Ташев-Хаджи

Ташав-Хаджи
чеч. Ташу-Хьажи Сесано, Воккха Хьаж
Картина неизвестного художника
Имя при рождении:	Ташав
Род деятельности:	Шейх, наиб имама Шамиля
Дата рождения:	1770(1770)
Место рождения:	селение Эндирей
Гражданство:	Северо-Кавказский имамат.
Дата смерти:	1843 г. в сражении с войсками Российской империи. Малая Чечня.
Место смерти:	Саясан, Чечня

Ташев-Хаджи́ ( чеч. Ташу-Хьажи Сесано, Воккха Хьаж — ум. 1843 г.) — мусульманский богослов и чеченский военачальник XIX века. Один из наибов имама Шамиля.

Биография

Ташев-Хаджи родился в селе Эндирее Засулакской Кумыкии. По одной из версий был чеченцем из ауховского общества, по другой — кумыком. Наиболее вероятной авторам кажется версия о его смешанных кровях, что было не редкостью в Эндери, имевшем кумыкские и чеченские кварталы. В 1820-е был муллой в родном селе. Учился у Саида Араканского и Мухаммада Ярагского. Последний возвёл его в сан шейха накшбандийского тариката.

После того, как ему пришлось покинуть Дагестан, Ташав-Хаджи переехал в селение Саясан (Сесана), которое стало для него последним домом до его смерти в 1843 году. В Саясане он обзавелся семьей, был женат дважды, имел сына и дочь.

Ташев-Хаджи принимал активное участие в Кавказской войне начиная с 1828 года, был близким приближённым первого имама Гази-Мухаммада. Он дважды фигурировал в списке кандидатов на место имама Дагестана и Чечни, но в итоге уступил сначала Гамзат-беку Гоцатлинскому, а потом Шамилю Гимринскому. Ташев-Хаджи к середине 1831 года удалось склонить на свою сторону значительное число жителей восточной Чечни.

Первое упоминание о Ташев-Хаджи было сделано в донесении Розена военному министру А. И. Чернышеву от 16 августа 1834 года, а первые сведения о вооруженном выступлении горцев под его предводительством относятся к 10 июня 1835 года.

Ташев-Хаджи создал боеспособную армию на территории Чечни и ряд укреплений, со своими небольшими гарнизонами от Саясана до Устрада-оьвла (нынешний Аргун), которые были и как сборные пункты для ополчения, в случае необходимости развертывания больших сил. Ташев-Хаджи постоянно тревожил своими нападениями, все линии царских войск в Чечне и на границе с Дагестаном.

За свою отвагу, шейх пользовался большим авторитетом среди своих воинов и был большим мастером по применению тактики длительных конных переходов и нападений, разделив свои силы одновременно в нескольких, совершенно неожиданных местах. Ташев-Хаджи мог бы быть избран имамом, но этого не произошло и был избран Шамиль. Был соратником имама Шамиля, оказал значительную помощь ему в восстановлении его силы и авторитета после тяжёлого поражения при Ахульго. В 1836 году Ташев-Хаджи объединил свои силы с Шамилем под единым командованием.

После разделения Чечни на округа Ташев-Хаджи был назначен наибом округа Ауха. В середине 1840 года он из-за разногласий с имамом Шамилем был, по-видимому, смещён с поста наиба, но продолжал, как и до появления имама Шамиля в Чечне, проводит свои самостоятельные военные операции против российских войск по всей Чечне, но позже вернулся под начало имама Шамиля в той же должности.

Ташев-Хаджи, не менее активно ведя борьбу с царскими войсками, отстаивал интересы прежде всего Чечни, отодвигая на второй план требования имамата в целом. Собирая ополчение, он часто распускал его затем на сельскохозяйственные работы, основную часть добычи раздавал участникам военных действий, управление центральными районами Чечни поручал людям, связанным с нею происхождением или своей деятельностью, пытался пресечь наполнение Чечни мухаджирами, возражал против раздачи им земель и нарушения прав общинно-родовой собственности. В лице Ташева-Хаджи Шамиль имел постоянного оппонента, проводившего самостоятельную политику.

Другие наибы также были настроены против Ташева-Хаджи, который выделялся из их среды: выпускал от своего имени воззвания к народу; будучи наибом одного из районов Чечни, фактически являлся её имамом. Имели место случаи активной борьбы наибов с Ташевом-Хаджи.

Умер Ташев-Хаджи от ран, после похода в Чебарла в должности наиба Ауха в 1843 году. Его могила в селении Саясан (Ножай-Юртовский район Чечни) до сих пор является объектом посещения местного населения. Сохранились богословские труды и стихи Ташев-Хаджи.

Хронология событий

• 1834 г. 16 августа — Первое упоминание о Ташев-Хаджи в донесении полковника Розена военному министру А. И. Чернышеву.
• 1835 г. 10 июня — первые сведения о выступлении предводителя горцев Дагестана и Чечни Ташев-Хаджи.
• 1835 г. 12-15 июня — Бои между отрядами полковника Пулло и Ташев-Хаджи на реке Аргуне.
• 1836 г. 29 января — Бой между отрядами Пулло и Ташев-Хаджи у селения Кошкельды.
• 1836 г. 16 февраля — Отправка Ташев-Хаджи с отрядом в 200 человек в Чиркей для встречи с Шамилем.
• 1836 г. март — Совместное выступление Ташев-Хаджи и Шамиля для наказания непокорных жителей дагестанских аулов Игали, Урата, Ара-кана, Ирганая, Кодуха и Унцукуля.
• 1836 г. конец июня — Вторжение Шамиля с чеченскими предводителями Ташев-Хаджи и Уди-муллой в койсубулинское общество, захват Игали, Херадаре, Балахны.
• 1836 г. 23 августа — Карательная экспедиция полковника Пулло в аулы на реке Яман-су. Уничтожение аула Зандак. Отступление отряда Пулло под натиском Ташев-Хаджи в крепость Внезапную.
• 1837 г. февраль — По приглашению чеченских предводителей Ташев-Хаджи, Уди-муллы, Домбая, Умахана и Оздемира, имам Шамиль с отрядом дагестанцев прибыл в Чечню.
• 1837 г. 9 февраля — Поражение объединенных сил Шамиля и Ташев-Хаджи на реке Хулхулау у селения Автуры.
• 1839 г. апрель — Строительство Ташев-Хаджи укрепления при урочище Ахмат-Тала на правом берегу реки Аксай, вблизи аула Мескеты.
• 1839 г. апрель — Тайное соглашение между Шамилем и Ташев-Хаджи о согласованных действиях против русских войск в Чечне и Дагестане.
• 1839 г. 10 мая — Сражение между войсками генерала Граббе и отрядом Ташев-Хаджи у селения Мескеты. Ранение поручика А. Д. Милютина — будущего военного министра России. Отступление Ташев-Хаджи к Беною.
• 1839 г. весна — Ташев-Хаджи совершает беспрерывные набеги на Кавказскую линию в целях отвлечь русские силы от Дагестана.
• 1840 г. конец февраля, начало марта — Всеобщее восстание в Чечне под руководством Шуаиб-муллы Цонтороевского, Джаватхана Даргоевского (умер от ран в 1842), Ташов-Хаджи Эндиреевского, Уди-муллы (1770—1854 (погиб в бою)) и Буги-Эзирхи (1796—1840 (погиб в бою)) Гордалинских, Исы Гендергеноевского (умер в 1845).
• 1840 г. 16 мая — Нападение Ташев-Хаджи на крепость Внезапная.
• 1840 г. 5 июня — Взятие отрядами Шамиля и Ташев-Хаджи селения Зубутли в Салатавии. Переход салатавских аулов на сторону восставшей Чечни..

Творчество

У Ташев-Хаджи, кроме произведений на арабском языке, имеется ряд его произведений и на кумыкском языке — «Валиюллагь Гьажи хариб болгъанда…», «Мюрютюм мени, экибиз де бир ёлда болайыкъ…», «Насиплилер даат къылагъан гечедир…» и др. Из них наибольший интерес представляет первое, в котором он изложил причины, побудившие его покинуть Эндирей..

Литература

• А. Б. Закс. Ташев-Хаджи // Вопросы истории. — 1993. — № 4 . — С. 140—145.
• Шарафутдинова Р. Ш. [www.orientalstudies.ru/rus/images/pdf/a_sharafutdinova_1977.pdf Письмо наиба Ташев-Хаджи к Шамилю] // Письменные памятники Востока: Историко-филологические исследования : ежегодник. — М.: Наука, 1977. — С. 86—89.

Отрывок, характеризующий Ташев-Хаджи

Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.


Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
Зимой в Лысые Горы приезжал князь Андрей, был весел, кроток и нежен, каким его давно не видала княжна Марья. Она предчувствовала, что с ним что то случилось, но он не сказал ничего княжне Марье о своей любви. Перед отъездом князь Андрей долго беседовал о чем то с отцом и княжна Марья заметила, что перед отъездом оба были недовольны друг другом.
Вскоре после отъезда князя Андрея, княжна Марья писала из Лысых Гор в Петербург своему другу Жюли Карагиной, которую княжна Марья мечтала, как мечтают всегда девушки, выдать за своего брата, и которая в это время была в трауре по случаю смерти своего брата, убитого в Турции.
«Горести, видно, общий удел наш, милый и нежный друг Julieie».
«Ваша потеря так ужасна, что я иначе не могу себе объяснить ее, как особенную милость Бога, Который хочет испытать – любя вас – вас и вашу превосходную мать. Ах, мой друг, религия, и только одна религия, может нас, уже не говорю утешить, но избавить от отчаяния; одна религия может объяснить нам то, чего без ее помощи не может понять человек: для чего, зачем существа добрые, возвышенные, умеющие находить счастие в жизни, никому не только не вредящие, но необходимые для счастия других – призываются к Богу, а остаются жить злые, бесполезные, вредные, или такие, которые в тягость себе и другим. Первая смерть, которую я видела и которую никогда не забуду – смерть моей милой невестки, произвела на меня такое впечатление. Точно так же как вы спрашиваете судьбу, для чего было умирать вашему прекрасному брату, точно так же спрашивала я, для чего было умирать этому ангелу Лизе, которая не только не сделала какого нибудь зла человеку, но никогда кроме добрых мыслей не имела в своей душе. И что ж, мой друг, вот прошло с тех пор пять лет, и я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно было умереть, и каким образом эта смерть была только выражением бесконечной благости Творца, все действия Которого, хотя мы их большею частью не понимаем, суть только проявления Его бесконечной любви к Своему творению. Может быть, я часто думаю, она была слишком ангельски невинна для того, чтобы иметь силу перенести все обязанности матери. Она была безупречна, как молодая жена; может быть, она не могла бы быть такою матерью. Теперь, мало того, что она оставила нам, и в особенности князю Андрею, самое чистое сожаление и воспоминание, она там вероятно получит то место, которого я не смею надеяться для себя. Но, не говоря уже о ней одной, эта ранняя и страшная смерть имела самое благотворное влияние, несмотря на всю печаль, на меня и на брата. Тогда, в минуту потери, эти мысли не могли притти мне; тогда я с ужасом отогнала бы их, но теперь это так ясно и несомненно. Пишу всё это вам, мой друг, только для того, чтобы убедить вас в евангельской истине, сделавшейся для меня жизненным правилом: ни один волос с головы не упадет без Его воли. А воля Его руководствуется только одною беспредельною любовью к нам, и потому всё, что ни случается с нами, всё для нашего блага. Вы спрашиваете, проведем ли мы следующую зиму в Москве? Несмотря на всё желание вас видеть, не думаю и не желаю этого. И вы удивитесь, что причиною тому Буонапарте. И вот почему: здоровье отца моего заметно слабеет: он не может переносить противоречий и делается раздражителен. Раздражительность эта, как вы знаете, обращена преимущественно на политические дела. Он не может перенести мысли о том, что Буонапарте ведет дело как с равными, со всеми государями Европы и в особенности с нашим, внуком Великой Екатерины! Как вы знаете, я совершенно равнодушна к политическим делам, но из слов моего отца и разговоров его с Михаилом Ивановичем, я знаю всё, что делается в мире, и в особенности все почести, воздаваемые Буонапарте, которого, как кажется, еще только в Лысых Горах на всем земном шаре не признают ни великим человеком, ни еще менее французским императором. И мой отец не может переносить этого. Мне кажется, что мой отец, преимущественно вследствие своего взгляда на политические дела и предвидя столкновения, которые у него будут, вследствие его манеры, не стесняясь ни с кем, высказывать свои мнения, неохотно говорит о поездке в Москву. Всё, что он выиграет от лечения, он потеряет вследствие споров о Буонапарте, которые неминуемы. Во всяком случае это решится очень скоро. Семейная жизнь наша идет по старому, за исключением присутствия брата Андрея. Он, как я уже писала вам, очень изменился последнее время. После его горя, он теперь только, в нынешнем году, совершенно нравственно ожил. Он стал таким, каким я его знала ребенком: добрым, нежным, с тем золотым сердцем, которому я не знаю равного. Он понял, как мне кажется, что жизнь для него не кончена. Но вместе с этой нравственной переменой, он физически очень ослабел. Он стал худее чем прежде, нервнее. Я боюсь за него и рада, что он предпринял эту поездку за границу, которую доктора уже давно предписывали ему. Я надеюсь, что это поправит его. Вы мне пишете, что в Петербурге о нем говорят, как об одном из самых деятельных, образованных и умных молодых людей. Простите за самолюбие родства – я никогда в этом не сомневалась. Нельзя счесть добро, которое он здесь сделал всем, начиная с своих мужиков и до дворян. Приехав в Петербург, он взял только то, что ему следовало. Удивляюсь, каким образом вообще доходят слухи из Петербурга в Москву и особенно такие неверные, как тот, о котором вы мне пишете, – слух о мнимой женитьбе брата на маленькой Ростовой. Я не думаю, чтобы Андрей когда нибудь женился на ком бы то ни было и в особенности на ней. И вот почему: во первых я знаю, что хотя он и редко говорит о покойной жене, но печаль этой потери слишком глубоко вкоренилась в его сердце, чтобы когда нибудь он решился дать ей преемницу и мачеху нашему маленькому ангелу. Во вторых потому, что, сколько я знаю, эта девушка не из того разряда женщин, которые могут нравиться князю Андрею. Не думаю, чтобы князь Андрей выбрал ее своею женою, и откровенно скажу: я не желаю этого. Но я заболталась, кончаю свой второй листок. Прощайте, мой милый друг; да сохранит вас Бог под Своим святым и могучим покровом. Моя милая подруга, mademoiselle Bourienne, целует вас.
Мари».


В середине лета, княжна Марья получила неожиданное письмо от князя Андрея из Швейцарии, в котором он сообщал ей странную и неожиданную новость. Князь Андрей объявлял о своей помолвке с Ростовой. Всё письмо его дышало любовной восторженностью к своей невесте и нежной дружбой и доверием к сестре. Он писал, что никогда не любил так, как любит теперь, и что теперь только понял и узнал жизнь; он просил сестру простить его за то, что в свой приезд в Лысые Горы он ничего не сказал ей об этом решении, хотя и говорил об этом с отцом. Он не сказал ей этого потому, что княжна Марья стала бы просить отца дать свое согласие, и не достигнув бы цели, раздражила бы отца, и на себе бы понесла всю тяжесть его неудовольствия. Впрочем, писал он, тогда еще дело не было так окончательно решено, как теперь. «Тогда отец назначил мне срок, год, и вот уже шесть месяцев, половина прошло из назначенного срока, и я остаюсь более, чем когда нибудь тверд в своем решении. Ежели бы доктора не задерживали меня здесь, на водах, я бы сам был в России, но теперь возвращение мое я должен отложить еще на три месяца. Ты знаешь меня и мои отношения с отцом. Мне ничего от него не нужно, я был и буду всегда независим, но сделать противное его воле, заслужить его гнев, когда может быть так недолго осталось ему быть с нами, разрушило бы наполовину мое счастие. Я пишу теперь ему письмо о том же и прошу тебя, выбрав добрую минуту, передать ему письмо и известить меня о том, как он смотрит на всё это и есть ли надежда на то, чтобы он согласился сократить срок на три месяца».