. Том 5 (1713—1719). ст. 105]
  18. [www.nlr.ru/e-res/law_r/search.php Полное Собрание Законов Российской Империи. Том 5 (1713—1719). ст. 700]
  19. [www.nlr.ru/e-res/law_r/search.php Полное Собрание Законов Российской Империи. Том 5 (1713—1719). ст. 701]
  20. Долгоруков В. А. Путеводитель по всей Сибири и средне-азиатским владениям России: Год 5-й. — Томск: паровая типо-литография П. И. Макушина, 1900—1901. — 804 с
  21. Географический лексикон Российскаго государства, или Словарь, описующий по азбучному порядку реки, озера, моря, горы, города, крепости, знатные монастыри, остроги, ясашныя зимовия, рудные заводы и прочия достопамятныя места обширной Российской империи. - Москва: На иждивении Хр. Л. Вевера: Напечатана при Императорском Московском университете. 1773. - 479 с.
  22. Доклад Сената императрице Елизавете Петровне о принятии мер по укреплению Сибирских линий на случай вторжения джунгарских феодалов. 9 ноября 1744 года. Санкт-Петербург
  23. Вестник Императорского Географического Общества. Санкт-Петербург. 1860 год. Том 29. Раздел 2. Ст. 201
  24. Полное Собрание Законов Российской Империи. Том 18 (1768—1769). ст. 970
  25. Путешествие по разным провинциям Российского Государства. Часть 3. Половина 2. 1772-1773. Паллас П. С./ перевод В. Зуев. Санкт-Петербург: при Императорской Академии Наук. 1788
  26. [www.nlr.ru/e-res/law_r/search.php Полное Собрание Законов Российской Империи. Том 21 (1781—1783). ст. 385]
  27. [www.nlr.ru/e-res/law_r/search.php Полное Собрание Законов Российской Империи. Том 24 (6 ноября 1796—1797). ст. 789]
  28. Историческое описание монумента, воздвигнутаго гражданину Минину и князю Пожарскому в столичном городе Москве: С присовокуплением именнаго списка особ, принесших денежныя пожертвования во всех частях России на сооружение сего монумента / Издано по распоряжению МВД. Санкт-Петербург: В типографии Императорскаго Воспитательнаго дома. 1818. — 229 с.
  29. Памятная книжка Министерства Народного Просвящения на 1865 год
  30. [www.nlr.ru/e-res/law_r/search.php Полное Собрание Законов Российской Империи. Том 43 (1868). Часть 1. ст. 607]
  31. [www.nlr.ru/e-res/law_r/search.php Полное Собрание Законов Российской Империи. Том 8 (1888). ст. 517]
  32. [www.prlib.ru/Lib/pages/item.aspx?itemid=66228 Из области статистики: № 11 (12 и 13 июля): Губернии, области и города, лежащие по сибирскому пути наследника цесаревича. 7, Тобольская губерния. — 1891. — 16 с.]
  33. [www.nlr.ru/e-res/law_r/search.php Полное Собрание Законов Российской Империи. Том 18 (1898). Часть 1. ст. 403]
  34. Отчёт по продовольственной кампании 1911—1912 годов. Книга I. Санкт-Петербург. Типография МВД. 1913
  35. Сибирский вестник. № 5. 22 августа 1918 год. Омск
  36. Сибирский вестник. № 44. 13 октября 1918 год. Омск
  37. Правительственный вестник. № 2. 20 ноября 1918. Омск
  38. Гинс Г. К. Сибирь, союзники и Колчак. Типолитография русской духовной миссии. Пекин. 1921
  39. Правительственный вестник. № 268. 28 октября 1919. Омск
  40. De iure Омская область была преобразована в губернию новой властью Постановлением ВЦИК от 27 августа 1919 года «Об образовании гражданского управления в Сибири», однако de facto преобразована лишь в 1920 году Постановлением Сибревкома от 3 января 1920 года из-за военной обстановки в регионе
  41. Спецполитсводка за 20 марта 1923 г. № 65/268 (ЦА ФСБ Ф. 2. Оп. 1. Д. 782. Л.55-59)
  42. Выписка из госинфсводки ПП ГПУ Сибири за время с 9 по 16 ноября 1922 года № 46 (ЦА ФСБ Ф. 1. Оп. 6. Д. 484. Л. 268—271)
  43. Спецполитсводка за 26 января 1923 г. № 21/224 (ЦА ФСБ Ф. 2. Оп. 1. Д. 780. Л. 75-80.)
  44. Обзор политэкономического состояния СССР за март 1924 г. (ЦА ФСБ Ф. 2. Оп. 2. Д. 752. Л. 32-32 об., 34-39 об.)
  45. Обзор политэкономического состояния СССР за май 1924 г. (ЦА ФСБ Ф. 2. Оп. 2. Д. 752. Л. 54-63)
  46. Не следует путать «укрупнённую волость» с районом, а также «хозяйственно-административный район» и «экономический район» с административно-территориальным районом, утверждёнными 25 мая 1925 года
  47. [base.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc;base=ESU;n=18680;fld=134;dst=100109;rnd=0.08540734509006143 Постановление ВЦИК от 16 октября 1924 года «Положение о сельских советах»] (рус.). Проверено 12 января 2014. [base.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc;base=ESU;n=18680;fld=134;dst=100109;rnd=0.08540734509006143 Архивировано из первоисточника 12 января 2014].
  48. Обзор политического состояния СССР за январь 1925 год. (по данным Объединённого государственного политического управления)
  49. [tara-lib.ru/clubs_in_interests_5.html "Историко-краеведческий центр «Тарский уезд»]
  50. Почтовый дорожник или описание всех почтовых дорог Российской Империи, Царства Польского и других присоединённых областей. Издание почтового департамента. Санкт-Петербург. Типография Карла Крайя. 1829
  51. Статистическое обозрение Сибири. Гагемейстер. Часть II. Санкт-Петербург. Типография II отделения ЕИВ канцелярии. 1854
  52. Положение начального народного образования в Тобольской губернии за 1896/1897 учебный год. Е. Ф. Соколов. — Тобольск: Губернская типография. 1898. — 34 с.
  53. Тара, город // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  54. Табель губерний, провинций и уездов с означением их народонаселения в 1766 году
  55. О числе жителей в России в 1838 году. Санкт-Петербург. Типография Императорской Академии Наук. 1838
  56. Ведомость о народонаселении России по уездам губерний и областей, составленная из всеподданнейших отчетов губернаторов, при Статистическом отделении Совета Министерства внутренних дел / А. Л. Крылов — Санкт-Петербург: типография Э. Праца. 1850. — 48 с.
  57. Девятая ревизия. Исследование о числе жителей в России в 1851 году. П. Кёппен. Санкт-Петербург. 1857.
  58. О народных переписях в России: Записки Императорского Русского географического общества по отделению статистики. Т. 6/ П. И. Кёппен. Санкт-Петербург: типография МВД. 1889. — 94 с.
  59. [demoscope.ru/weekly/ssp/rus_gub_97.php?reg=78 Первая всеобщая перепись населения Российской Империи 1897 г.]. [www.webcitation.org/61Bpibqnp Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
  60. Сибирь, как колония: К юбилею трехсотлетия: Современное положение Сибири. Её нужды и потребности. Её прошлое и будущее / Н. М. Ядринцев. — Санкт-Петербург: типография М. М. Стасюлевича. 1882. — 472 с.
  61. Труды местных комитетов о нуждах сельскохозяйственной промышленности: Тобольская губерния. Санкт-Петербург: типография «Народная польза». 1903. — 426 с
  62. [www.nlr.ru/e-res/law_r/search.php Полное Собрание Законов Российской Империи. Том 22 (1784-1788). ст. 320]
  63. Список городовых воевод и других лиц воеводского управления Московского государства XVII столетия: по напечатанным правительственным актам. Барсуков А. Санкт-Петербург. Типография С. С. Стасюлевича. 1902
  64. [www.tara-lib.ru/kalendar.html Тарская центральная районная библиотека]

Литература

  • Азиатская Россия. Том 1: Люди и порядки за Уралом. Издание переселенческого управления главного управления землеустройства и земледелия. г. Санкт-Петербург. 1914.
  • Административно-территориальное деление Сибири (август 1920 года — июль 1930 года), Западной Сибири (июль 1930 года — сентябрь 1937 года), Новосибирской области (с сентября 1937 года); Справочник; Западно-Сибирское книжное издательство; г. Новосибирск; 1966; ст. 220.
  • Административно-политическое строение Союза ССР: (материалы о территориальных преобразованиях с 1917 года по 1 июля 1925 года) / С. И. Сулькевич, консультант Адм. Комис. ВЦИК. — Ленинград: Государственное издательство, 1926. 300 с.: таблицы — Перечень республик, областей и губерний с данными о площадях и населении по исчислению ЦСУ на 1 января 1925 года.
  • Антропологические материалы. Часть 2. Выпуск 3: Курганные черепа Тарского округа Тобольской губернии, находящиеся в краниологическом собрании общества любителей естествознания. Богданова А. П. Москва: типография М. Н. Лаврова и Ко. 1879. — с. 30.
  • Волости и населённые места Тобольской губернии на 1868—1869 годы; Издание Центрального Статистического Комитета Министерства Внутренних Дел; г. Санкт-Петербург; 1871.
  • Волости и населённые места 1893 года: Тобольская губерния; Выпуск 10; Издание Центрального Статистического Комитета Министерства Внутренних Дел; г. Санкт-Петербург; 1894.
  • Газенвинкель К. Б. VI. Тара // [www.prlib.ru/Lib/pages/item.aspx?itemid=39463 Систематический перечень воевод, дьяков, письменных голов и подьячих с приписью в сибирских городах и главнейших острогах с их основания до начала XVIII века. К истории Сибири XVII в.]. — 1-е изд. — Тобольск: Тип. Губ. Правления, 1892. — С. 23-25. — 58 с.
  • Казённые лесные дачи Тарского уезда Тобольской губернии / М. И. Балкашин. (Переселенческое управление. Главное управление землеустройства и земледелия. Материалы к изучению колонизационных районов Азиатской России / Под редакцией профессора К. Д. Глинки. — Санкт-Петербург: типография Ю. Н. Эрлих (владелец А. Э. Коллинс). 1911. — 31 с.
  • Краткое показание о бывших как в Тобольске, так и во всех сибирских городах и острогах с начала взятия Сибирскаго государства, воеводах и губернаторах, и прочих чинах; и кто они имянно, и в каких городах были; и кто какой город строил, и когда. Варлаам. Тобольск. Типография В. Корнильева. 1792. — 84 с.
  • Материалы по землевладению и экономическому быту оседлых инородцев Тобольской губернии: исследование И. А. Андроникова/ при участии чинов Тобольской переселенческой организации В. М. Егорова, К. К. Иванова, М. К. Колпакова, Ф. К. Лискина и А. Р. Шнейдера. Главное управление землеустройства и земледелия. Переселенческое управление Тобольского района. — Тобольск: Губ. тип. , 1911.- X, 395.
  • Материалы для изучения экономического быта государственных крестьян и инородцев Западной Сибири : Вып. 7: Экономический быт государственных крестьян Тарского округа Тобольской губернии. Ч. 1 / исследование П. И. Соколова. — 1890. ст. 139;
  • Материалы для изучения экономического быта государственных крестьян и инородцев Западной Сибири : Вып. 16: Экономический быт государственных крестьян и инородцев Тарского округа Тобольской губернии. Ч. 2 / исследование П. И. Соколова. — 1892. ст. 148.
  • Материалы для изучения быта переселенцев, водворённых в Тобольскую губернию за 15 лет (с конца 1870-х по 1893 годы). 1897.
  • Мелкорайонная выставка крупного рогатого скота в селе Муромцевском, Тарского уезда в 1912 году / Г. П. Никольский. (Главное управление землеустройства и земледелия. Департамент земледелия. Труды Тобольской губернской агрономической организации. Выпуск 19) — Ишим: типография С. И. Двойникова. 1914. — 35 с.
  • Местночтимая явленная икона святителя и чудотворца Николая в селе Усть-Ишимском (в юртах «Усть-Ишимский» Острожок), Тарского уезда / (Села Усть-Ишимского священник Константин Елеонский). — Тобольск: типография Епархиального братства. 1900. — 23 с.
  • Миллер Г. Ф. История Сибири. Том 1. Издательство Академии Наук СССР. Москва-Ленинград. 1937
  • Миллер Г. Ф. История Сибири. Том 2. Издательство Академии Наук СССР. Москва-Ленинград. 1941
  • Населённые места Российской Империи в 500 и более жителей с указанием всего наличного в них населения и числа жителей преобладающих вероисповеданий по данным первой всеобщей переписи населения 1897 года. Под редакцией Тройницкого Н. А. Санкт-Петербург. 1905.
  • Обзор Тобольской губернии за 1904 год: приложение ко всеподданнейшему отчёту.- Тобольск : Губ. тип., 1905.
  • Омская епархия: опыт географического и историко-статистического описания городов, сёл, станиц и посёлков, входящих в состав Омской епархии (с приложением 24 рисунка и карты); Составил священник Скальский К. Ф.; Типография А. К. Демидова; Омск; 1900 год.
  • Описание Тобольской губернии. — Петроград: Издание Переселенческого Управления, 1916. — С. 78.
  • Опыт обзора крестьянских промыслов Тобольской губернии. Скалозубов Н. Л.; Типография Епархиального братства; Тобольск; 1895 год. ст 110.
  • Отчёт о 2-й однодневной выставке местного молочного скота в селе Евгащинском Тарского уезда Тобольской губернии 21 июня 1909 года/ сост. инстр. молочного хоз-ва в Тобольской губ. С. Ф. Астафьев .- Курган : Тип. Ф. И. Шубина , 1909 .
  • Памятная Книжка Тобольской губернии на 1884 год: Составлена Дмитриевым-Мамоновым А. И., Голодниковым К. М.; Издана по распоряжению Тобольского Губернского Статистического Комитета.
  • Разрядныя записи за Смутное время. (7113-7121 г.г.) / С. А. Белокуров. — Москва: издание Императорского общества истории и древностей российских при Московском университете. 1907.
  • Скотоводство и рыболовство в Тарском округе Тобольской губернии / Г. В. Колмогоров. — Санкт-Петербург. 1857. — 54 с.
  • Список населённых мест Сибирского края. Том 1. Округа Юго-Западной Сибири; Сибирский Краевой Исполнительный комитет. г. Новосибирск. 1928. 821 ст.
  • Списки населённых обществ по волостям Тарского уезда за 1900 год.
  • Список населённых пунктов Тарского уезда Омской губернии с указанием районов, сельсоветов, числа дворов и населения. Омск. 1925.
  • Список губерний, уездов и волостей Сибири на 1 марта 1921 года; Информационно инструкторский политотдел Отдела Управления Сибревкома; Государственное издательство Сибирское областное отделение; г. Омск; ст. 20.
  • Список населённых мест Тобольской губернии на 1903 год; Издание Тобольского Губернского Статистического Комитета; г. Тобольск; 1904.
  • Список населённых мест Тобольской губернии на 1909 год; Издание Тобольского Губернского Статистического Комитета; г. Тобольск; 1912.
  • Список переселенческих участков Тобольской губернии (приложение к 20 вёрстной карте Тобольской губернии); г. Тобольск; 1913; Типография Епархиального Братства.
  • Справочное издание переселенческого управления Министерства Внутренних Дел. Выпуск 14: список переселенческих и запасных участков, образованных с 1893 года по 1-е июля 1903 года в Степном крае, Тобольской, Томской, Енисейской и Иркутской губерний. 1903. 201 ст.
  • Справочное издание переселенческого управления Министерства Внутренних Дел. Выпуск 22: Список переселенческих участков, образованных по 1-е января 1904 года в Акмолинской области, Тобольской, Томской, Енисейской губерний (с картами, означенных губерний и области). 1906.
  • Справочное издание переселенческого управления Министерства Внутренних Дел. Выпуск 32: материалы по обследованию переселенческого хозяйства в Степном крае, Тобольской, Томской, Енисейской и Иркутской губерний. Часть 2. 1906.
  • Справочная книга Омской епархии. Составил по поручению VII Епархиального съезда, священник села Новоселья Тюкалинского уезда Иоанн Голошубин. Типография «Иртыш». г. Омск. 1914.
  • Указатель делам и рукописям, относящимся до Сибири и принадлежащих Московскому главному архиву Министерства иностранных дел / Составил М. П. Пуцилло. — Москва: Комиссия печатания государственных грамот и договоров. 1879. — 123 с.
  • Это наша с тобой биография. Омский комсомол 1918—1988: Хроника. Документы. Воспоминания. Очерки. Составитель Морозов Ю. М. — Омск: Омское книжное издательство, 1988.

Ссылки

  • [www.priglyadis.ru/5131# Панорама Петропавловского винокуренного завода]
  • [taragorod.ru/load/karta_tarskogo_uezda_omskoj_gubernii_nachala_xx_veka/1-1-0-18 Карта Тарского уезда Омской губернии]
  • [omsk-turinfo.ru/reklamno-informatsionnyy-tur-«tara-na-velikom-chaynom-puti» Чаеторговля в Тарском уезде на туристическом портале Омской области «Омское прииртышье»]
  • [www.omskmap.ru/point/bol_shie_yki/lore/46 Московско-Сибирский тракт на территории уезда. «Омская область на карте»]
  • [izvestia.asu.ru/2009/4-3/hist/TheNewsOfASU-2009-4-3-hist-21.pdf Землевладение и землепользование бухарцев в Сибири: генеалогический ракурс]
  • [izvestia.asu.ru/2009/4-3/hist/TheNewsOfASU-2009-4-3-hist-07.pdf Первые шаги на новой родине: новые модели природопользования белорусских переселенцев в урмане]
  • [museum.omskelecom.ru/deutsche_in_sib/DOCUMENTS/1899_08.htm Описание переселенческих посёлков латышей, эстонцев и волынских немцев, образованных в тарских урманах Тобольской губернии. 1899 год]
  • [www.proza.ru/2012/03/06/1212 О поляках в Сибири и Тарском уезде]
  • [www.hnh.ru/culture/2010-10-27-2 Брачный круг русских сибиряков: возможности локализации]
  • [www.narodko.ru/article/avtoref/family.htm Структура семьи русского крестьянского населения среднего прииртышья]
  • [museum.omskelecom.ru/OGIK/Izvestiya_11/matveev.htm Изменение сети сухопутных коммуникаций Омского Прииртышья во второй трети XVIII — начале XIX веков.]
  • [www.ruguard.ru/forum/index.php?topic=186.230 Православные духовные воины (репрессированные священники бывшего Тарского уезда)]
  • [sibirskaya-vandeya.narod.ru/ Сибирская Вандея. 1919—1920; сост. В. И. Шишкин. М.: Международный фонд «Демократия», 2000]
  • [www.orthedu.ru/hist-nsk-eparh/kraeved/2414-10.html Из истории образования Мало-Красноярской волости]
  • [archives.vorotyntsev.name/home/tumen Государственный архив в г. Тобольске (документы Тарского уезда)]
  • [www.vostlit.info/Texts/rus16/Miller_4/text4.phtml?id=10283 Миллер Г. Ф.: Описание городов, крепостей, острогов, слобод, сёл, деревень, островов, рек, речек, озёр и других достопримечательностей на реке Иртыше и возле него вверх от города Тобольска]
  • [maps.southklad.ru/forum/viewtopic.php?f=94&t=510 Карта Тарского уезда Тобольской губернии 1784 года]

Отрывок, характеризующий Тарский уезд

– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.


Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.


3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.
Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.
– Ко мне милости прошу, вот ты с моим молодцом знаком… вместе там, вместе геройствовали… A! Василий Игнатьич… здорово старый, – обратился он к проходившему старичку, но не успел еще договорить приветствия, как всё зашевелилось, и прибежавший лакей, с испуганным лицом, доложил: пожаловали!
Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.
В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.
«Славь Александра век
И охраняй нам Тита на престоле,
Будь купно страшный вождь и добрый человек,
Рифей в отечестве а Цесарь в бранном поле.
Да счастливый Наполеон,
Познав чрез опыты, каков Багратион,
Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.


Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
– Что ж вы? – закричал ему Ростов, восторженно озлобленными глазами глядя на него. – Разве вы не слышите; здоровье государя императора! – Пьер, вздохнув, покорно встал, выпил свой бокал и, дождавшись, когда все сели, с своей доброй улыбкой обратился к Ростову.
– А я вас и не узнал, – сказал он. – Но Ростову было не до этого, он кричал ура!
– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»
Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
– Я бы не исполнил своей обязанности, граф, – сказал он робким голосом, – и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту, очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы были неправы, не совсем правы, вы погорячились…
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.
– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
– Нет, об чем же говорить! – сказал Пьер, – всё равно… Так готово? – прибавил он. – Вы мне скажите только, как куда ходить, и стрелять куда? – сказал он, неестественно кротко улыбаясь. – Он взял в руки пистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаваться. – Ах да, вот так, я знаю, я забыл только, – говорил он.
– Никаких извинений, ничего решительно, – говорил Долохов Денисову, который с своей стороны тоже сделал попытку примирения, и тоже подошел к назначенному месту.
Место для поединка было выбрано шагах в 80 ти от дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса, покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противники стояли шагах в 40 ка друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги, проложили, отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, где они стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в 10 ти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за 40 шагов ничего не было видно. Минуты три всё было уже готово, и всё таки медлили начинать, все молчали.


– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
– 3ак'ойтесь! – не выдержав, крикнул даже Денисов своему противнику.
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.
– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.
Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить с ней. Он решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться с нею.
Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.
Он очнулся и долго испуганно оглядывался не в силах понять, где он находится.
– Графиня приказала спросить, дома ли ваше сиятельство? – спросил камердинер.
Но не успел еще Пьер решиться на ответ, который он сделает, как сама графиня в белом, атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы en diademe [в виде диадемы] огибали два раза ее прелестную голову) вошла в комнату спокойно и величественно; только на мраморном несколько выпуклом лбе ее была морщинка гнева. Она с своим всёвыдерживающим спокойствием не стала говорить при камердинере. Она знала о дуэли и пришла говорить о ней. Она дождалась, пока камердинер уставил кофей и вышел. Пьер робко чрез очки посмотрел на нее, и, как заяц, окруженный собаками, прижимая уши, продолжает лежать в виду своих врагов, так и он попробовал продолжать читать: но чувствовал, что это бессмысленно и невозможно и опять робко взглянул на нее. Она не села, и с презрительной улыбкой смотрела на него, ожидая пока выйдет камердинер.
– Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, – сказала она строго.
– Я? что я? – сказал Пьер.
– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать! Что? Я вас спрашиваю. – Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.
– Коли вы не отвечаете, то я вам скажу… – продолжала Элен. – Вы верите всему, что вам скажут, вам сказали… – Элен засмеялась, – что Долохов мой любовник, – сказала она по французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, – и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью! То, что вы дурак, que vous etes un sot, [что вы дурак,] так это все знали! К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, – Элен всё более и более возвышала голос и одушевлялась, – который лучше вас во всех отношениях…
– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.


Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.
– Allez, mon ami, [Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно животные стоны слышались из за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто то.
– Нельзя, нельзя! – проговорил оттуда испуганный голос. – Он стал ходить по комнате. Крики замолкли, еще прошло несколько секунд. Вдруг страшный крик – не ее крик, она не могла так кричать, – раздался в соседней комнате. Князь Андрей подбежал к двери; крик замолк, послышался крик ребенка.
«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.

Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.

Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.

Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.


Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
– Нет, я очень понимаю, – отвечал Ростов, находившийся под влиянием своего нового друга.

Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.
В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.
– Нечего мне понимать, – с упорным своевольством кричала Наташа, – он злой и без чувств. Вот ведь я же люблю твоего Денисова, он и кутила, и всё, а я всё таки его люблю, стало быть я понимаю. Не умею, как тебе сказать; у него всё назначено, а я этого не люблю. Денисова…
– Ну Денисов другое дело, – отвечал Николай, давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, – надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое сердце!
– Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. И ты знаешь ли, что он влюбился в Соню?
– Какие глупости…
– Я уверена, вот увидишь. – Предсказание Наташи сбывалось. Долохов, не любивший дамского общества, стал часто бывать в доме, и вопрос о том, для кого он ездит, скоро (хотя и никто не говорил про это) был решен так, что он ездит для Сони. И Соня, хотя никогда не посмела бы сказать этого, знала это и всякий раз, как кумач, краснела при появлении Долохова.
Долохов часто обедал у Ростовых, никогда не пропускал спектакля, где они были, и бывал на балах adolescentes [подростков] у Иогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание Соне и смотрел на нее такими глазами, что не только она без краски не могла выдержать этого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.
Видно было, что этот сильный, странный мужчина находился под неотразимым влиянием, производимым на него этой черненькой, грациозной, любящей другого девочкой.
Ростов замечал что то новое между Долоховым и Соней; но он не определял себе, какие это были новые отношения. «Они там все влюблены в кого то», думал он про Соню и Наташу. Но ему было не так, как прежде, ловко с Соней и Долоховым, и он реже стал бывать дома.
С осени 1806 года опять всё заговорило о войне с Наполеоном еще с большим жаром, чем в прошлом году. Назначен был не только набор рекрут, но и еще 9 ти ратников с тысячи. Повсюду проклинали анафемой Бонапартия, и в Москве только и толков было, что о предстоящей войне. Для семейства Ростовых весь интерес этих приготовлений к войне заключался только в том, что Николушка ни за что не соглашался оставаться в Москве и выжидал только конца отпуска Денисова с тем, чтобы с ним вместе ехать в полк после праздников. Предстоящий отъезд не только не мешал ему веселиться, но еще поощрял его к этому. Большую часть времени он проводил вне дома, на обедах, вечерах и балах.

ХI
На третий день Рождества, Николай обедал дома, что в последнее время редко случалось с ним. Это был официально прощальный обед, так как он с Денисовым уезжал в полк после Крещенья. Обедало человек двадцать, в том числе Долохов и Денисов.
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такой силой, как в эти дни праздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на свете – остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», – говорила эта атмосфера. Николай, как и всегда, замучив две пары лошадей и то не успев побывать во всех местах, где ему надо было быть и куда его звали, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно взволнованы были Соня, Долохов, старая графиня и немного Наташа. Николай понял, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Долоховым и с свойственною ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен, во время обеда, в обращении с ними обоими. В этот же вечер третьего дня праздников должен был быть один из тех балов у Иогеля (танцовального учителя), которые он давал по праздникам для всех своих учеников и учениц.
– Николенька, ты поедешь к Иогелю? Пожалуйста, поезжай, – сказала ему Наташа, – он тебя особенно просил, и Василий Дмитрич (это был Денисов) едет.
– Куда я не поеду по приказанию г'афини! – сказал Денисов, шутливо поставивший себя в доме Ростовых на ногу рыцаря Наташи, – pas de chale [танец с шалью] готов танцовать.
– Коли успею! Я обещал Архаровым, у них вечер, – сказал Николай.
– А ты?… – обратился он к Долохову. И только что спросил это, заметил, что этого не надо было спрашивать.
– Да, может быть… – холодно и сердито отвечал Долохов, взглянув на Соню и, нахмурившись, точно таким взглядом, каким он на клубном обеде смотрел на Пьера, опять взглянул на Николая.
«Что нибудь есть», подумал Николай и еще более утвердился в этом предположении тем, что Долохов тотчас же после обеда уехал. Он вызвал Наташу и спросил, что такое?
– А я тебя искала, – сказала Наташа, выбежав к нему. – Я говорила, ты всё не хотел верить, – торжествующе сказала она, – он сделал предложение Соне.
Как ни мало занимался Николай Соней за это время, но что то как бы оторвалось в нем, когда он услыхал это. Долохов был приличная и в некоторых отношениях блестящая партия для бесприданной сироты Сони. С точки зрения старой графини и света нельзя было отказать ему. И потому первое чувство Николая, когда он услыхал это, было озлобление против Сони. Он приготавливался к тому, чтобы сказать: «И прекрасно, разумеется, надо забыть детские обещания и принять предложение»; но не успел он еще сказать этого…
– Можешь себе представить! она отказала, совсем отказала! – заговорила Наташа. – Она сказала, что любит другого, – прибавила она, помолчав немного.
«Да иначе и не могла поступить моя Соня!» подумал Николай.
– Сколько ее ни просила мама, она отказала, и я знаю, она не переменит, если что сказала…
– А мама просила ее! – с упреком сказал Николай.
– Да, – сказала Наташа. – Знаешь, Николенька, не сердись; но я знаю, что ты на ней не женишься. Я знаю, Бог знает отчего, я знаю верно, ты не женишься.
– Ну, этого ты никак не знаешь, – сказал Николай; – но мне надо поговорить с ней. Что за прелесть, эта Соня! – прибавил он улыбаясь.
– Это такая прелесть! Я тебе пришлю ее. – И Наташа, поцеловав брата, убежала.
Через минуту вошла Соня, испуганная, растерянная и виноватая. Николай подошел к ней и поцеловал ее руку. Это был первый раз, что они в этот приезд говорили с глазу на глаз и о своей любви.
– Sophie, – сказал он сначала робко, и потом всё смелее и смелее, – ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой друг…
Соня перебила его.
– Я уж отказалась, – сказала она поспешно.
– Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь, что на мне…
Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом посмотрела на него.
– Nicolas, не говорите мне этого, – сказала она.
– Нет, я должен. Может быть это suffisance [самонадеянность] с моей стороны, но всё лучше сказать. Ежели вы откажетесь для меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех…
– Мне и довольно, – вспыхнув, сказала Соня.
– Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви, я ни к кому не имею, как к вам. Потом я молод. Мaman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, – сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга.
– Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Я люблю вас, как брата, и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо.
– Вы ангел, я вас не стою, но я только боюсь обмануть вас. – Николай еще раз поцеловал ее руку.


У Иогеля были самые веселые балы в Москве. Это говорили матушки, глядя на своих adolescentes, [девушек,] выделывающих свои только что выученные па; это говорили и сами adolescentes и adolescents, [девушки и юноши,] танцовавшие до упаду; эти взрослые девицы и молодые люди, приезжавшие на эти балы с мыслию снизойти до них и находя в них самое лучшее веселье. В этот же год на этих балах сделалось два брака. Две хорошенькие княжны Горчаковы нашли женихов и вышли замуж, и тем еще более пустили в славу эти балы. Особенного на этих балах было то, что не было хозяина и хозяйки: был, как пух летающий, по правилам искусства расшаркивающийся, добродушный Иогель, который принимал билетики за уроки от всех своих гостей; было то, что на эти балы еще езжали только те, кто хотел танцовать и веселиться, как хотят этого 13 ти и 14 ти летние девочки, в первый раз надевающие длинные платья. Все, за редкими исключениями, были или казались хорошенькими: так восторженно они все улыбались и так разгорались их глазки. Иногда танцовывали даже pas de chale лучшие ученицы, из которых лучшая была Наташа, отличавшаяся своею грациозностью; но на этом, последнем бале танцовали только экосезы, англезы и только что входящую в моду мазурку. Зала была взята Иогелем в дом Безухова, и бал очень удался, как говорили все. Много было хорошеньких девочек, и Ростовы барышни были из лучших. Они обе были особенно счастливы и веселы. В этот вечер Соня, гордая предложением Долохова, своим отказом и объяснением с Николаем, кружилась еще дома, не давая девушке дочесать свои косы, и теперь насквозь светилась порывистой радостью.
Наташа, не менее гордая тем, что она в первый раз была в длинном платье, на настоящем бале, была еще счастливее. Обе были в белых, кисейных платьях с розовыми лентами.
Наташа сделалась влюблена с самой той минуты, как она вошла на бал. Она не была влюблена ни в кого в особенности, но влюблена была во всех. В того, на кого она смотрела в ту минуту, как она смотрела, в того она и была влюблена.
– Ах, как хорошо! – всё говорила она, подбегая к Соне.
Николай с Денисовым ходили по залам, ласково и покровительственно оглядывая танцующих.
– Как она мила, к'асавица будет, – сказал Денисов.
– Кто?
– Г'афиня Наташа, – отвечал Денисов.
– И как она танцует, какая г'ация! – помолчав немного, опять сказал он.
– Да про кого ты говоришь?
– Про сест'у п'о твою, – сердито крикнул Денисов.
Ростов усмехнулся.
– Mon cher comte; vous etes l'un de mes meilleurs ecoliers, il faut que vous dansiez, – сказал маленький Иогель, подходя к Николаю. – Voyez combien de jolies demoiselles. [Любезный граф, вы один из лучших моих учеников. Вам надо танцовать. Посмотрите, сколько хорошеньких девушек!] – Он с тою же просьбой обратился и к Денисову, тоже своему бывшему ученику.
– Non, mon cher, je fe'ai tapisse'ie, [Нет, мой милый, я посижу у стенки,] – сказал Денисов. – Разве вы не помните, как дурно я пользовался вашими уроками?
– О нет! – поспешно утешая его, сказал Иогель. – Вы только невнимательны были, а вы имели способности, да, вы имели способности.
Заиграли вновь вводившуюся мазурку; Николай не мог отказать Иогелю и пригласил Соню. Денисов подсел к старушкам и облокотившись на саблю, притопывая такт, что то весело рассказывал и смешил старых дам, поглядывая на танцующую молодежь. Иогель в первой паре танцовал с Наташей, своей гордостью и лучшей ученицей. Мягко, нежно перебирая своими ножками в башмачках, Иогель первым полетел по зале с робевшей, но старательно выделывающей па Наташей. Денисов не спускал с нее глаз и пристукивал саблей такт, с таким видом, который ясно говорил, что он сам не танцует только от того, что не хочет, а не от того, что не может. В середине фигуры он подозвал к себе проходившего мимо Ростова.
– Это совсем не то, – сказал он. – Разве это польская мазу'ка? А отлично танцует. – Зная, что Денисов и в Польше даже славился своим мастерством плясать польскую мазурку, Николай подбежал к Наташе:
– Поди, выбери Денисова. Вот танцует! Чудо! – сказал он.
Когда пришел опять черед Наташе, она встала и быстро перебирая своими с бантиками башмачками, робея, одна пробежала через залу к углу, где сидел Денисов. Она видела, что все смотрят на нее и ждут. Николай видел, что Денисов и Наташа улыбаясь спорили, и что Денисов отказывался, но радостно улыбался. Он подбежал.
– Пожалуйста, Василий Дмитрич, – говорила Наташа, – пойдемте, пожалуйста.
– Да, что, увольте, г'афиня, – говорил Денисов.
– Ну, полно, Вася, – сказал Николай.
– Точно кота Ваську угова'ивают, – шутя сказал Денисов.
– Целый вечер вам буду петь, – сказала Наташа.
– Волшебница всё со мной сделает! – сказал Денисов и отстегнул саблю. Он вышел из за стульев, крепко взял за руку свою даму, приподнял голову и отставил ногу, ожидая такта. Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова, и он представлялся тем самым молодцом, каким он сам себя чувствовал. Выждав такт, он с боку, победоносно и шутливо, взглянул на свою даму, неожиданно пристукнул одной ногой и, как мячик, упруго отскочил от пола и полетел вдоль по кругу, увлекая за собой свою даму. Он не слышно летел половину залы на одной ноге, и, казалось, не видел стоявших перед ним стульев и прямо несся на них; но вдруг, прищелкнув шпорами и расставив ноги, останавливался на каблуках, стоял так секунду, с грохотом шпор стучал на одном месте ногами, быстро вертелся и, левой ногой подщелкивая правую, опять летел по кругу. Наташа угадывала то, что он намерен был сделать, и, сама не зная как, следила за ним – отдаваясь ему. То он кружил ее, то на правой, то на левой руке, то падая на колена, обводил ее вокруг себя, и опять вскакивал и пускался вперед с такой стремительностью, как будто он намерен был, не переводя духа, перебежать через все комнаты; то вдруг опять останавливался и делал опять новое и неожиданное колено. Когда он, бойко закружив даму перед ее местом, щелкнул шпорой, кланяясь перед ней, Наташа даже не присела ему. Она с недоуменьем уставила на него глаза, улыбаясь, как будто не узнавая его. – Что ж это такое? – проговорила она.
Несмотря на то, что Иогель не признавал эту мазурку настоящей, все были восхищены мастерством Денисова, беспрестанно стали выбирать его, и старики, улыбаясь, стали разговаривать про Польшу и про доброе старое время. Денисов, раскрасневшись от мазурки и отираясь платком, подсел к Наташе и весь бал не отходил от нее.


Два дня после этого, Ростов не видал Долохова у своих и не заставал его дома; на третий день он получил от него записку. «Так как я в доме у вас бывать более не намерен по известным тебе причинам и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку – приезжай в английскую гостинницу». Ростов в 10 м часу, из театра, где он был вместе с своими и Денисовым, приехал в назначенный день в английскую гостинницу. Его тотчас же провели в лучшее помещение гостинницы, занятое на эту ночь Долоховым. Человек двадцать толпилось около стола, перед которым между двумя свечами сидел Долохов. На столе лежало золото и ассигнации, и Долохов метал банк. После предложения и отказа Сони, Николай еще не видался с ним и испытывал замешательство при мысли о том, как они свидятся.
Светлый холодный взгляд Долохова встретил Ростова еще у двери, как будто он давно ждал его.
– Давно не видались, – сказал он, – спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но прежде, чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
– А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.
– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа!
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.


– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.
– Да, да, это так! – радостно сказал Пьер.
– Высшая мудрость основана не на одном разуме, не на тех светских науках физики, истории, химии и т. д., на которые распадается знание умственное. Высшая мудрость одна. Высшая мудрость имеет одну науку – науку всего, науку объясняющую всё мироздание и занимаемое в нем место человека. Для того чтобы вместить в себя эту науку, необходимо очистить и обновить своего внутреннего человека, и потому прежде, чем знать, нужно верить и совершенствоваться. И для достижения этих целей в душе нашей вложен свет Божий, называемый совестью.
– Да, да, – подтверждал Пьер.
– Погляди духовными глазами на своего внутреннего человека и спроси у самого себя, доволен ли ты собой. Чего ты достиг, руководясь одним умом? Что ты такое? Вы молоды, вы богаты, вы умны, образованы, государь мой. Что вы сделали из всех этих благ, данных вам? Довольны ли вы собой и своей жизнью?
– Нет, я ненавижу свою жизнь, – сморщась проговорил Пьер.
– Ты ненавидишь, так измени ее, очисти себя, и по мере очищения ты будешь познавать мудрость. Посмотрите на свою жизнь, государь мой. Как вы проводили ее? В буйных оргиях и разврате, всё получая от общества и ничего не отдавая ему. Вы получили богатство. Как вы употребили его? Что вы сделали для ближнего своего? Подумали ли вы о десятках тысяч ваших рабов, помогли ли вы им физически и нравственно? Нет. Вы пользовались их трудами, чтоб вести распутную жизнь. Вот что вы сделали. Избрали ли вы место служения, где бы вы приносили пользу своему ближнему? Нет. Вы в праздности проводили свою жизнь. Потом вы женились, государь мой, взяли на себя ответственность в руководстве молодой женщины, и что же вы сделали? Вы не помогли ей, государь мой, найти путь истины, а ввергли ее в пучину лжи и несчастья. Человек оскорбил вас, и вы убили его, и вы говорите, что вы не знаете Бога, и что вы ненавидите свою жизнь. Тут нет ничего мудреного, государь мой! – После этих слов, масон, как бы устав от продолжительного разговора, опять облокотился на спинку дивана и закрыл глаза. Пьер смотрел на это строгое, неподвижное, старческое, почти мертвое лицо, и беззвучно шевелил губами. Он хотел сказать: да, мерзкая, праздная, развратная жизнь, – и не смел прерывать молчание.
Масон хрипло, старчески прокашлялся и кликнул слугу.
– Что лошади? – спросил он, не глядя на Пьера.
– Привели сдаточных, – отвечал слуга. – Отдыхать не будете?
– Нет, вели закладывать.
«Неужели же он уедет и оставит меня одного, не договорив всего и не обещав мне помощи?», думал Пьер, вставая и опустив голову, изредка взглядывая на масона, и начиная ходить по комнате. «Да, я не думал этого, но я вел презренную, развратную жизнь, но я не любил ее, и не хотел этого, думал Пьер, – а этот человек знает истину, и ежели бы он захотел, он мог бы открыть мне её». Пьер хотел и не смел сказать этого масону. Проезжающий, привычными, старческими руками уложив свои вещи, застегивал свой тулупчик. Окончив эти дела, он обратился к Безухому и равнодушно, учтивым тоном, сказал ему:
– Вы куда теперь изволите ехать, государь мой?
– Я?… Я в Петербург, – отвечал Пьер детским, нерешительным голосом. – Я благодарю вас. Я во всем согласен с вами. Но вы не думайте, чтобы я был так дурен. Я всей душой желал быть тем, чем вы хотели бы, чтобы я был; но я ни в ком никогда не находил помощи… Впрочем, я сам прежде всего виноват во всем. Помогите мне, научите меня и, может быть, я буду… – Пьер не мог говорить дальше; он засопел носом и отвернулся.
Масон долго молчал, видимо что то обдумывая.
– Помощь дается токмо от Бога, – сказал он, – но ту меру помощи, которую во власти подать наш орден, он подаст вам, государь мой. Вы едете в Петербург, передайте это графу Вилларскому (он достал бумажник и на сложенном вчетверо большом листе бумаги написал несколько слов). Один совет позвольте подать вам. Приехав в столицу, посвятите первое время уединению, обсуждению самого себя, и не вступайте на прежние пути жизни. Затем желаю вам счастливого пути, государь мой, – сказал он, заметив, что слуга его вошел в комнату, – и успеха…
Проезжающий был Осип Алексеевич Баздеев, как узнал Пьер по книге смотрителя. Баздеев был одним из известнейших масонов и мартинистов еще Новиковского времени. Долго после его отъезда Пьер, не ложась спать и не спрашивая лошадей, ходил по станционной комнате, обдумывая свое порочное прошедшее и с восторгом обновления представляя себе свое блаженное, безупречное и добродетельное будущее, которое казалось ему так легко. Он был, как ему казалось, порочным только потому, что он как то случайно запамятовал, как хорошо быть добродетельным. В душе его не оставалось ни следа прежних сомнений. Он твердо верил в возможность братства людей, соединенных с целью поддерживать друг друга на пути добродетели, и таким представлялось ему масонство.


Приехав в Петербург, Пьер никого не известил о своем приезде, никуда не выезжал, и стал целые дни проводить за чтением Фомы Кемпийского, книги, которая неизвестно кем была доставлена ему. Одно и всё одно понимал Пьер, читая эту книгу; он понимал неизведанное еще им наслаждение верить в возможность достижения совершенства и в возможность братской и деятельной любви между людьми, открытую ему Осипом Алексеевичем. Через неделю после его приезда молодой польский граф Вилларский, которого Пьер поверхностно знал по петербургскому свету, вошел вечером в его комнату с тем официальным и торжественным видом, с которым входил к нему секундант Долохова и, затворив за собой дверь и убедившись, что в комнате никого кроме Пьера не было, обратился к нему:
– Я приехал к вам с поручением и предложением, граф, – сказал он ему, не садясь. – Особа, очень высоко поставленная в нашем братстве, ходатайствовала о том, чтобы вы были приняты в братство ранее срока, и предложила мне быть вашим поручителем. Я за священный долг почитаю исполнение воли этого лица. Желаете ли вы вступить за моим поручительством в братство свободных каменьщиков?
Холодный и строгий тон человека, которого Пьер видел почти всегда на балах с любезною улыбкою, в обществе самых блестящих женщин, поразил Пьера.
– Да, я желаю, – сказал Пьер.
Вилларский наклонил голову. – Еще один вопрос, граф, сказал он, на который я вас не как будущего масона, но как честного человека (galant homme) прошу со всею искренностью отвечать мне: отреклись ли вы от своих прежних убеждений, верите ли вы в Бога?
Пьер задумался. – Да… да, я верю в Бога, – сказал он.
– В таком случае… – начал Вилларский, но Пьер перебил его. – Да, я верю в Бога, – сказал он еще раз.
– В таком случае мы можем ехать, – сказал Вилларский. – Карета моя к вашим услугам.
Всю дорогу Вилларский молчал. На вопросы Пьера, что ему нужно делать и как отвечать, Вилларский сказал только, что братья, более его достойные, испытают его, и что Пьеру больше ничего не нужно, как говорить правду.
Въехав в ворота большого дома, где было помещение ложи, и пройдя по темной лестнице, они вошли в освещенную, небольшую прихожую, где без помощи прислуги, сняли шубы. Из передней они прошли в другую комнату. Какой то человек в странном одеянии показался у двери. Вилларский, выйдя к нему навстречу, что то тихо сказал ему по французски и подошел к небольшому шкафу, в котором Пьер заметил невиданные им одеяния. Взяв из шкафа платок, Вилларский наложил его на глаза Пьеру и завязал узлом сзади, больно захватив в узел его волоса. Потом он пригнул его к себе, поцеловал и, взяв за руку, повел куда то. Пьеру было больно от притянутых узлом волос, он морщился от боли и улыбался от стыда чего то. Огромная фигура его с опущенными руками, с сморщенной и улыбающейся физиономией, неверными робкими шагами подвигалась за Вилларским.
Проведя его шагов десять, Вилларский остановился.
– Что бы ни случилось с вами, – сказал он, – вы должны с мужеством переносить всё, ежели вы твердо решились вступить в наше братство. (Пьер утвердительно отвечал наклонением головы.) Когда вы услышите стук в двери, вы развяжете себе глаза, – прибавил Вилларский; – желаю вам мужества и успеха. И, пожав руку Пьеру, Вилларский вышел.
Оставшись один, Пьер продолжал всё так же улыбаться. Раза два он пожимал плечами, подносил руку к платку, как бы желая снять его, и опять опускал ее. Пять минут, которые он пробыл с связанными глазами, показались ему часом. Руки его отекли, ноги подкашивались; ему казалось, что он устал. Он испытывал самые сложные и разнообразные чувства. Ему было и страшно того, что с ним случится, и еще более страшно того, как бы ему не выказать страха. Ему было любопытно узнать, что будет с ним, что откроется ему; но более всего ему было радостно, что наступила минута, когда он наконец вступит на тот путь обновления и деятельно добродетельной жизни, о котором он мечтал со времени своей встречи с Осипом Алексеевичем. В дверь послышались сильные удары. Пьер снял повязку и оглянулся вокруг себя. В комнате было черно – темно: только в одном месте горела лампада, в чем то белом. Пьер подошел ближе и увидал, что лампада стояла на черном столе, на котором лежала одна раскрытая книга. Книга была Евангелие; то белое, в чем горела лампада, был человечий череп с своими дырами и зубами. Прочтя первые слова Евангелия: «Вначале бе слово и слово бе к Богу», Пьер обошел стол и увидал большой, наполненный чем то и открытый ящик. Это был гроб с костями. Его нисколько не удивило то, что он увидал. Надеясь вступить в совершенно новую жизнь, совершенно отличную от прежней, он ожидал всего необыкновенного, еще более необыкновенного чем то, что он видел. Череп, гроб, Евангелие – ему казалось, что он ожидал всего этого, ожидал еще большего. Стараясь вызвать в себе чувство умиленья, он смотрел вокруг себя. – «Бог, смерть, любовь, братство людей», – говорил он себе, связывая с этими словами смутные, но радостные представления чего то. Дверь отворилась, и кто то вошел.
При слабом свете, к которому однако уже успел Пьер приглядеться, вошел невысокий человек. Видимо с света войдя в темноту, человек этот остановился; потом осторожными шагами он подвинулся к столу и положил на него небольшие, закрытые кожаными перчатками, руки.
Невысокий человек этот был одет в белый, кожаный фартук, прикрывавший его грудь и часть ног, на шее было надето что то вроде ожерелья, и из за ожерелья выступал высокий, белый жабо, окаймлявший его продолговатое лицо, освещенное снизу.
– Для чего вы пришли сюда? – спросил вошедший, по шороху, сделанному Пьером, обращаясь в его сторону. – Для чего вы, неверующий в истины света и не видящий света, для чего вы пришли сюда, чего хотите вы от нас? Премудрости, добродетели, просвещения?
В ту минуту как дверь отворилась и вошел неизвестный человек, Пьер испытал чувство страха и благоговения, подобное тому, которое он в детстве испытывал на исповеди: он почувствовал себя с глазу на глаз с совершенно чужим по условиям жизни и с близким, по братству людей, человеком. Пьер с захватывающим дыханье биением сердца подвинулся к ритору (так назывался в масонстве брат, приготовляющий ищущего к вступлению в братство). Пьер, подойдя ближе, узнал в риторе знакомого человека, Смольянинова, но ему оскорбительно было думать, что вошедший был знакомый человек: вошедший был только брат и добродетельный наставник. Пьер долго не мог выговорить слова, так что ритор должен был повторить свой вопрос.
– Да, я… я… хочу обновления, – с трудом выговорил Пьер.
– Хорошо, – сказал Смольянинов, и тотчас же продолжал: – Имеете ли вы понятие о средствах, которыми наш святой орден поможет вам в достижении вашей цели?… – сказал ритор спокойно и быстро.
– Я… надеюсь… руководства… помощи… в обновлении, – сказал Пьер с дрожанием голоса и с затруднением в речи, происходящим и от волнения, и от непривычки говорить по русски об отвлеченных предметах.
– Какое понятие вы имеете о франк масонстве?