Татищев, Александр Иванович

Александр Иванович Татищев
Дата рождения	8 августа 1763(1763-08-08)
Дата смерти	17 июня 1833(1833-06-17) (69 лет)
Принадлежность	Российская империя
Годы службы	1774—1827
Звание	генерал от инфантерии
Награды и премии

Граф (1826) Алекса́ндр Ива́нович Тати́щев (8 августа 1763 — 17 июня 1833) — российский генерал эпохи наполеоновских войн, генерал от инфантерии, военный министр в 1823-27 гг.

Биография

Александр Иванович Татищев происходит из древнего дворянского рода Татищевых. Родился 8 августа 1763 года в семье рыльского уездного предводителя дворянства капитана Ивана Алексеевича Татищева (1738—-1786). Приходился племянником Николаю Алексеевичу Татищеву (будущему генералу от инфантерии и графу).

Получил домашнее образование. В январе 1774 года поступил вахмистром в Новотроицкий кирасирский полк. Сентябрь 1776 года — корнет, сентябрь 1779 года — поручик, март 1784 — ротмистр, июнь 1787 года — секунд-майор. Вместе с полком принял участие в Русско-турецкой войне 1787—1792 годов, участвовал в осаде крепости Очаков в 1788 году. В сентябре 1790 года произведён в премьер-майоры. Участвовал в войне с Польшей в 1792 году. Пожалован чином подполковника за отличие в сражении под Гриновым в июне 1792 года. В октябре 1793 года перевёлся в Полтавский легкоконный полк, откуда в январе 1794 года Высочайшим указом командирован в Придворную конюшенную контору с званием «присутствующего». В феврале 1795 года был назначен управляющим экипажами Великих князей Александра и Константина Павловичей, в чине унтер-шталмейстера.

После восшествия на престол императора Павла I, 9 ноября 1796 года пожалован чином полковника. В октябре 1797 года переименован в чин статского советника с оставлением в должности советника Придворной конюшенной конторы. 9 июля 1798 года уволен от службы, по прошению «за болезнью», с производством в чин действительного статского советника.

В июне 1801 года принят на службу, с зачислением в провиантский штат и переименованием в генерал-майоры. 13 августа 1803 года уволен от службы. Поселился в Москве. В ноябре 1806 года, когда формировалась милиция, московское дворянство избрало Татищева сначала московским уездным начальником, а затем бригадным начальником подвижной милиции. В этом звании он обратил на себя внимание императора Александра I, который в 1807 году пожаловал ему орден Святой Анны 1-й степени, несколько позже — алмазные знаки этого ордена, и 2 марта 1808 года назначил генерал-кригскомиссаром. В 1810 году награждён орденом Святого Владимира 2-й степени. В августе 1811 года произведён в генерал-лейтенанты.

Поскольку после создания Главного штаба Его Величества в ведении военного министра осталась в основном исключительно хозяйственная часть военного ведомства, Татищев, главный интендант в течение 15 лет, считался подходящим кандидатом для занятия поста военного министра. 14 марта 1823 года назначен исправляющим должность военного министра. 12 декабря произведён в генералы от инфантерии с утверждением в должности военного министра. Назначен сенатором и членом Государственного совета. В 1824 году награждён орденом Святого Александра Невского.

В январе 1826 года назначен председателем Следственной комиссии по делу о декабристах. Декабрист А. Е. Розен так вспоминал о Татищеве:

«Председатель комиссии Татищев редко вмешивался в разбор дела; он только иногда замечал слишком ретивым ответчикам: „Вы, господа, читали всё — и Destutt-Tracy, и Benjamin Constant, и Bentame — и вот куда попали, а я всю жизнь мою читал только священное писание, и смотрите, что заслужил“, — показывая на два ряда звёзд, освещавших грудь его.»

В день коронации императора Николая I, 22 августа 1826 года, возведён, с нисходящим потомством, в графское Российской империи достоинство. Пожалован орденом Святого Владимира 1-й степени. 26 августа 1827 года уволен, по прошению «за болезнью», от службы. Скончался 17 июня 1833 года.

Был женат на дочери командира Белозерского полка, Варваре Александровне Буткевич, но детей не имел. Её сестра, графиня Е. А. Стройновская (во втором браке за Е. А. Зуровым), знакомая Пушкина, считается прототипом графини в его поэме «Домик в Коломне».

Источники

• Федорченко В. И. Императорский Дом. Выдающиеся сановники: Энциклопедия биографий: В 2 т. — Красноярск: БОНУС; М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2001. — Т. 2. — 640 с.: портр. — (Российская империя в лицах). ISBN 5-7867-0057-7, ISBN 5-224-00744-5.
• Столетие Военного министерства, 1802—1902. Т. 3, отд. 6, Военные министры и главноуправляющие военной частью в России с 1701 по 1910 год. СПб., 1911.
• Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.

Отрывок, характеризующий Татищев, Александр Иванович

– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.