Татьянин день

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Татьянин день
</td>
Студенты МГУ в Татьянин день
Тип Памятный день России[1]
(с 2005 года) и
народно-христианский
Официально День российского студенчества
Иначе «День студента»
также Бабий кут, Солныш
Отмечается Россия, Белоруссия, Украина, Молдавия
Дата 12 (25) января
Празднование поздравление Татьян с именинами, студентов с их днём
Традиции девушки в деревне мыли половики, ворожили, большухи пекли хлебную ковригу в виде солнца
Связан с почитанием Святой Татьяны и основанием МГУ

Татья́нин день, День российского студенчества — день в православном и народно-христианском календаре, памятная дата в России. Название дня произошло от почитания мученицы Татиане Римской в Православной церкви.

После подписания в 1755 году императрицей Елизаветой Петровной указа об учреждении Московского университета, «Татьянин день» стал праздноваться сначала, как день рождения университета, а позднее и как праздник российского студенчества. С 2005 года день 25 января в России официально отмечается как «День российского студенчества»[2].





История дня российского студенчества

12 (23) января 1755 года[Коммент. 1] (день памяти святой мученицы Татианы и в день именин матери Ивана Шувалова) российская императрица Елизавета Петровна одобрила прошение Ивана Шувалова и подписала указ об открытии Московского университета, ставшего одним из центров русской передовой культуры и общественной мысли в России. Впоследствии в одном из флигелей старого здания университета была создана домо́вая церковь святой мученицы Татианы, а сама святая была объявлена покровительницей всего российского студенчества.

Уже к середине XIX века из праздника студентов и профессоров Московского университета Татьянин день фактически превратился в праздник российской интеллигенции[3].

Празднование дня студента в Российской империи было шумным и весёлым. Поначалу этот праздник отмечали только в Москве, но в нём принимал участие практически весь город. Начинался праздник с проведения официальных церемоний в здании университета. Затем шумные и весёлые гуляния проходили по городу. Под студенческую «гулянку» француз Оливье, бывший хозяином «Эрмитажа», даже отдавал зал ресторана, где студенты и профессора отмечали праздник. На праздновании, как водится, выпивали. Но в этот день царские жандармы, встретив выпившего студента, не трогали его, а, напротив, предлагали свою помощь[4].

После Октябрьской революции Татьянин день вспоминали уже редко. Только после открытия в 1995 году храма в честь мученицы Татьяны при Московском университете этот праздник вновь ожил. С 2005 года 25 января отмечается в России как «День российского студенчества»[2].

Символичность праздника как студенческого подчёркивается совпадением с учебным календарём — 25 января является одновременно последним днём 21-й учебной недели[5], традиционным концом экзаменационной сессии первого семестра, после которой наступают зимние студенческие каникулы[6].

Восточнославянские традиции

В день Татьяны Крещенской[7] ставят свечи за успехи в учёбе. Мученице Татиане молятся в трудном учении и просвещении; святителю Савве молятся при разных недугах; иконе Божией Матери «Млекопитательница» молятся о помощи при родах, о кормлении молоком, при недостатке материнского молока, а также о здоровье младенцев. Считалось, что списки с иконы «Акафистная» защищают дом от пожара[8].

По морозу судили о погоде весной и летом[9]. В этот день женщины свивали клубки пряжи как можно туже и крупнее[где?][когда?], чтобы кочаны капусты уродились тугими и крупными[10].

Селяне[где?][когда?] считали, что женщина, родившаяся в этот день, будет хорошей хозяйкой: «Татьяна и каравай печёт, и половики по реке бьёт, и хоровод ведёт»[8].

Поговорки и приметы

  • Когда солнце закатилось, хлебного каравая не починай, не то другой день свой почнёшь[11].
  • Раннее солнце — ранние птицы[12].
  • На Татьяну проглянет солнышко рано — к раннему прилету птиц[13].
  • Татьяна и каравай печёт, и половики на реке бьёт, и хоровод ведёт[8].
  • Наша Татьяна и с воды пьяна[14].
  • Если на Татьяну морозно и ясно — будет хороший урожай; тепло и метель — к неурожаю[15].

См. также

Напишите отзыв о статье "Татьянин день"

Комментарии

  1. Русская православная церковь празднует память мученицы Татианы Римской 12 января по юлианскому календарю. Разница между юлианским и григорианским календарями в XVIII веке составляла 11 дней. В XX—XXI веках эта разница составляет 13 дней.

Примечания

  1. Федеральный закон Российской Федерации от 13 марта 1995 г. № 32-ФЗ «О днях воинской славы и памятных датах России»
  2. 1 2 Указ Президента Российской Федерации от 25 января 2005 г. № 76 «О Дне российского студенчества»
  3. Александров и др., 1999, с. 581–582.
  4. [prazdnik.sandoor.ru/25-yanvarya-mdash-den-rossiyskogo-studenchestva/ 25 января — День российского студенчества] // Sandoor.ru
  5. Для учебного года, начинающегося с 1 сентября.
  6. [ria.ru/history/20070125/59649701.html 25 января] // РИА Новости, 25 января 2003 года
  7. Усачева, 1999, с. 457.
  8. 1 2 3 Котович, Крук, 2010, с. 70.
  9. Валенцова и др., 2012, с. 634.
  10. Котович, Крук, 2010, с. 71.
  11. Рожнова, 1992, с. 22.
  12. Некрылова, 2007, с. 69.
  13. Коринфский, 1901, с. 115.
  14. Пушкарёв, 1994, с. 157.
  15. Громыко, 1975, с. 154.

Литература

Ссылки

Отрывок, характеризующий Татьянин день

Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.