Тахо-Годи, Алибек Алибекович

Алибек Алибекович Тахо-Годи<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Председатель ЦИК Дагестанской АССР
Председатель Совета Народных Комиссаров Дагестанской АССР
Прокурор Дагестанской АССР
Народный комиссар юстиции Дагестанской АССР
Народный комиссар просвещения Дагестанской АССР
Заведующий отделом начальных и средних школ ЦК ВКП(б)
Директор центрального НИПИ национальностей СССР
Вероисповедание:	Ислам
Рождение:	15 августа 1890(1890-08-15) Урахи, Дагестанская АССР, РСФСР, СССР
Смерть:	9 октября 1937(1937-10-09) (47 лет) Москва, СССР
Место погребения:	кладбище Донского монастыря, Москва
Отец:	Алибек Халимбеков
Мать:	Муминат Халимбекова
Супруга:	Нина Петровна Семенова
Дети:	сыновья: Махач, Хаджи-Мурат, дочери: Аза, Муминат
Партия:	ЦК ВКП(б)
Образование:	юридический факультет МГУ
Профессия:	Юрист
Награды:

Алибе́к Алибе́кович Та́хо-Го́ди (15 августа 1892, Урахи, Дагестан, Российская империя — 9 октября 1937, Москва, СССР) — выдающийся общественный и государственный деятель СССР, председатель ЦИК и Совнаркома ДАССР, участник борьбы за Советскую власть в Дагестане. Этнограф и востоковед.

Биография

Немного найдётся на Северном Кавказе людей, которые не слышали бы имени Алибека Алибековича Тахо-Годи. Он относится к плеяде высокоодаренных и разносторонних деятелей науки и культуры Советского Союза и Северного Кавказа 20 – 40-х годов прошлого столетия.

Личность и творчество А.А.Тахо-Годи, уже в юности избравшего своим уделом служение народу и науке, привлекли к себе внимание исследователей. Бывает и так, что о выдающемся человеке сказано всё и почти всё и к этому нечего добавить. Однако этого нельзя сказать о Алибеке Алибековиче Тахо-Годи – революционере, талантливом учёном, крупным общественным и государственном деятеле. Память об этом талантливом человеке была незаслуженно предана забвению в 1937 году, и только в начале 60-х годов XX века появилась первая статья  о нём старейшего дагестанского педагога и соратника А.А.Тахо-Годи, заслуженного учителя РСФСР и ДАССР Саида Магомедовича Омарова - «Дагестанский Макаренко» [1]

Статья помещена в небольшом сборнике о ветеранах педагогического труда в Дагестане и освещает только одну сторону – обширную просветительскую и педагогическую деятельность А.А.Тахо-Годи. На съезде писателей СССР, состоявшемся в 1963 году, писатель и литературовед А.Назаревич поставил вопрос о том, что давно назрела необходимость в издании биографий выдающихся деятелей Дагестана по типу серии «Жизнь замечательных людей» и одной из первых книг в этой серии должно быть книга о А.А.Тахо-Годи, также по определению А.Назаревича А.А.Тахо-Годи был «эссеист и историк и первый в советском союзе кавказский исследователь творчества Л.Н.Толстого» [2]Многогранный талант этого выдающегося человека и то, что он сделал для Дагестана, заслуживает этого. Вклад Алибека Алибековича Тахо-Годи в организацию науки, культуры, здравоохранения и просвещения должен быть также осмыслен по-новому. Его работа проводилась в очень сложной атмосфере, при наличии острых классовых, национальных и религиозных противоречий. В годы культа личности А.А.Тахо-Годи  был необоснованно репрессирован, его жизнь оборвалась в расцвете творческих сил. Он погиб в возрасте 45 лет. Однако для того, кто живёт во имя народа, во имя справедливости и счастья, жизнь не бывает короткой. Ценность жизни определяется не прожитыми годами. Если сказать, что он был одним из первых народных комиссаров юстиции, продовольствия и просвещения, председателем ЦИК Дагестанской АССР, основоположником дагестанского образования, литературоведения, культуры и науки, учёным, давшим глубокий анализ истории национально – освободительного движения горцев, гражданской войны и Октябрьской революции в Дагестане и на Северном Кавказе, юристом, педагогом и публицистом, организатором науки, просвещения и искусства в Дагестане, то эта характеристика даёт далеко не исчерпывающее представление о разносторонней и многогранной личности Алибека Алибековича Тахо-Годи.   

Жизненный путь, революционная и просветительская деятельность.

Алибек Алибекович Тахо-Годи родился 15 августа 1892 года в прославленном дагестанском ауле Урахи Даргинского округа Дагестанской области. Отец Алибека, обедневший уздень Алибек Халимбек-оглы Таху-Кьади, был одаренным человеком, любимцем аульчан, он скончался в 1892 году от малярии, которая в то время свирепствовала в Дагестане и особенно в Урахи. Мать Муминат осталась с двумя детьми – дочь Аза и сын Умар, которому, согласно старинному урахинскому обычаю, после смерти отца перешло его имя Алибек, сама Муминат умерла в 1919 году в возрасте 50 лет. С разрешения матери Алибек Халимбеков направился учиться во Владикавказскую русскую гимназию, его взял двоюродный брат отца Алибека – Магомед Магомедович Далгат – депутат Государственной думы Российской Империи IV созыва, председатель комитета по делам национальностей Госдумы России, первый человек с высшим образованием из Северного Кавказа, потом А.А.Тахо-Годи жил с другим дядей – Баширом Керимовичем Далгатом – известным юристом, учёным кавказоведом также до поступления в гимназию А.А.Тахо-Годи знал наизусть Коран – священная книга мусульман. Уже, будучи учеником старших классов гимназии, он стал подвергать критическому анализу прочитанное. К тому времени им было проштудирована богатейшая библиотека Башира Далгата, но и почти все книги по истории Кавказа, находящиеся и в библиотеке дяде, и те, которые удавалось ему разыскать. А.А.Тахо-Годи окончил гимназию с серебряной медалью. Впоследствии он поступил на юридический факультет МГУ и окончил его с отличием. Во время учёбы в МГУ им В.Ломоносова он был членом правления Кавказского землячества, вёл агитационную и просветительскую деятельность, с радостью воспринял весть о революции, стал на сторону Большевиков, был начальником отдела милиции. [3] По свидетельству сына Хаджимурада, когда они бывали в родовом гнезде  в ауле Урахи к отцу каждый день приходили несколько сельчан, и беседовали по полтора и более часов на разные темы. Отец никому и ни в чём не отказывал в помощи, т.е был очень хорошим советчиком и умел привлечь на свою сторону собеседников. Он не только помогал родным сельчанам, но и жителям из соседних сёл и аулов. Например, когда он работал комиссаром исполнительного комитета Даргинского округа, посетил село Мекеги. К нему обратились несколько сельчан с просьбой о помощи устроить их детей в учебные заведения. Алибек Алибекович им пообещал и устроил их детей в Буйнакское и Дербентское педагогическое училище.

Алибек Тахо-Годи – революционер и просветитель.

В ноябре 1916 года А.А.Тахо-Годи блестяще оканчивает юридический факультет Московского университета и получает диплом первой степени. После окончания университета А.А.Тахо-Годи возвращается на Кавказ. А.А.Тахо-Годи в апреле 1917 года возвращается в родной Дагестан, где вместе с М.Дахадаевым, Д.Коркмасовым, С.Габиевым организует социалистическую группу и принимает в ней активное участие. Весь 1917 год прошел у А.А.Тахо-Годи «в борьбе с буржуазно-помещичьим блоком, с реакционным мусульманским духовенством и националистическими кликами. После свержения Временного правительства Дагестана 2 мая 1918 г. в Темир-Хан-Шуре под председательством Д.Коркмасова организуется Военно-революционерный комитет, куда входили: У.Буйнакский, М.Дахадаев, М.Далгат, М.Хизриев, А.Тахо-Годи, С.Габиев. [4] Усилиями Военно-революционного комитета и лично А.Тахо-Годи за короткий срок была создана Дагестанская Красная Армия. А.А.Тахо-Годи подверг критике деятельность Временного комиссара Дагестанской области И.Гайдарова, Гайдарову ничего ни оставалось сделать, как покинуть Дагестан и уехать в Баку. В это время контрреволюционные силы задумали заговор против Махача Дахадаева. Алибек Тахо-Годи был первым, кто узнал об устроенной засаде и предупредил Махача о надвигающейся угрозе на его жизнь. Весной в 1918 года в Темир-Хан-Шуре А.А.Тахо-Годи спас жизнь Дахадаеву: спровоцированные конники, на ходу снимая винтовки и щёлкая затворами, приблизились к возвышению, на котором стоял и произносил речь член ревкома, активный борец за власть Советов в Дагестане Махач Дахадаев. Но вдруг произошло неожиданное: находившийся поблизости Алибек Тахо-Годи подскочил к Дахадаеву и, заслонив его собой, воскликнул: «Остановитесь, дагестанцы!!! Стреляйте в меня, но этого человека вы не должны убивать» Подоспевший к этому моменту аварский поэт Махмуд из Кахаб-Росо крепко обнял Алибека и сказал на аварском языке: «Мужчина, Алибек! Спасибо!» Воспользовавшись этим замешательством, Алибек и Махач спустились вниз и, окружённые кольцом друзей, покинули площадь. После установления Советской власти в Дагестане А.А.Тахо-Годи на ответственные партийные и государственные должности. На Чрезвычайном съезде народов Дагестана, после того как в 1920 году И.В.Сталиным была объявлена Советская автономия Дагестана, посылается делегация в Москву с целью выработки Конституции Дагестана, определения условий вхождения Дагестана в РСФСР. В делегацию вошёл и А.А.Тахо-Годи, который был основным инициатором первой конституции Дагестанской АССР. Ему приходилось временно исполнять обязанности председателя ЦИК и Совнаркома ДАССР. Он являлся членом ЦИК СССР и членом президиума ДагЦИК, участвовал в работе II Всесоюзного, VIII и XI Всероссийский съездов Советов, членом президиума Государственного учёного совета СССР.[5]

Выполняя большую партийно-государственную и культурно-воспитательную работу, А.А.Тахо-Годи продолжал заниматься научными исследованиями.           К тому времени он выпустил ряд оригинальных работ по истории, педагогике и литературоведению. 21 октября 1929 года А.А.Тахо-Годи был командирован на год в Москву для дальнейшего  продолжения научно-исследовательской работы. В этом же году  он был назначен заместителем заведующего отделом  главпрофобразования  в то время работал член коллегии наркома просвещения РСФСР А.Я.Вышинский. В 1935 г. А.Я.Вышинский был выдвинут на должность прокурора СССР и просил власти, чтобы в прокуратуру в качестве своего заместителя определили А.А.Тахо-Годи. [6]  В 1932 г. Московский университет присудил ему ученое звание профессора. Здесь А.А.Тахо-Годи читал курс лекций по кавказоведению в течение ряда лет. В 1932 г. его выдвигают на должность директора Центрального Научно-педагогического института национальностей СССР (ЦНИПИН СССР) [7], организованного в Москве. В 1935 г. А.А.Тахо-Годи как прекрасный педагог и умелый организатор был выдвинут на работу в аппарат ЦК ВКП (б) на должность заместителя заведующего отделом школ и учебных заведений. Одновременно он заведовал отделом начальных и средних школ ЦК ВКП (б). И.Сталин в 1937 году подписал указ о назначении А.А.Тахо-Годи директором Центрального научно-исследовательского института истории народов СССР (ЦНИИИН СССР), но указ был отменён, т.к А.А.Тахо-Годи находился в тюрьме.[8] Находясь в Москве Алибек не забывал родной край. Он много сделал для расцвета материальной культуры Советского Дагестана. Алибек Алибекович был одним из руководителей разработки и осуществления мероприятий, по восстановлению разрушенного гражданской войной сельского хозяйства, по созданию очагов промышленности, одним из инициаторов проведения канала имени Октябрьской революции в Дагестане.[9] 

Роль в развитии науки, искусства и культуры.

А.А.Тахо-Годи по праву является основоположником дагестанского народного образования, культуры, искусства и науки. Занимая весьма трудный и ответственный пост народного комиссара просвещения ДАССР,  он начал заниматься работой по разработке открытий новых светских школ и училищ в Дагестане. По его инициативе было открыто более 50-ти русских школ в Дагестане, [10] сам А.А.Тахо-Годи лично помогал и заботился о том, чтобы дети горцев получили светское образование, и сам лично преподавал в Темир-Хан-Шуринском реальном училище, совмещая работу наркома просвещения с преподавателем. Отцом музейного дела тоже является А.А.Тахо-Годи, он первым в 1922 году основал Дагестанский научно – краеведческий музей, который на сегодняшний день гордо носит имя А.А.Тахо-Годи. [11]  В искусстве: А.А.Тахо-Годи основал Русский Драматический театр им М.Горького в Махачкале, театр был первым светским культурным заведением в Дагестане, где одновременно шёл показ русских и дагестанских сцен на тему разных поэтов и писателей. В это же время А.А.Тахо-Годи приглашает в Дагестан культурных деятелей иностранных стран, например: Англии - Н.А.Нансен. Нансен был профессиональным фотографом, по его снимкам весь Советский Союз и мировая общественность в целом увидела первые снимки из жизни Красного Дагестана, например I съезда женщин Дагестанской АССР. Находясь на высоком посту в должности председателя ДагЦИК (ЦИК ДАССР) он привлёк в Дагестан целую советскую интеллигенцию по поводу научной деятельности, с его помощью были открыты первые научные лаборатории в Дагестанской АССР.[12]

Ответственные должности, занимаемые А.А.Тахо-Годи с 1920 по 1937 год.  

Родился 15.08.1892 года в ауле Урахи Даргинского округа Дагестанской области.                 

С 1897 г. по 1901 г. – Учился в медресе села Чумли Дагестанской области.

С 1901 г. по 1904 г. – Учился русской грамоте во Владикавказе.

С 1904 г. по 1912 г. – Учащийся мужской Владикавказской классической гимназии.

С 1912 г. по 1917 г. – Студент юридического факультета МИУ (МГУ им Ломоносова)

С 1917 г. по 1917 г. – Помощник присяжного поверенного во Владикавказе.

1917 г. – Председатель комитета Народной милиции города Владикавказ.

1917 г. – Комиссар исполнительного комитета Даргинского округа в с.Леваши.

1917 г. – Редактор газеты ДагОбластного исполкома «Голос Дагестана»

1917 г. – Член Дагобисполкома, председатель Народного суда Дагестана.

1917 г. по 1919 г. – Член Дагестанской социалистической группы г. Темир-хан-Шура.

1918 г. – Первый заместитель председателя ВРК Дагестанской области.

1918 г. – Чрезвычайный уполномоченный ДагРевкома по заготовке хлеба на Сев Кавказе.

С 1918 г. по 1919 г. – Секретарь бюро горских фракций Народного совета Терской области.

С 1918 г. по 1919 г. – Уполномоченный штаба Военного совета обороны Сев Кавказа.

С 1919 г. по 1919 г. – Член горского меджлиса в г. Тифлис, член штаба обороны Дагестана.

С 1919 г. по 1920 г. – Член совета обороны Северного Кавказа и Дагестана.

С 1919 г. по 1920 г. – Председатель дипломатического Совета обороны Азербайджана.

С 1919 г. по 1920 г. – Председатель Совета обороны города Баку.

1920 г. – Заведующий отделом юстиции Дагестанского ВРК г. Темир-хан-Шура.

С 1920 г. по 1921 г. – Председатель комиссии ВЦИК по снабжению Дагестана г. Москва.

С 1920 г. по 1921 г. – Член Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета.

С 1921 г. по 1922 г. – Народный комиссар продовольствия Дагестанской АССР.

С 1921 г. по 1922 г. – Член ДагОбКома РКП (б), член президиума ДагЦИК.

С 1921 г. по 1923 г. – Прокурор Дагестанской АССР, член бюро обкома РКП (б).

С 1923 г. по 1925 г. – Народный комиссар юстиции Дагестанской АССР, член ЦИК СССР.

С 1923 г. по 1929 г. – Народный комиссар просвещения Дагестанской АССР.

С 1923 г. по 1923 г. – Председатель ЦИК Дагестанской АССР.

С 1924 г. по 1925 г. – Председатель Совета Народных Комиссаров Дагестанской АССР.

С 1926 г. по 1926 г. – Заместитель председателя Совнаркома Дагестанской АССР.

С 1924 г. по 1928 г. – Председатель Музейного Комитета Дагестанской АССР.

С 1924 г. по 1928 г. – Директор Дагестанского института национальной культуры.

С 1929 г. по 1930 г. – Заместитель начальника главпрофобразования Наркомпросса РСФСР.

С 1931 г. по 1937 г. – Главный научный сотрудник института истории народов СССР.

С 1931 г. по 1937 г. – Член президиума Государственного учёного совета СССР.

С 1931 г. по 1937 г. – Директор НИИ национальностей СССР г. Москва.

1937 год – утверждён И.Сталиным директором НИИ истории народов СССР (указ отменён)

С 1934 г. по 1937 г. – Заведующий отделом школ и учебных заведений ЦК ВКП(б) г.Москва.

С 1935 г. по 1937 г. – Член Центрального бюро краеведения СССР г. Москва.

1937 г. – Арестован по ложному доносу, обвинение пантюркизм и антисоветизм.

1937 г. – Расстрелян по решению Военного трибунала Верховного суда СССР г. Москва. 

Арест и обвинение. Реабилитация.

А.А.Тахо-Годи был арестован 22 июня 1937 года капитаном Главного управления госбезопасности НКВД СССР Сорокиным в своём доме в городе Москва на улице Звенигородской. Были изъяты: большая переписка, огромный архив, многочисленные рукописи и другие. Он был доставлен в знаменитую Бутырскую тюрьму, обвинён в принадлежности к так называемой контрреволюционной пантюркистской антисоветской организации. Официальная версия ареста: Донос наркома внутренних дел ДАССР В.Г.Ломоносова, который вместе с Сорокиным – секретарем Дагобкома РКП (б) – связались с НКВД СССР и секретарём ЦК ВКП (б) Н.Ежовым. Последний и дал указание об аресте А.А.Тахо-Годи без санкции прокурора СССР. Открывая пожелтевшие страницы «Дагестанской правды» тех лет, мы находим целый ряд обвинений против А.А.Тахо-Годи и его друзей: «……небольшая кучка презренных контрреволюционных националистов – Д.Коркмасова, А.А.Тахо-Годи, И.Алиева, М.Далгата и т.д, нашедших общий язык с троцкистко-бухаринскими бандами, навредили нашему социалистическому строительству в Дагестане, везде, где только можно, они посадили своих людей, вербовали пособников» [13]. Начало таких выступлений было положено статьёй «Гнилая политика Дагестанского обкома ВКП (б) во главе с первым секретарём Магомедом Далгатом» [14], а также постановлением бюро Дагобкома ВКП (б) от 27 сентября 1937 года. Исходя из всего изложенного А.А.Тахо-Годи категорически отрицал свою принадлежность к буржуазно – националистической пантюркистской организации и вообще отвергал мысль о существовании такой организации. Следственные органы, наряду с жестокостью и изуверством, прибегали к другому приёму: репрессированному обещали сохранить жизнь в том случае, если он признается в своих «грехах» и назовёт своих сообщников. Палач и следователь У.Дзиов вёл непрерывный допрос А.А.Тахо-Годи, кончавшийся тяжёлыми пытками. Следователи никак не могли добиться признания от А.А.Тахо-Годи. Ему, по мимо избиений не позволяли спать, заставляли стоять часами, сутками, задавали одни и те же вопросы,  требовали признаться в принадлежности к пантюркистской организации и сообщить о других её членах. Однако А.А.Тахо-Годи стоически вынес все пытки, продолжавшиеся с 22 июня по 16 сентябрь 1937 года. Он не дал ложных показаний, не сделал наветов ни на себя, ни на своих товарищей. Решительный перелом в деле по обвинению А.А.Тахо-Годи наступил в связи с признанием Д.Коркмасова. 15 июля 1937 года, через три недели ареста, Д.Коркмасов не выдержав мучительных физических и моральных пыток, вынужден был подписать заранее приготовленный и сфальсифицированный протокол следующего содержания:

«В 1921 г, группой руководящих работников в ДАССР была создана антисоветская организация, которая в течении ряда лет возглавлялась мною, куда входил и А.А.Тахо-Годи. Участники организации вели контрреволюционную работу, направленные к срыву мероприятий партии и советского правительства по важнейшим вопросам социалистического строительства, где А.А.Тахо-Годи работая в аппарате ЦК ВКП(б) проводил политику тюркофильства и делал ставку на тюркский язык. Мы планировали совершить теракты над Сталиным, Молотовым, Ворошиловым и Кагановичем, но наши планы не удались. Я подтверждаю, что А.А.Тахо-Годи был руководителем пантюркизации Дагестана и считаю его и себя виновными.» [15] Когда А.А.Тахо-Годи не подтвердил предъявленные ему обвинения, следственные органы организовали очную ставку А.А.Тахо-Годи  с Д.Коркмасовым, где Д.Коркмасов вновь «подтвердил» свои прежние показания, а А.А.Тахо-Годи  отвёрг [16] Следствие организовало допрос А.А.Тахо-Годи, предъявив ему фальсифицированное обвинение, но он опять не признал своей вины. Следствие постановило: гр. Тахо-Годи А.А. привлечь в качестве обвиняемого по ст. 58 – 2, 58 – 6, 58 – 8 УК РСФСР, мерой пресечения способов уклонения от следствия и суда избрать содержание под стражей. На основании имеющихся данных следствия, за подписью прокурора СССР Вышинского было вынесено обвинение А.А.Тахо-Годи.

«Тахо-Годи А.А. подлежит преданию Военной коллегии Верховного суда СССР, с применением закона от 01.12.1934 г. ВК ВС. СССР с применением постановления ЦИК СССР о 01.12.1934 года, при УК РСФСР. Обвинительное заключение было уже утверждено. На следующий день 09.08.1937 г. прошло закрытое заседание ВК ВС. СССР. После оглашения обвинения председатель суда задал А.А.Тахо-Годи вопрос: «Признаете ли вы себя виновным?» в протоколе сказано, что подсудимый виновным себя не признал и показания, данные им на следствии не подтверждает. Также в протоколе зафиксировано последнее слово А.А.Тахо-Годи, в котором он просит объективно разобраться в деле: «Моя совесть чиста перед народом и Отечеством» Суд удалился на совещание, которое длилось 15 минут. По окончании совещания, суд постановил «Предварительным судебным следствием установлено, что гр. Тахо-Годи А.А. с 1920 г. является участником пантюркистской организации и вёл активную работу по подготовке вооружённого восстания против Советской власти , а с 1932 года работал по подготовке и совершению террористических актов в Москве» [17]. И далее «Таким образом доказана вина А.А.Тахо-Годи в преступлениях, предусмотренных по ст. ст. 58 – 8 и 58 – 11 УК РСФСР. На основании выше изложенного и, руководствуясь 319 – 320 ст. ст. УПК «Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила А.А.Тахо-Годи к высшей мере уголовного наказания – расстрелу с конфискацией всего лично ему принадлежащего имущества. Приговор признаётся окончательным и на основании постановления УПК СССР от 01.12.1934 г. был приведен в исполнение немедленно в тот же день в Москве 9 октября 1937 года. Акт о привидении приговора в исполнение хранится в особом архиве 1-го спецотдела НКВД СССР, том № 2, лист № 307. Похоронен на Донском кладбище г.Москва.

Историческая справедливость всё же существует. Ежов и Ломоносов – наркомы внутренних дел СССР и ДАССР были репрессированы и расстреляны.

Военная коллегия Верховного суда СССР своим определением от 07.01.1956 г. прежний приговор в отношении А.А.Тахо-Годи отменило, и дело прекратила за отсутствием в его действиях состава преступления. Основанием для реабилитации А.А.Тахо-Годи послужила дополнительная проверка, проведённая Главной военной прокуратурой СССР и установившая, что он был осуждён необоснованно. В связи с тем, что предъявленные А.А.Тахо-Годи обвинения не подтвердились и Верховным судом Дагестанской АССР он оправдан, КПК при ЦК КПСС посмертно реабилитировал А.А.Тахо-Годи и в партийном отношении, признав лучшим теоретиком и просветителем СССР.

Сочинения

• «К 50-летию восстания Чечни и Дагестана в 1877» (1926)
• «Революция и контрреволюция в Дагестане» (1927)
• «Три имама» (1927)
• «Лев Толстой в „Хаджи-Мурате“» (1929)
• «Письма А. П. Ермолова» (1926)
• Антология «Поэзия горцев Кавказа» (1934)

Память

Именем выдающегося общественного и государственного деятеля Советского Союза и Дагестана, первого народного комиссара просвещения, юстиции и продовольствия ДАССР, председателя ДагЦИК, заведующего отделом средних и начальных школ ЦК ВКП (б) А.А.Тахо-Годи названы:

1. Дагестанский научно – исследовательский институт педагогики.

2. Дагестанский государственный историко-архитектурный музей.

3. МКОУ «Урахинская СОШ» село Урахи Сергокалинский район РД.

4. Улица им А.А.Тахо-Годи в г. Махачкала.

5. Улица им А.А.Тахо-Годи в г. Челябинск.

6. Центральная улица им А.А.Тахо-Годи в г. Буйнакск.

7. Улица им А.А.Тахо-Годи в г. Избербаш.

8. Улица им А.А.Тахо-Годи в г. Дербент.

9. Улица села Сергокала.

10.Улица села Леваши.

11. Краеведческий музей в селе Акуша.

Примечания

Сноски.

1. Омаров С.М. Алибек Алибекович Тахо-Годи. Ветераны педагогического труда. Махачкала, 1969 год, педагогические взгляды А.А.Тахо-Годи.

2. Назаревич А.А. А.А.Тахо-Годи и дагестанское литературоведение. Литературный Дагестан. Махачкала, 1970 год. Литературная деятельность.

3. Хасбулатов Х.М. Алибек Тахо-Годи, Махачкала 1969 г, стр. 9 – 10. К вождю за советом, 1985 год, том 4, страницы 205 – 2010, советская энциклопедия.

4. Б.К.Далгат. «Воено-революционный комитет ДАССР», члены Дагестанского областного комитета РКП (б) – ВКП (б), стр. 20 – 90, 1920 год, голос Кавказа.

5. Н.П.Тахо-Годи. Воспоминания о супруге, центральный архив Дагобкома КПСС, фонд 2370, опись 5, д. 45 листов от 3 страницы.

6. ЦПА ИМЛ при ЦК КПСС л. 6-8. Личное дело заведующего отделом средних и начальных школ ЦК ВКП (б) А.А.Тахо-Годи.

7. ЦГА СССР при ЦК КПСС А.А.Тахо-Годи. – бывший нарком просвещения и юстиции ДАССР, видный общественный деятель, директор ЦНИПИН СССР.

8. ЦГА АН СССР им Свердлова. А.А.Тахо-Годи – директор центрального НИИ истории народов СССР, гниющий в пытках в Бутырской тюрьме.

9. Дагестанская правда. Канал имени Октябрьской революции, этапы стройки, организаторы и руководители всенародного строительства ДАССР.

11. ЦГА Дагестанской АССР. А.А.Тахо-Годи – строитель будущего Красного Дагестана, Ф. 258, оп. 1, д. 3, л. 65, 68, 93, полная характеристика.

12. Партархив Дагобкома КПСС. А.А.Тахо-Годи в становлении развития науки в Дагестане, привлечение новых учёных из зарубежа.

13. Дагестанская правда. «Статья предатели Дагестана»                                        

14. Голос Кавказа. «Пантюркисты Кавказа»                                                                                                     

15.  ЦГА ДАССР. Уголовное дело на имя А.А.Тахо-Годи                                      

16. Архив КГБ СССР. Закрытое судебное заседание над директором Центрального НИПИ национальностей СССР А.А.Тахо-Годи, л.307.                      

17. Архив КГБ СССР. Уголовное дело на А.А.Тахо-Годи, л 170.

Литература

• Магомедов А. М. Алибек Тахо-Годи. Махачкала, 1993
• Творческое наследие А. А. Тахо-Годи, Махачкала, 2003
• Алибек Тахо-Годи — деятель просвещения, ученый, политик, Махачкала, 2003
• Васильков В. Я. Библиографический словарь востоковедов-жертв политического террора в советский период. СПб., 2003
• Тахо-Годи Аза. Жизнь и судьба: Воспоминания. М., 2009.

Ссылки

odnoselchane.ru/?com=articles&id=1128&page=article&sect=1

Отрывок, характеризующий Тахо-Годи, Алибек Алибекович

Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.
Он хотя ничего не видел и не слышал вокруг себя, но инстинктом соображал дорогу и не ошибался переулками, выводившими его на Поварскую.
По мере того как Пьер приближался к Поварской, дым становился сильнее и сильнее, становилось даже тепло от огня пожара. Изредка взвивались огненные языка из за крыш домов. Больше народу встречалось на улицах, и народ этот был тревожнее. Но Пьер, хотя и чувствовал, что что то такое необыкновенное творилось вокруг него, не отдавал себе отчета о том, что он подходил к пожару. Проходя по тропинке, шедшей по большому незастроенному месту, примыкавшему одной стороной к Поварской, другой к садам дома князя Грузинского, Пьер вдруг услыхал подле самого себя отчаянный плач женщины. Он остановился, как бы пробудившись от сна, и поднял голову.
В стороне от тропинки, на засохшей пыльной траве, были свалены кучей домашние пожитки: перины, самовар, образа и сундуки. На земле подле сундуков сидела немолодая худая женщина, с длинными высунувшимися верхними зубами, одетая в черный салоп и чепчик. Женщина эта, качаясь и приговаривая что то, надрываясь плакала. Две девочки, от десяти до двенадцати лет, одетые в грязные коротенькие платьица и салопчики, с выражением недоумения на бледных, испуганных лицах, смотрели на мать. Меньшой мальчик, лет семи, в чуйке и в чужом огромном картузе, плакал на руках старухи няньки. Босоногая грязная девка сидела на сундуке и, распустив белесую косу, обдергивала опаленные волосы, принюхиваясь к ним. Муж, невысокий сутуловатый человек в вицмундире, с колесообразными бакенбардочками и гладкими височками, видневшимися из под прямо надетого картуза, с неподвижным лицом раздвигал сундуки, поставленные один на другом, и вытаскивал из под них какие то одеяния.
Женщина почти бросилась к ногам Пьера, когда она увидала его.
– Батюшки родимые, христиане православные, спасите, помогите, голубчик!.. кто нибудь помогите, – выговаривала она сквозь рыдания. – Девочку!.. Дочь!.. Дочь мою меньшую оставили!.. Сгорела! О о оо! для того я тебя леле… О о оо!
– Полно, Марья Николаевна, – тихим голосом обратился муж к жене, очевидно, для того только, чтобы оправдаться пред посторонним человеком. – Должно, сестрица унесла, а то больше где же быть? – прибавил он.
– Истукан! Злодей! – злобно закричала женщина, вдруг прекратив плач. – Сердца в тебе нет, свое детище не жалеешь. Другой бы из огня достал. А это истукан, а не человек, не отец. Вы благородный человек, – скороговоркой, всхлипывая, обратилась женщина к Пьеру. – Загорелось рядом, – бросило к нам. Девка закричала: горит! Бросились собирать. В чем были, в том и выскочили… Вот что захватили… Божье благословенье да приданую постель, а то все пропало. Хвать детей, Катечки нет. О, господи! О о о! – и опять она зарыдала. – Дитятко мое милое, сгорело! сгорело!
– Да где, где же она осталась? – сказал Пьер. По выражению оживившегося лица его женщина поняла, что этот человек мог помочь ей.
– Батюшка! Отец! – закричала она, хватая его за ноги. – Благодетель, хоть сердце мое успокой… Аниска, иди, мерзкая, проводи, – крикнула она на девку, сердито раскрывая рот и этим движением еще больше выказывая свои длинные зубы.
– Проводи, проводи, я… я… сделаю я, – запыхавшимся голосом поспешно сказал Пьер.
Грязная девка вышла из за сундука, прибрала косу и, вздохнув, пошла тупыми босыми ногами вперед по тропинке. Пьер как бы вдруг очнулся к жизни после тяжелого обморока. Он выше поднял голову, глаза его засветились блеском жизни, и он быстрыми шагами пошел за девкой, обогнал ее и вышел на Поварскую. Вся улица была застлана тучей черного дыма. Языки пламени кое где вырывались из этой тучи. Народ большой толпой теснился перед пожаром. В середине улицы стоял французский генерал и говорил что то окружавшим его. Пьер, сопутствуемый девкой, подошел было к тому месту, где стоял генерал; но французские солдаты остановили его.
– On ne passe pas, [Тут не проходят,] – крикнул ему голос.
– Сюда, дяденька! – проговорила девка. – Мы переулком, через Никулиных пройдем.
Пьер повернулся назад и пошел, изредка подпрыгивая, чтобы поспевать за нею. Девка перебежала улицу, повернула налево в переулок и, пройдя три дома, завернула направо в ворота.
– Вот тут сейчас, – сказала девка, и, пробежав двор, она отворила калитку в тесовом заборе и, остановившись, указала Пьеру на небольшой деревянный флигель, горевший светло и жарко. Одна сторона его обрушилась, другая горела, и пламя ярко выбивалось из под отверстий окон и из под крыши.
Когда Пьер вошел в калитку, его обдало жаром, и он невольно остановился.
– Который, который ваш дом? – спросил он.
– О о ох! – завыла девка, указывая на флигель. – Он самый, она самая наша фатера была. Сгорела, сокровище ты мое, Катечка, барышня моя ненаглядная, о ох! – завыла Аниска при виде пожара, почувствовавши необходимость выказать и свои чувства.
Пьер сунулся к флигелю, но жар был так силен, что он невольна описал дугу вокруг флигеля и очутился подле большого дома, который еще горел только с одной стороны с крыши и около которого кишела толпа французов. Пьер сначала не понял, что делали эти французы, таскавшие что то; но, увидав перед собою француза, который бил тупым тесаком мужика, отнимая у него лисью шубу, Пьер понял смутно, что тут грабили, но ему некогда было останавливаться на этой мысли.
Звук треска и гула заваливающихся стен и потолков, свиста и шипенья пламени и оживленных криков народа, вид колеблющихся, то насупливающихся густых черных, то взмывающих светлеющих облаков дыма с блестками искр и где сплошного, сноповидного, красного, где чешуйчато золотого, перебирающегося по стенам пламени, ощущение жара и дыма и быстроты движения произвели на Пьера свое обычное возбуждающее действие пожаров. Действие это было в особенности сильно на Пьера, потому что Пьер вдруг при виде этого пожара почувствовал себя освобожденным от тяготивших его мыслей. Он чувствовал себя молодым, веселым, ловким и решительным. Он обежал флигелек со стороны дома и хотел уже бежать в ту часть его, которая еще стояла, когда над самой головой его послышался крик нескольких голосов и вслед за тем треск и звон чего то тяжелого, упавшего подле него.
Пьер оглянулся и увидал в окнах дома французов, выкинувших ящик комода, наполненный какими то металлическими вещами. Другие французские солдаты, стоявшие внизу, подошли к ящику.
– Eh bien, qu'est ce qu'il veut celui la, [Этому что еще надо,] – крикнул один из французов на Пьера.
– Un enfant dans cette maison. N'avez vous pas vu un enfant? [Ребенка в этом доме. Не видали ли вы ребенка?] – сказал Пьер.
– Tiens, qu'est ce qu'il chante celui la? Va te promener, [Этот что еще толкует? Убирайся к черту,] – послышались голоса, и один из солдат, видимо, боясь, чтобы Пьер не вздумал отнимать у них серебро и бронзы, которые были в ящике, угрожающе надвинулся на него.
– Un enfant? – закричал сверху француз. – J'ai entendu piailler quelque chose au jardin. Peut etre c'est sou moutard au bonhomme. Faut etre humain, voyez vous… [Ребенок? Я слышал, что то пищало в саду. Может быть, это его ребенок. Что ж, надо по человечеству. Мы все люди…]
– Ou est il? Ou est il? [Где он? Где он?] – спрашивал Пьер.
– Par ici! Par ici! [Сюда, сюда!] – кричал ему француз из окна, показывая на сад, бывший за домом. – Attendez, je vais descendre. [Погодите, я сейчас сойду.]
И действительно, через минуту француз, черноглазый малый с каким то пятном на щеке, в одной рубашке выскочил из окна нижнего этажа и, хлопнув Пьера по плечу, побежал с ним в сад.
– Depechez vous, vous autres, – крикнул он своим товарищам, – commence a faire chaud. [Эй, вы, живее, припекать начинает.]
Выбежав за дом на усыпанную песком дорожку, француз дернул за руку Пьера и указал ему на круг. Под скамейкой лежала трехлетняя девочка в розовом платьице.
– Voila votre moutard. Ah, une petite, tant mieux, – сказал француз. – Au revoir, mon gros. Faut etre humain. Nous sommes tous mortels, voyez vous, [Вот ваш ребенок. А, девочка, тем лучше. До свидания, толстяк. Что ж, надо по человечеству. Все люди,] – и француз с пятном на щеке побежал назад к своим товарищам.
Пьер, задыхаясь от радости, подбежал к девочке и хотел взять ее на руки. Но, увидав чужого человека, золотушно болезненная, похожая на мать, неприятная на вид девочка закричала и бросилась бежать. Пьер, однако, схватил ее и поднял на руки; она завизжала отчаянно злобным голосом и своими маленькими ручонками стала отрывать от себя руки Пьера и сопливым ртом кусать их. Пьера охватило чувство ужаса и гадливости, подобное тому, которое он испытывал при прикосновении к какому нибудь маленькому животному. Но он сделал усилие над собою, чтобы не бросить ребенка, и побежал с ним назад к большому дому. Но пройти уже нельзя было назад той же дорогой; девки Аниски уже не было, и Пьер с чувством жалости и отвращения, прижимая к себе как можно нежнее страдальчески всхлипывавшую и мокрую девочку, побежал через сад искать другого выхода.


Когда Пьер, обежав дворами и переулками, вышел назад с своей ношей к саду Грузинского, на углу Поварской, он в первую минуту не узнал того места, с которого он пошел за ребенком: так оно было загромождено народом и вытащенными из домов пожитками. Кроме русских семей с своим добром, спасавшихся здесь от пожара, тут же было и несколько французских солдат в различных одеяниях. Пьер не обратил на них внимания. Он спешил найти семейство чиновника, с тем чтобы отдать дочь матери и идти опять спасать еще кого то. Пьеру казалось, что ему что то еще многое и поскорее нужно сделать. Разгоревшись от жара и беготни, Пьер в эту минуту еще сильнее, чем прежде, испытывал то чувство молодости, оживления и решительности, которое охватило его в то время, как он побежал спасать ребенка. Девочка затихла теперь и, держась ручонками за кафтан Пьера, сидела на его руке и, как дикий зверек, оглядывалась вокруг себя. Пьер изредка поглядывал на нее и слегка улыбался. Ему казалось, что он видел что то трогательно невинное и ангельское в этом испуганном и болезненном личике.
На прежнем месте ни чиновника, ни его жены уже не было. Пьер быстрыми шагами ходил между народом, оглядывая разные лица, попадавшиеся ему. Невольно он заметил грузинское или армянское семейство, состоявшее из красивого, с восточным типом лица, очень старого человека, одетого в новый крытый тулуп и новые сапоги, старухи такого же типа и молодой женщины. Очень молодая женщина эта показалась Пьеру совершенством восточной красоты, с ее резкими, дугами очерченными черными бровями и длинным, необыкновенно нежно румяным и красивым лицом без всякого выражения. Среди раскиданных пожитков, в толпе на площади, она, в своем богатом атласном салопе и ярко лиловом платке, накрывавшем ее голову, напоминала нежное тепличное растение, выброшенное на снег. Она сидела на узлах несколько позади старухи и неподвижно большими черными продолговатыми, с длинными ресницами, глазами смотрела в землю. Видимо, она знала свою красоту и боялась за нее. Лицо это поразило Пьера, и он, в своей поспешности, проходя вдоль забора, несколько раз оглянулся на нее. Дойдя до забора и все таки не найдя тех, кого ему было нужно, Пьер остановился, оглядываясь.
Фигура Пьера с ребенком на руках теперь была еще более замечательна, чем прежде, и около него собралось несколько человек русских мужчин и женщин.
– Или потерял кого, милый человек? Сами вы из благородных, что ли? Чей ребенок то? – спрашивали у него.
Пьер отвечал, что ребенок принадлежал женщине и черном салопе, которая сидела с детьми на этом месте, и спрашивал, не знает ли кто ее и куда она перешла.
– Ведь это Анферовы должны быть, – сказал старый дьякон, обращаясь к рябой бабе. – Господи помилуй, господи помилуй, – прибавил он привычным басом.
– Где Анферовы! – сказала баба. – Анферовы еще с утра уехали. А это либо Марьи Николавны, либо Ивановы.
– Он говорит – женщина, а Марья Николавна – барыня, – сказал дворовый человек.
– Да вы знаете ее, зубы длинные, худая, – говорил Пьер.
– И есть Марья Николавна. Они ушли в сад, как тут волки то эти налетели, – сказала баба, указывая на французских солдат.
– О, господи помилуй, – прибавил опять дьякон.
– Вы пройдите вот туда то, они там. Она и есть. Все убивалась, плакала, – сказала опять баба. – Она и есть. Вот сюда то.
Но Пьер не слушал бабу. Он уже несколько секунд, не спуская глаз, смотрел на то, что делалось в нескольких шагах от него. Он смотрел на армянское семейство и двух французских солдат, подошедших к армянам. Один из этих солдат, маленький вертлявый человечек, был одет в синюю шинель, подпоясанную веревкой. На голове его был колпак, и ноги были босые. Другой, который особенно поразил Пьера, был длинный, сутуловатый, белокурый, худой человек с медлительными движениями и идиотическим выражением лица. Этот был одет в фризовый капот, в синие штаны и большие рваные ботфорты. Маленький француз, без сапог, в синей шипели, подойдя к армянам, тотчас же, сказав что то, взялся за ноги старика, и старик тотчас же поспешно стал снимать сапоги. Другой, в капоте, остановился против красавицы армянки и молча, неподвижно, держа руки в карманах, смотрел на нее.
– Возьми, возьми ребенка, – проговорил Пьер, подавая девочку и повелительно и поспешно обращаясь к бабе. – Ты отдай им, отдай! – закричал он почти на бабу, сажая закричавшую девочку на землю, и опять оглянулся на французов и на армянское семейство. Старик уже сидел босой. Маленький француз снял с него последний сапог и похлопывал сапогами один о другой. Старик, всхлипывая, говорил что то, но Пьер только мельком видел это; все внимание его было обращено на француза в капоте, который в это время, медлительно раскачиваясь, подвинулся к молодой женщине и, вынув руки из карманов, взялся за ее шею.
Красавица армянка продолжала сидеть в том же неподвижном положении, с опущенными длинными ресницами, и как будто не видала и не чувствовала того, что делал с нею солдат.
Пока Пьер пробежал те несколько шагов, которые отделяли его от французов, длинный мародер в капоте уж рвал с шеи армянки ожерелье, которое было на ней, и молодая женщина, хватаясь руками за шею, кричала пронзительным голосом.
– Laissez cette femme! [Оставьте эту женщину!] – бешеным голосом прохрипел Пьер, схватывая длинного, сутоловатого солдата за плечи и отбрасывая его. Солдат упал, приподнялся и побежал прочь. Но товарищ его, бросив сапоги, вынул тесак и грозно надвинулся на Пьера.
– Voyons, pas de betises! [Ну, ну! Не дури!] – крикнул он.
Пьер был в том восторге бешенства, в котором он ничего не помнил и в котором силы его удесятерялись. Он бросился на босого француза и, прежде чем тот успел вынуть свой тесак, уже сбил его с ног и молотил по нем кулаками. Послышался одобрительный крик окружавшей толпы, в то же время из за угла показался конный разъезд французских уланов. Уланы рысью подъехали к Пьеру и французу и окружили их. Пьер ничего не помнил из того, что было дальше. Он помнил, что он бил кого то, его били и что под конец он почувствовал, что руки его связаны, что толпа французских солдат стоит вокруг него и обыскивает его платье.
– Il a un poignard, lieutenant, [Поручик, у него кинжал,] – были первые слова, которые понял Пьер.
– Ah, une arme! [А, оружие!] – сказал офицер и обратился к босому солдату, который был взят с Пьером.
– C'est bon, vous direz tout cela au conseil de guerre, [Хорошо, хорошо, на суде все расскажешь,] – сказал офицер. И вслед за тем повернулся к Пьеру: – Parlez vous francais vous? [Говоришь ли по французски?]
Пьер оглядывался вокруг себя налившимися кровью глазами и не отвечал. Вероятно, лицо его показалось очень страшно, потому что офицер что то шепотом сказал, и еще четыре улана отделились от команды и стали по обеим сторонам Пьера.
– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.


В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого.
– On dit que la pauvre comtesse est tres mal. Le medecin dit que c'est l'angine pectorale. [Говорят, что бедная графиня очень плоха. Доктор сказал, что это грудная болезнь.]
– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]
– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.