Тацки, Христиан Христианович
Поделись знанием:
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.
На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
| Христиан Христианович Тацки | |
| Christian Tatzky | |
 Х. Х. Тацки | |
| Основные сведения | |
|---|---|
| Страна | |
| Дата рождения | |
| Место рождения | |
| Дата смерти | |
| Работы и достижения | |
| Учёба: | |
| Работал в городах | |
| Архитектурный стиль | |
Христиан Христианович Тацки (1833, Санкт-Петербург — 12 января 1900[1], там же) — петербургский архитектор, яркий представитель эпохи эклектики. Автор множества доходных домов, в основном в Литейной части Санкт-Петербурга.
Биография
Христиан Тацки — сын каретных дел мастера, богатого петербургского домовладельца Христиана-Фридриха Тацки (1809—1872[2]), который владел, в частности, домом № 43 по Литейному проспекту и домом на углу Баскова переулка и Надеждинской улицы. C 1835 года Х.-Ф. Тацки производил все работы по изготовлению городских и дорожных экипажей двора цесаревича Александра Николаевича (будущего Александра II). В собрании Государственного музея-заповедника «Царское Село» хранятся восемь парадных карет, изготовленных в 1856 году мастерами Христианом Тацки, братьями Фрёбелиусами и братьями Яковлевыми для торжественной процессии въезда в Москву по случаю коронации императора Александра II. В 1841 году Х.-Ф. Тацки был награждён медалью для ношения на шее на Анненской ленте, а в 1847 году — золотой медалью на Владимирской ленте.[3]
Похоронен Х.-Ф. Тацки на Волковском лютеранском кладбище, там же похоронена его жена Катарина-Мария Тацки (урожденная Тишнер[4], 1814—1897), мать Х. Х. Тацки. По некоторым данным, массивный склеп в виде бетонной пирамиды с порталом и фигурным завершением выполнен по проекту сына-архитектора.
В 1858 году Христиан Христианович Тацки окончил Академию художеств и с 1861 года являлся архитектором Министерства народного просвещения. С 1878 по 1881 годы занимал должность участкового архитектора. Более 20 лет Тацки избирался гласным Городской думы (1877—1900), а также активно участвовал в деятельности различных городских комиссий и обществ. В 1890-е годы состоял одним из директоров Санкт-Петербургского городского кредитного общества.
Действительный статский советник, действительный член Императорского Санкт-Петербургского общества архитекторов. Автор множества доходных домов в Санкт-Петербурге. Имеются также постройки Х. Х. Тацки в Москве, Киеве, Чернигове, Павловске, Царском Селе.
Х. Х. Тацки скончался 12 января 1900 года в Санкт-Петербурге, похоронен на Никольском кладбище Александро-Невской лавры, могила утеряна.[1][5]
Правнук Х. Х. Тацки — российский правозащитник, политический деятель, художник Юлий Рыбаков.[6][7][8]
Проекты в Санкт-Петербурге
| Дата постройки | Адрес | Описание | Изображение | Статус |
|---|---|---|---|---|
| 1867—1868, 1878—1879 | Басков переулок, д. № 4 / улица Маяковского, д. № 34 | Доходный дом каретного мастера Х. Татцкого (Тацки). Включен существовавший дом. | 
|
|
| 1868 | Литейный проспект, д. № 43 | Доходный дом. В 1863—1864 годах здесь жил писатель Н. С. Лесков. | 
|
|
| 1868—1869 | Набережная Обводного канала, д. № 80 / Масляный переулок, д. № 1х | Особняк | 
|
|
| 1869 | Солдатский переулок, д. № 5 / улица Радищева, д. № 4 | Доходный дом | 
|
|
| 1873 | Социалистическая улица, д. № 4 | Доходный дом | 
|
|
| 1874—1875 | Мясная улица, д. № 19-21, правая часть (исторический адрес — Мясная улица, д. № 17)[9] | Здание Института слепых (надстройка) | 
|
|
| 1875 | Захарьевская улица, д. № 15 | Доходный дом Л. В. Дубельта (принадлежал его сыновьям Н. Л. и М. Л. Дубельтам) — доходный дом Рудановских. Построен в 1853 году архитектором А. Х. Пелем, перестроен в 1875 году Х. Х. Тацки. | 
|
|
| 1876 | Улица Восстания, д. № 45 / Сапёрный переулок, д. № 18 / Гродненский переулок, д. № 9 | Особняк И. К. Мясникова (перестройка ограды) | 
|
 Объект культурного наследия РФ № 7802154004
|
| Улица Рылеева, д. № 5 | Доходный дом купцов Никитиных (перестройка, надстройка) | 
|
||
| 1877 | Захарьевская улица, д. № 29 | Особняк П. В. Жуковского | 
|
|
| 1878 | Улица Некрасова, д. № 21 | Доходный дом (перестройка) | 
|
|
| 1878, 1894 | Лиговский проспект, д. № 3 / Озерной переулок, д. № 9 | Доходный дом А. Н. Зиновьева — доходный дом П. М. фон Анреп (жены В. К. фон Анрепа). 1878 (постройка), 1894 (перестройка, расширение) | 
|
|
| 1878 | Подольская улица, д. № 11 | Доходный дом. В 1901 году перестроен Ю. Ф. Бруни. |
|
|
| 1878—1879 | Пушкинская улица, д. № 10 | Доходный дом П. Д. и М. С. Мальцевых. С 1990-х годов по этому адресу находится арт-центр «Пушкинская, 10». | 
|
 памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[10]
|
| 1879—1880 | Ковенский переулок, д. № 4 | Доходный дом | 
|
|
| Лиговский проспект, д. № 9 / Ковенский переулок, д. № 31 | Доходный дом с торговыми помещениями А. А. Григорьевой | 
|
||
| 1879—1881 | Садовая улица, д. № 59 / Вознесенский проспект, д. № 43 | Доходный дом А. М. Лемана | 
|
|
| 1880 | Коломенская улица, д. № 7 | Доходный дом. В этом доме в кв. № 7 жил и скончался композитор М. А. Балакирев. В 1895 году в этом доме, в квартире Г. М. Кржижановского проходили нелегальные собрания петербургских социал-демократов под руководством В. И. Ленина. | 
|
Объект культурного наследия РФ № 7810542000
|
| Садовая улица, д. № 34 | Доходный дом |
|
В 1907 году снесён, на его месте построено здание Второго Общества взаимного кредита по проекту Ф. И. Лидваля[11] | |
| Поварской переулок, д. № 12 | Доходный дом | 
|
||
| 1880—1881 | Басков переулок, д. № 21 / улица Некрасова, д. № 28 | Доходный дом, (перестройка). Дом построен на сквозном участке, главный фасад выходит на ул. Некрасова | 
|
|
| Загородный проспект, д. № 12 | Доходный дом | 
|
||
| Литейный проспект, д. № 59 | Доходный дом. В 1884 году в этом доме В. И. Клочков открыл первый в Санкт-Петербурге специализированный книжный магазин «Букинист». | 
|
||
| 1881 | 2-я линия В. О., д. № 1 / улица Репина, д. № 2 / Румянцевская площадь, д. № 3 | Дом А. Ф. Девриена[12] (надстройка, реконструкция) | 
|
памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[10]
|
| Фурштатская улица, д. № 43 | Дом И. И. Алексеева. С 2002 года в этом доме находится консульство Австрии | 
|
||
| 1882 | Литейный проспект, д. № 5 / ул. Чайковского, д. № 19 | Доходный дом Б. Ф. Вульфа (перестройка) | 
|
Вследствие современной перестройки в 2007 году почти полностью уничтожен[13] |
| 1882—1883 | Дмитровский переулок, д. № 13 | Доходный дом | 
|
|
| 1883—1884 | Мытнинская набережная, д. № 11 | Доходный дом | 
|
|
| 1885 | Фурштатская улица, д. № 40 | Особняк Е. И. Гиппиус | 
|
|
| 1886 | Садовая улица, д. № 121 | Особняк Щеглова — особняк Е. С. Бородулина (изменение фасада). В 1914 году в здании была проведена внутренняя перестройка и ещё одно изменение фасада (автор проекта не установлен)[14] | 
|
памятник архитектуры (вновь выявленный объект)[10]
|
| 1887, 1888 | Гатчинская улица, д. № 5 | Приют господа нашего Иисуса Христа в память отрока Василия. В 1888 году Х. Х. Тацки надстроил дом четвертым этажом и создал домовую церковь Спаса Нерукотворного. | 
|
|
| 1896—1898 | Партизанская улица, д. № 13 | Анастасиинская богадельня Тарасовых (расширение, надстройка третьим этажом) |
|
Здание почти полностью снесено в 1986 году[15][16] |
| Конец XIX века | Волковское лютеранское кладбище, 16 участок, Канавная дорожка | Семейный склеп Х.-Ф. Тацки | 
|
Напишите отзыв о статье "Тацки, Христиан Христианович"
Литература
- Зодчие Санкт-Петербурга. XIX — начало XX века / сост. В. Г. Исаченко; ред. Ю. Артемьева, С. Прохватилова. — СПб.: Лениздат, 1998. — 1070 с. — ISBN 5-289-01586-8.
- Сост. А. М. Гинзбург, Б. М. Кириков при участии С. Г. Федорова, Е. В. Филиппова; под. общ. ред. Б. М. Кирикова. Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX — начала XX века: справочник. — СПб: Пилигрим, 1996. — 396 с. — ISBN 5-900989-01-1.
- Чуднова Л. Г. Лесков в Петербурге. — Л.: Лениздат, 1975. — 255 с.
Ссылки
- [www.funeralassociation.ru/ru/cemetery/volkovskoelut/historical/ Исторические захоронения на Волковском Лютеранском кладбище]
- [encspb.ru/object/2803947885?lc=ru Г. Ю. Никитенко. Энциклопедия Санкт-Петербурга]
- [www.citywalls.ru/search-architect98.html Проекты Х. Х. Тацки на сайте citywalls.ru]
- [novayagazeta.spb.ru/articles/6499/ Татьяна Лиханова. Я не знаю, зачем и кому это нужно] // Новая газета, № 85, 21-23 ноября 2011 г.]
Примечания
- ↑ 1 2 [forum.vgd.ru/post/808/VLK-1/p1732805.htm#pp1732805 «Петербургский некрополь» (Саитов В. И., 1912—1913)]
- ↑ [rosgenea.ru/?alf=19&serchcatal=%D2%E0%F6%EA%E8&r=4 Тацки]
- ↑ [tzar.ru/science/research/AII_carriages#_ednref11 О парадных каретах, изготовленных вольными мастерами к коронации Александра II]
- ↑ [familysearch.org/pal:/MM9.1.1/XTDJ-P49 Christian Friedrich Tatzky]
- ↑ [xbase.ru/index.php?funeral&7 Кладбища и могилы знаменитостей Санкт-Петербурга]
- ↑ [www.polithistory.ru/istoriya-semi-rybakovyh История семьи Рыбаковых]
- ↑ [www.svoboda.org/content/transcript/2138238.html О книге воспоминаний Юлия Рыбакова «Мой век»]
- ↑ [www.spb.aif.ru/culture/event/1382258 Арт-центр на Пушкинской, 10: как все начиналось]
- ↑ [www.citywalls.ru/house6572.html Здание Института слепых (правая часть) — Жилой дом]
- ↑ 1 2 3 Включён в [www.assembly.spb.ru/manage/page?tid=0&nd=8348128&nh=1 «Список вновь выявленных объектов, представляющих историческую, научную, художественную или иную культурную ценность»] (утверждён приказом КГИОП от 20 февраля 2001 года № 15 с изменениями на 1 декабря 2010 года).
- ↑ [www.citywalls.ru/house1064.html Здание Второго общества взаимного кредита]
- ↑ [library.krasno.ru/Pages/Museum%20of%20books/Devrien.htm Альфред Федорович Девриен]
- ↑ [www.save-spb.ru/page/houses/liteinyi_prospekt_5_19.html Литейный проспект, 5/19]
- ↑ Шерих Д. Ю. Петербург. 300 лет день за днём. — М-СПб: Центрполиграф, МиМ-Дельта, 2003. — 412 с. — ISBN 5-9524-0444-8.
- ↑ [encblago.lfond.spb.ru/showObject.do?object=2812191790 Энциклопедия благотворительности. Анастасиинская богадельня Тарасовых]
- ↑ [www.citywalls.ru/house10050.html Анастасиинская богадельня Тарасовых]
Отрывок, характеризующий Тацки, Христиан Христианович
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.
На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
