Татевская канатная дорога

Татевская канатная дорога (арм. Տաթևի ճոպանուղի) — самая длинная в мире пассажирская канатная дорога двойного реверсивного действия, получившая название «Крылья Татева», расположенная в Армении и соединяющая через Воротанское ущелье села Алидзор и Татев.

Технические данные

Инженерное сооружение «Крылья Татева» простирается на 5,7 км над глубоким и живописным ущельем реки Воротан, соединяя две деревни: Алидзор (неподалеку от ереванской трассы) и Татев, расположенной у монастыря. Наибольшая высота над ущельем составляет 320 м. Вмещающая 25 пассажиров кабина движется с максимальной скоростью 37 км/ч, проходя путь от точки отправления до точки назначения за 11 минут 25 секунд. Кабина поддерживается 6-ю тросами (по три на каждую — два несущих, один для привода). Тросы в состоянии удерживать грузы, в 10-15 раз превышающие номинальную нагрузку. Основной привод дороги — два электродвигателя — один основной, один резервный. Также конструкция снабжена дизельным двигателем, который подключается в случае прекращения подачи электроэнергии. Работоспособность канатной дороги обеспечивается даже при ветре силой до 70 м/сек. Дорога обеспечит доступ к монастырю также и в зимний сезон, способствуя тем самым продлению туристического сезона в Армении.
Сооружение канатной дороги обошлось в $18 млн, её строительство финансировали в основном частные фонды. Для местных жителей проезд по канатной дороге будет бесплатным, туристам он обойдется в 5000 драм.

История

Договор о строительстве канатной дороги в Сюникском марзе был подписан по инициативе Фонда национальной конкурентоспособности Армении в июле 2009 года в Ереване. Строительство канатной дороги является составной частью трёхлетней программы «Возрождение Татева», общая стоимость которой составляет $45 млн. Согласно программе, помимо строительства канатной дороги осуществляется реставрация монастырского комплекса Татев, в селе Алидзор должен быть построен гостиничный комплекс, выдержанный в традициях древней архитектуры. Программа также предусматривает возрождение старинных ремёсел в селе Татев.

Открытие

Открытие канатной дороги, построенной швейцарской фирмой «Гаравента» (англ. Doppelmayr Garaventa Group), состоялось 16 октября 2010 года. На торжественной церемонии запуска широко освещавшейся в прессе присутствовали представители высшего руководства Армении, Армянской Апостольской церкви, гости из разных стран мира. Первыми пассажирами Татевской канатной дороги стали президент Армении Серж Саргсян, Католикос всех армян Гарегин II, исполнительный директор Фонда национальной конкурентоспособности Армении Бекор Папазян и по одному ребёнку из ближних 7 деревень.

На территории монастырского комплекса Татев прошла церемония благословения, проведённая Гарегином II, который сказал:

Наполненной ликованием душой приветствуем вас в сей памятный день, когда собрались мы на церемонии открытия канатной дороги, ведущей к древнему Татевскому монастырю, что является добрым делом, претворенным в жизнь верующей душой

По словам католикоса, Татевский монастырь своей великолепной красотой является одним из исключительных творений армянской архитектуры, и на протяжении веков он был известным центром армянской духовной жизни, науки и культуры.

Все мы рады, ибо канатная дорога, как быстрое крыло древнего места паломничества поможет нам намного легче и быстрее добраться до Татевского монастыря и причаститься сокровенного таинства многовековой святыни, ставшей местом паломничества с апостольских времен

По словам премьер-министра Тиграна Саркисяна строительство канатной дороги содействует развитию внутригосударственного туризма, по его словам целью правительства является добиться ежегодного трёхмиллионного потока туристов, для достижения чего необходимо стимулировать ежегодное развитие туристической сферы на 15-20 процентов.

Журналист Financial Times Тереза Левонян побывавшая на открытии Татевской канатной дороги со страниц издания заявила:

Это символический процесс, охвативший всю Армению — благоустраиваются дороги, гостиницы и другая инфраструктура, необходимая для развития туризма, помогая открыть страну для посетителей.

Отмечая изменения в Армении произошедшие с её последнего визита в страну она говорит:

..расцвет экономики Армении и активное строительство дорог в Армении стимулируют развитие туризма в этой стране. Многие иностранные компании инвестируют в курортных зонах Армении в строительство санаториев и гостиниц

• 2014 Prowincja Sjunik, Skrzydła Tatewu (01).jpg

  Вид на деревню Алидзор

• 2014 Prowincja Sjunik, Skrzydła Tatewu (03).jpg

  Главная дорога к комплексу Татев

• 2014 Prowincja Sjunik, Skrzydła Tatewu (06).jpg

  Главное здание (офис, касса, ресторан и туалет)

• 2014 Prowincja Sjunik, Skrzydła Tatewu (04).jpg

  информационное табло

• 2014 Prowincja Sjunik, Skrzydła Tatewu (02).jpg

  Нижняя станция "Алидзор"

• 2014 Prowincja Sjunik, Skrzydła Tatewu (10).jpg

  Верхняя станция "Татев"

BASE Jumping

В декабре 2015 года состоялись первые BASE прыжки с канатной дороги. По оценкам BASE джамперов (использовался лазерный дальномер), высота канатной дороги отличается от официально заявленной и составляет порядка 360 метров до площадки приземления (380 метров до дна ущелья).

Ссылки

• [ru.euronews.net/2010/10/19/colossal-cable-car-opens-up-armenian-monastery/ В Армении открыли самую длинную канатную дорогу в мире] — репортаж Euronews
• [www.vesti.ru/videos?vid=304539 «Воздушный трамвай» прославил Армению] — репортаж «Вестей»
• [www.tatever.am/ «Крылья Татева»] — официальный сайт

Отрывок, характеризующий Татевская канатная дорога

Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.


Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.