Татарбунары

Город Татарбунары укр. Татарбунари Флаг Герб Страна УкраинаУкраина Статус районный центр Область ОдесскаяОдесская область Район Татарбунарский район Координаты 45°51′00″ с. ш. 29°37′00″ в. д.45.85000° с. ш. 29.61667° в. д. / 45.85000; 29.61667    Первое упоминание 1637 Прежние названия Татар-Бунар, Татар-Пунар, Татарэшти Город с 1978 Площадь 28,5 км² Официальный язык украинский, русский Население ▲10 992 человек (2013) Национальный состав украинцы, болгары, молдаване, русские, гагаузы Часовой пояс UTC+2, летом UTC+3 Телефонный код +380 4844 Почтовый индекс 68100 Автомобильный код BH, НН / 16 КОАТУУ 5125010100

Татарбунары (укр. Татарбунари; рум. Tătărăşti (Tatarbunar); тур. Tatarpınarı) — город районного значения в Одесской области Украины, административный центр Татарбунарского района.

География

Расположен на правом берегу реки Когыльник близ впадения её в лиман Сасык.

История

Название Татар-Бунар буквально означает «татарский колодец» (родник, источник, ключ, фонтан), о чём писал ещё Дмитрий Кантемир в 1712—1716 годах. Источник вытекал из-под холма, на котором лежали руины древней крепости.

Относительно происхождения этих самых руин единого мнения не было. Немецкий географ Иоганн Тунманн полагал, что Татар-Бунар был прежней резиденциею «команских князей» (то есть половецких ханов) и назывался Карабуна, П. Свиньин утверждает, что Татар-Бунар есть остаток небольших каменных замков, построенных генуэзцами во время владения их берегами Чёрного моря, некоторые считают основателями города буджакских татар и турок. Нынешнее же название Татарбунары получили в XVI стол., когда крымские татары захватили это селенье, обратив его в складочное место приобретаемой в набегах добычи. Татарбунары неоднократно подвергались разорениям. Близ города оканчивается нижний Траянов вал и сохранились остатки небольшого древнего земляного укрепления.

Турецкий путешественник и этнограф Эвлия Челеби, побывавший в Причерноморье в 1656—1666 годах свидетельствует о том, что крепость заново отстроил в 1646 году капудан-паша Кенан-паша. Кадий крепости входил в Очаковский вилайет Силистры. Цитадель представляла собой четырёхугольник с высокими башнями по углам, окружностью в тысячу шагов. Она имела одни ворота, открывающиеся в южную сторону, а по четырём её углам стояли четыре башни. В крепости, по словам Челеби, есть мечеть, зерновой склад, небольшие удобные помещения для гарнизонов в 150 воинов. Другие жилые постройки расположены в примыкающем посаде, где имеется двести крытых камышовыми плетенками домов бедного люда, постоялый двор, одна грязная баня, виноградники и сады. Здешний правитель взимал таможенную и рыночную пошлины за проводимые караваны и невольников.

22 сентября 1770 года крепость Татар-Бунар была взята российскими войсками под командованием полковника Денисова, затем Татарбунары были возвращены Оттоманской Порте, а вновь присоединены согласно Бухарестскому трактату в результате кампании 1806—1812 годах. В сентябре 1807 года в Татарбунарах некоторое время находилась резиденция кошевого Задунайской Сечи. К концу XVIII столетия в здешнем посаде проживали уже не только буджакские татары и молдаване, но и беглые украинские и русские крестьяне, солдаты, казаки. В 1810 году была построена церковь. В 1885 году открылась церковно–приходская школа с мужским и женским отделениями. В 1816 году в селении Татар-Бунар постоянно проживало 78 семей — всего 365 человек. В 1818-м, число жителей увеличилось до 901. Большая часть семей владела каменными домостроениями. В первую очередь возводились казенные здания и сооружения. Как свидетельствуют надежные первоисточники, первопоселенцы строили дома из плитчатого известняка, разбирая остатки татарских строений и древнюю крепость, которую окончательно растащили в 1816 году. Пощадили они только старинную восточную баню, каковую впоследствии «перепрофилировали» в водяную мельницу. С руинами этой бани связано местное предание — специфическая вариация крымской легенды о Марии Потоцкой. В этом нет ничего удивительного, если учесть, что буджакские татары переселились из пределов Крымского ханства.

В 1822 году в городе жило: 66 семей украинцев и русских, 41 семья румын, 9 семей молдаван, 7 семей евреев из Польши – всего 123 семьи. За городом числилось 8579 десятин земли, в т.ч. 5930 десятин пахотной и сенокосов. В среднем, на семью приходилось по 48 десятин. В середине ХIХ в. численность жителей увеличилась вдвое. Хлебопашество и скотоводство являлись главными отраслями экономики Татарбунар. С 1827 по 1848 г.г. поголовье крупного скота возросло с 960 до 1,5 тыс. голов, овец – с 2,3 до 5 тыс. Зерновое хозяйство, виноградарство и скотоводство носили товарный характер. В 50-х годах ХIХ в. татарбунарские каменоломни относились к крупному промыслу. Кустарное производство в Татарбунарах в первой половине ХIХ в. составляло: 1 кузнец, 8 сапожников, 9 овчинников и 4 портных, имелось 6 ветряных и 2 водяные мельницы. В центре города располагались церковь и здание волосного совета; вокруг базара – 16 лавок, 2 питейных дома и 2 винных погреба. Во второй половине ХIХ в. в городе насчитывалось – 2 водяные и 18 ветряных мельниц, 3 бочарные и свечечная мастерская, кожевенный и кирпичный заводы, 2 маслобойни. В 1870 г. открылась суконная фабрика Д. Изера. В 1869 году согласно « Правил» о поземельном устройстве государственных крестьян, им принадлежало по 7,9 десятин земли на душу. В среднем на каждую семью приходилось по 19 десятин. В 1870 году был открыт санитарный участок, обслуживалось население двух волостей – 8647 человек. В 1878 году в Татарбунарах открылось двухклассное мужское училище, в следующем – одноклассное женское; в 1885 – церковно-приходская школа с мужским и женским отделениями, в 1890 – школа грамоты при церкви. К началу Первой мировой войны население Татарбунар составляло 6227 жителей.

Татарбунары и Пушкин

Несколько часов провел Пушкин в Татарбунарах, сопровождая И. П. Липранди в его служебной поездке по Буджаку. «В Татар-Бунар мы приехали с рассветом, — вспоминает Липранди, — и остановились отдохнуть и пообедать. Пока нам варили курицу, я ходил к фонтану, а Пушкин что-то писал, по обычаю — на маленьких лоскутках бумаги, и как ни попало складывал их по карманам, вынимал опять, просматривал и т. д. Я его не спрашивал, что он записывает, а он, зная, что я не знаток стихов, ничего не говорил. Помню очень хорошо, что он жалел, что не захватил с собой какого-то тома Овидия…». Пушкин писал черновые варианты «К Овидию»; в Татарбунарах он побывал 17 декабря 1821 года, а беловой текст появился сразу по возвращении в Кишинев — 26 декабря. Да, поэт определенно знал, «что Овидий не мог быть сослан Августом на левый берег Дуная», однако утвердившиеся в Аккермане и в целом в Приднестровье легенды не оставили его равнодушным и как-то вдохновили к медитированию на заданную тему.

Пушкин и Липранди прибыли в небольшой, но уже вполне состоявшийся и пристойный по тем временам городок. Важно то, что Пушкин видел и развалины бани, и «фонтан», скорее всего знал татарбунарскую и аккерманскую версии помянутой легенды.

Татарбунарское восстание

15 сентября 1924 года, на юге Бессарабии, в селе (на данный момент город) Татарбунары началось крестьянское восстание. Между восемнадцатым и сороковым годом это было самое крупное выступление против притеснений со стороны руководства «матери-Румынии», на которое сочувственно откликнулись прогрессивные силы всего мира.

Восстали больше шести тысяч человек — Чишмя и Акмангит, Нерушай, Михайловка, Галилешты… Ждали, что пламя восстания охватит все междуречье Прута и Днестра. Но правительство опередило восставших. Против них были брошены крупные силы. Десяток пехотных, кавалерийских, артиллерийских полков окружили мятежников, обстреливая их и даже применяя отравляющие газы, а в Килие, Измаиле, Вилково, по всему побережью высаживались десанты. Татарбунарцы продержались три дня, потом были разгромлены. Ещё четыре дня армии понадобилось, чтобы подавить очаг сопротивления в других местах.

К концу недели убитых и замученных насчитывались тысячи. А те, кто уцелел, подверглись неправедному судилищу — так называемому «процессу пятисот». Он велся при закрытых дверях, однако информация, просочившаяся из-за них, просто-таки потрясла мировую общественность. Свои голоса в память погибших и в защиту осужденных отдали Михаил Садовяну и П. Константинеску-Яшь, Максим Горький и Анри Барбюс, Бернард Шоу и Альберт Эйнштейн, Теодор Драйзер и Ромен Роллан, Томас Манн, Луи Арагон и многие другие представители науки и культуры. В результате келейно решить судьбу татарбунарцев не удалось. Большинство арестованных были отпущены на свободу. Сроки, от пяти лет до пожизненного заключения, получили 85 обвиняемых. Вдобавок ко всем издевательствам, с них ещё стребовали немалую сумму судебных издержек.

События Татарбунарского восстания положены в основу сюжета в фильме режиссёра Николая Гибу "Гнев" ("Бессарабская трагедия"). Подвиг увековечили в своих картинах с одноименным названием «Татарбунарское восстание» молдавские живописцы Михаил Греку и Сергей Осиченко. В 1976 году за поэму «Татарбунар» о Татарбунарском восстании удостоен Государственной премии Молдавской ССР поэт Богдан Истру.

Известные личности

• Шико Аранов — джазист, композитор, руководитель биг-бэнда.
• Павел Берков — советский литературовед, библиограф, книговед, источниковед, историк литературы.
• Ион Ветрилэ — румынский партизан и революционер, анархо-коммунист.
• Александр Павловский — гражданский инженер, архитектор, проректор Петербуржского Института гражданских инженеров, Член Петербургского общества архитекторов
• Василий Тур — Герой Социалистического Труда, организатор колхозного производства, председатель ордена Ленина колхоза им. Татарбунарского восстания Татарбунарского района Одесской области Украинской ССР.

Источники

• Тунманн И. [vostlit.narod.ru/Texts/rus5/Tunmann/pred.htm Крымское ханство]. — Симферополь: Таврия, 1991.

• Челеби Э. [www.vostlit.info/Texts/rus8/Celebi3/text2.phtml?id=1728 Книга путешествий]. — Москва: Наука, 1961.

• Юнко Александра [www.palariev.sitecity.ru/ltext_0904231732.phtml?p_ident=ltext_0904231732.p_0207165729 Огонь и кровь Татарбунар или Татарбунарское восстание в Бессарабии].

Ссылки

[tatarbynary.com.ua Новостной портал города Татарбунары].

Отрывок, характеризующий Татарбунары

Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.