Тартесс

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Тарте́сс (лат. Tartessus, исп. Tartessos) — древний город, существовавший в южной Испании в I тысячелетии до н. э. Основан тартессийцами (по одной версии, это были этруски из Малой Азии, по другой — местные племена турдетаны и турдулы) в тесном взаимодействии с финикийскими колонистами из города Гадир (Гадес). Сведений об истории города сохранилось немного, точно неизвестно даже его месторасположение (согласно большинству источников — в нижнем течении реки Бетис (современный Гвадалквивир).





Исторические сведения

Общее описание Тартессийской державы

Тартесс был основан до 1100 года до н. э. и со временем стал центром федерации племён, занимавшей территорию современных Андалусии и Мурсии.

«Сам чрезвычайно богатый серебром, медью, свинцом, которые в больших количествах добывались в горах Сьерра-Морена, Тартесс, кроме того, вместе со своим безымянным предшественником, на протяжении почти 1500 лет был главным посредником при вывозе олова из Британии и при изготовлении бронзы для всех стран Средиземноморья»[1].

«Обычным было для жителей Тартесса вести торговлю в пределах Эстримнид» — отмечал в IV веке н. э. Руф Фест Авиен.

Наибольшее развитие финикийской торговли с Тартессом приходится на VII век до н. э.[2][3] Тартесс не дал возможности финикийцам обосноваться к западу от Геракловых столпов, но финикийцы сохранили за Столпами свою колонию Гадир (Гадес). Однако финикийцы создали плацдарм на западном побережье Пиренейского полуострова, через колонию Абуль (основана в середине VII веке до н. э.)[4] между двумя поселениями тартессиев[5][6], и колонию севернее Санта Олайя[3][7].

Абуль располагался на западном побережье Пиренейского полуострова (несколько южнее устья реки Таг), на дороге, шедшей к устью реки от Тартесса. Рядом с Абулем находилось поселение тартессиев у современного города Алкасер ду Сал, места находок финикийских, тартессийских и другие изделий, попавших через тартессиев. В этом районе располагались и другие поселения тартессиев, к которым шёл путь к рудным богатствам внутренней Иберии[8]. Путь вдоль атлантического побережья Северной Европы мало интересовал финикийцев, так как эти народы находились на низком уровне социального развития, и финикийцы для получения столь ценимого ими олова предпочитали пользоваться тартессийским морским посредничеством[9].

На юго-восточном побережье Иберии финикийцы тоже обосновались в местах, откуда дороги вели к рудным богатствам внутренней Иберии[10]. Между финикийскими колониями повсеместно располагались поселения тартессиев, игравшие роль посредников между финикицами и тартессийским миром долины реки Гвадалквивир[11]. Наиболее населёнными были поселения тартессев у современных городов Каса де Монтилья[12], Секси[13], Серро дель Вильяр[14], Тосканос[15].

Карфагеняне и Тартесс

Связи между карфагенянами и тартессиями были довольно тесными. Карфагеняне получали от тартессиев необходимые им металлы, которые затем экспортировались на Восток. Тартесс с помощью Карфагена открывал неисчерпаемый рынок Востока, приносивший его высшим слоям общества сверхдоходы, что видно из богатейших тартессийских кладов. Взаимная финансовая и торговая заинтересованность привела к обоюдовыгодному сосуществованию Тартессийской и Карфагенской держав.

Поселение у нынешнего города Кастийо де Донья Бланка наглядно показывает взаимоотношения тартессиев и карфагенян[16]. Это было поселение тартессиев со значительным кварталом карфагенян. При этом сами карфагеняне настороженно относились к тартессиям[17][18][19].

Значительна роль в торговле с иностранцами поселения тартессиев у современного города Кастийо де Донья Бланка, располагавшегося на противоположном берегу Кадисского залива недалеко от более известного города тартессиев Онобы (основан в начале VIII века до н. э.)[20][21]. Он обеспечивал связи с рудниками этого района.

Незначительная часть карфагенян поселилась в собственно тартессийской среде, в частности в долине реки Гвадалквивир в районе современного города Крус де Негро[22][23]. Такие карфагенские анклавы существовали и в других местах Тартессиды[24][25].

Однако, взаимная торговая выгода мирного сосуществования не исключала и конфронтации. Противостояние[26] началось сразу же при основании финикийцами колонии Гадир (Гадес), осуществившееся лишь с третьей попытки. Сначала колонию попытались основать там, где позже был основан город Секси, а затем в районе будущего города Онобы[27], но изначально попытки обосноваться у финикийцев (предков карфагенян) были неудачны ввиду противодействия тартессиев[28]. Аналогично тяжело происходила карфагенская колонизация берегов судоходного Гвадалквивира[29][30][31][32]. Они возникли в середине VII века до н. э.[33], так необходимого Карфагену для сообщения с внутренними районами Тартессиды, где была сосредоточена добыча руд тяжёлых металлов[34][35][36].

Важное значение имело поселение тартессиев у современного города Ла Фонтета, откуда шла дорога к месторождениям руд восточной части долины реки Гвадалквивир[37]. Таким образом, карфагеняне стремились охватить основную территорию Тартессиской державы с юго-востока и запада, так как тартессии не допускали своих карфагенских партнёров к месторождениям (основным источникам своих богатств)[38], что вызывало вооружённую конфронтацию.

Косвенное указание на данную конфронтацию запечатлено финикийским источником, дошедшим до наших дней в виде пророчества Исайи (23:10)[26]: «Ходи по земле своей, дочь Таршиша, нет более препоны». Слово «препона», а точнее, «пояс» (mezah), означает пояс карфагенских (финикийских) колоний, опоясывающих вокруг земли Таршиша-Тартесса[39][40].

Подробно о военном противостоянии между тартессиями и карфагенянами рассказывает Макробий[41]. C его слов, союзник Тартессийской державы (Тартессиды) — тиран Агригента Ферон напал на Гадир (Гадес), но его нападение было отбито карфагенским флотом[26][42][43].

Марк Юниан Юстин сообщает[44], что карфагеняне, отбив нападение тартессиев и сицилийских греков на Гадир (Гадес), сами перешли в наступление и завоевали всю территории современной Андалузии[26].

Гибель Тартесса

Власть в Тартессе принадлежала царям (наиболее известен Аргантоний, по свидетельству Геродота правивший с 630 по 550 годы до н. э.). Впоследствии Тартесс вступил в альянс с греками и после поражения последних в битве за Алалию был уничтожен карфагенянами (около 539 года до н. э.[45] или 535 года до н. э.[46]).

Археология и материальная культура

Большинство археологов считает тартесскую культуру продолжением культур бронзового века юго-западной Иберии. Основное влияние на Тартесс оказала культура Эль-Аргар, расположенная на крайнем юго-востоке Пиренейского полуострова во II тысячелетии до н. э.

Язык и письменность

Тартессийский язык известен по многочисленным топонимам, а также текстам. Он является изолятом, его связи с другими языками не установлены; можно лишь с уверенностью говорить, что он не состоял в родстве с другими известными палеоиспанскими языками, в том числе иберским.

Для записи текстов тартессийцы изобрели палеоиспанское письмо (возможно, происходящее от финикийского, однако видоизменённое почти до неузнаваемости), которое позднее было заимствовано иберами. Его расшифровал в 1930-е годы Мануэль Гомес-Морено. На тартессийских монетах позднего периода надписи выполнены латинским алфавитом и вариантом нумидийского письма.

Тартесс и Таршиш

Историки отождествляют Тартесс с библейским городом Таршиш, откуда царь Соломон получал богатые грузы[3]. В настоящее время возникла альтернативная версия, что предметы, привозимые из Таршиша, были характерны для Индии. Однако, данная версия большинством историков считается фантастичной[47] (о якобы имевшем место регулярном плавании индийцев в X веке до н. э. в земли Палестины, в том числе ещё более не правдоподобна торговля индийцами свинцом, а не более выгодными пряностями). При этом Индия только начала вступать в железный век в X веке (при этом лишь в районе побережий реки Инд)[48]. К X веку до н. э. в северо-западной Индии начинается железный век. В этот период составляются «Атхарва-веды», — первый древнеиндийский текст, в котором упоминается железо[49].

Начиная с первого этапа финикийской колонизации Андалусии в южной Испании основным пунктом связи Востока с дальним Западом был Тир[50]. Именно с дальнего Запада доставлялось на Восток значительное количество металлов[51]. В это время важнейшее значение приобретает торговли Тира с Тартессом-Таршишом. Наиболее вероятным считается, что через Тартесс привозимые финикийцами средиземноморские изделия проникали в богатый свинцом и оловом северо-запад Испании[52]. Ещё в середине X века до н. э. корабль из Таршиша, привозил ко двору израильского царя Соломона (следовательно, и в Тир также) тугоплавкие и драгоценныегг металлы, а также предметы забавы и роскоши[53][54]. Об этом свидетельствует финикийский текст, вставленный в пророчество Иезекииля (Иез. 27:12—14)[3][55].

Финикийский текст, вставленный в пророчество Иезекииля, ясно и недвусмысленно сообщает, что Таршиш за тирские товары рассчитывался свинцом, оловом, серебром. В нём нет никаких упоминаний о золоте, обезьянах, слоновой кости и павлинах, которые навели ряд современных исследователей на мысль об Индии[56][57]. «Таршишский корабль», торговавший с Соломоном и привозивший все эти южные редкости, ходил в плавание вместе с кораблем, который отправлял царь Тира и Библа Хирам I Великий (I Reg. X:22) на основании соглашения между царями о совместной торговле[3][58]. Межличностные связи между владыками Тира и Иерусалима были довольно тесными с самого начала царствования Соломона (I Reg. V). Историки плавания «таршишского корабля» относят ко времени совместного правления Хирама I Великого и Соломона (между 965 и 945 годами до н. э.)[3][59].

Кроме того, древнейшая финикийская надпись на западе найдена на острове Сардиния в городе Hopа (CIS 144), который был главным узлом связи Сардинии с Тартессом[60][61]. Считается, что изначально Нора была нужна финикийцам именно для обеспечения торгового пути в Тартесс. При этом первая строка надписи читается, как btrss (в Таршише)[3][62][63][64][65]. Через Сардинию переправлялись на Восток западные бронзовые изделия Тартесса, в том числе вертел, характерный для атлантического ареала, найденный захороненным в могиле на Кипре в Аматунте (около 1000 года до н. э.)[66].

Торговое значение Гадира (Гадеса) было первостепенным для торговли Тира и всего Ближнего Востока с Тартессом и атлантическим побережьем Европы и Африки. Гадир (Гадес) располагался в сердцевине тартессийского горного дела. К нему стекались пути от источников месторождений металлов (свинца, олова, серебра, железа, ртути и других) и как порт на берегу Атлантического океана, он был тесно связан с атлантической торговлей металлами[3][67].

В современной массовой культуре

Нехватка достоверных исторических сведений о месте нахождения так и не найденной столицы Тартесса придала городу полулегендарный характер. В своих публикациях советский писатель-фантаст В. И. Щербаков пропагандировал идею, что Тартесс мог быть колонией Атлантиды, которая также находилась на западных окраинах античного мира, имела развитую цивилизацию и впоследствии почти бесследно исчезла.

См. также

Напишите отзыв о статье "Тартесс"

Примечания

  1. Хеннинг Р. Неведомые земли. т. 1. М. 1961. с. 75
  2. Ben Abed F. Les phéniciens... P. 112—113.
  3. 1 2 3 4 5 6 7 8 [labyrinthos.ru/text/tsirkin_ancient-spain_finikiytsy-v-ispanii.html#25b Циркин Ю. Б. История Древней Испании Часть I. Протоистория Глава III. Финикийцы в Испании. Второй этап финикийской колонизации]
  4. Aubet М. Е. Tiro... Р. 254.
  5. Martin Bañol A. Los antecedents... P. 130
  6. Blázquez J. M., Alvar J., Wagner C. G. Fenicios у cartaginenses... P. 420.
  7. Aubet M. E., González Prats A., Arruda A. M. Nuove scoperte. P. 1139.
  8. Aubet М. Е. Tiro... Р. 251—255
  9. Gonzalez-Rubial A. Facing two seas. P. 292.
  10. Ibid. Р. 290—292.
  11. Ibid. Р. 278—281.
  12. Ibid. Р. 280; Martin Ruiz J. A. Feniciol... P. 62—63, 84—85.
  13. Martin Ruiz J. A. Fenicios.... P. 65, 73—74
  14. Wagner E. C. G., Alvar J. Fenicios en Occidente. P. 92—99.
  15. Aubet M. E. Tiro... P. 271—272.
  16. Курций Руф (IV, 2, 4)
  17. Арриан (Anab. II, 16, 7)
  18. Авиен (Or. mar. 358—369)
  19. Aubet М. Е. Tiro... Р. 239—241.
  20. González de Canales Cerisola F., Serrano Ricardo L., Llompart Gómez J. El emporio fenicio... P. 208—209
  21. Brandherm D. Zur Datierung... S. 10.
  22. Wagner Е. С. G. Fenicios у cartagineses... Р. 43—46
  23. Wagner Е. С. G., Alvar J. Fenicios en Occidente... P. 92—95.
  24. Wagner E. C. G. Fenicios у cartagineses... P. 46—47
  25. Belén M. у otros. Presencia e influcncia fenicia en Carmona (Sevilla) // IVcongreso. P. 1747—1752.
  26. 1 2 3 4 [labyrinthos.ru/text/tsirkin_ancient-spain_finikiytsy-v-ispanii.html#25b Циркин Ю. Б. История Древней Испании. Часть I. Протоистория Глава III. Финикийцы в Испании. Финикийцы и тартессии]
  27. (Strabo III, 5, 5)
  28. Шифман И. Ш. Возникновение Карфагенской державы. С. 24—25.
  29. Strabo III, 1, 9—2, 3
  30. Bunnens G. Le role de Gades... P. 190.
  31. Av. Or. mar. 441
  32. Aubet M. E. Tiro... P. 254.
  33. Alvar J. Comercio у intercambio... P. 32
  34. Arruda A. M. О comercio fenicio no territorio actualmente portugues // Intercambio... P. 64—65.
  35. Arruda A. M. О comercio... P. 60—61
  36. Aubet M. E., González Prats A., Arruda A. M. Nuove scoperte... P. 1138.
  37. Ibid. P. 1137.
  38. Gasull J. Problematica en torno a la ubicacion de los asentamientos fenicios en el sur de la Peninsula // Los Fenicios en la Peninsula Iberica. Т. II. P. 195.
  39. Шифмаи И. Ш. Возникновение Карфагенской державы. С. 50, 54.
  40. Eissfeldt О. Einleitung in das Alte Testament. Tübingen, 1956. S. 375, 388-389.
  41. Macrobii. Saturn. I, 20, 12
  42. Schulten A. Tartessos. S. 38
  43. Шифмаи И. Ш. Возникновение Карфагенской державы. С. 50
  44. Юстин. XLIV, 5, 2—3
  45. [www.hrono.ru/_400.html V век до н. э. и ранее. Информация на сайте проекта «ХРОНОС»]
  46. [anhar.ru/library/finiki/list09.html Борьба за море]
  47. АН СССР Ин-т народов Азии — Индия в древности: Сборник статей/АН СССР. Ин-т народов Азии.-М.: Наука, 1964.
  48. Kulke, Hermann & Dietmar Rothermund (2004), A History of India, 4th edition. Routledge, Pp. xii, 448, ISBN 0415329205.
  49. Шьяма-аяс śyāma ayas IAST — в буквальном переводе «чёрный металл»
  50. О Тире как единственной метрополии финикийских колоний: Moscati S. Chi furono i fenici. Torino, 1994. P. 75—81.
  51. Chehab M. Tyre, ses portes et ses lignes de navigation // Societes et compagnies de commerce en Orient et dans 1'Ocean Indien. Paris, 1970. P. 35.
  52. Gonzales-Rubial A. Facing two seas // Oxford Journal of Archaeology. 2004. Vol. 23, 3. P. 290—291.
  53. Klengel Н. Geschichte und Kultur Altsyriens. Leipzig, 1979. S. 188
  54. Niederwimmer K. Damaskos // Kleine Pauly. Bd. I. Sp. 1372
  55. Tadmor H. Die Zeit des Ersten Tempels // Geschicte des jüdischen Volkes. München, 1981. Bd. I. S. 134—135.
  56. Grayson A. K. Assyria... P. 260
  57. Hawkins J. D. The Neo-Hittit States in Syria and Anatolia // САН. Vol. III, 1. P. 392.
  58. Tadmor H. Die Zeit... S. 130—131.
  59. Ibid. S. 133.
  60. Negbi O. The Particles... P. 609—610
  61. Bunnens G. L'expansion... P. 30—41; Pesce G. Sardegna punica. Cagliari, б. г. P. 18—19
  62. Gibson J. C. L. Textbook of Syrian Semitic Inscriptions. Oxford, 1982. Т. III. P. 25—27
  63. Шифман И. Ш. Возникновение Карфагенской державы. М.; Л., 1963. С. 53
  64. Peckham J. В. The Nora Inscription // Orientalia. 1972. Vol. 41. P. 459
  65. Frendo A. J. Early Phoenician Presence... P. 8—11
  66. Karageorghis V., Lo Schiaro F. A. West Mediterranean Obelos from Amathus // RSF. 1989. Vol. 17, 1. P. 15—24.
  67. Cunchillos J.-L. Las inscripciones feniciasde Tell de D. Blanca // Sefarad. 1992. Vol. 52, 1. P. 81—83.

Ссылки

  • [labyrinthos.ru/ancient-spain/ История Древней Испании]
  • [labyrinthos.ru/text/tsirkin_ancient-spain_tartess.html Циркин Ю. Б. История Древней Испании. Глава II. Тартесс]
  • [www.spain.org.ru/modules.php?name=Content&pa=showpage&pid=45 Тартесс]
  • [www.lib.ru/RUFANT/WOJSKUNOWSKIJ/tartess.txt Евгений Войскунский, Исай Лукодьянов. Очень далёкий Тартесс. Научно-фантастический роман]

Отрывок, характеризующий Тартесс

– Так погоди же кормить.
– Слушаю.
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из под потолка под небо.
Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы, что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с ней.
– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.


Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.