Ташкентский исламский институт
| Ташкентский исламский институт имени Имама Бухари (Ташкентский исламский институт) | |
 | |
 | |
| Оригинальное название |
узб. Imom Buxoriy nomli Toshkent islom instituti |
|---|---|
| Год основания |
1971 |
| Студенты |
более 230 (2015 год)К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2972 дня] |
| Преподаватели |
60 (2015 год)К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2972 дня] |
| Расположение | |
Ташке́нтский исла́мский институ́т и́мени Има́ма Бухари́ (узб. Imom Buxoriy nomli Toshkent islom instituti/Имом Бухорий номли Тошкент ислом институти) — высшее духовное учебное заведение Ташкента. Являлся единственным высшим исламским учебным заведением в СССР.
Готовит исламоведов, имамов-хатибов, преподавателей арабского языка.
На территории института расположен архитектурный памятник — ташкентская мечеть Намазгох.
Содержание
Расположение
Ташкентский исламский институт находится в доме 47а по 18-му проезду Заркайнар[1].
На территории учебного заведения расположен архитектурный памятник — ташкентская мечеть Намазгох[1], входящая в состав ансамбля Хазрати Имам.
История
Учебное заведение было создано по инициативе крупнейшего мусульманского религиозного деятеля СССР, председателя Духовного управления мусульман Средней Азии и Казахстана Зияуддинхана ибн Эшона Бабахана. История института восходит к Курсам повышения квалификации имамов-хатибов мечетей, действовавших с 1970 года. Затем, в 1971 году, на базе курсов создаётся высшее учебное заведение — Высший исламский ма’хад. В 1991 году оно было переименовано в Ташкентский исламский институт. Уже при создании учреждению присваивается имя Имама аль-Бухари — выдающегося исламского теолога, мухаддиса[1], жившего в средневековье на территории современного Узбекистана.
В СССР институт являлся единственным высшим исламским учебным заведением. Он подготавливал сотрудников для религиозных учреждений не только на территории Средней Азии и Казахстана, но и в Европейской части страны, Кавказском регионе и Сибири[1][2].
В настоящее время институт подчиняется Управлению мусульман Узбекистана. В 2003 году кабинет министров Республики Узбекистан постановил выдавать выпускникам института диплом бакалавра[2].
Структура
В составе института действуют 4 кафедры: религиозных наук, общественных наук, тахфиз аль-Кур’ан (заучивания Корана наизусть), языков[1].
В институте функционируют учёный совет, учебно-методический совет, воспитательный совет, студенческий совет[1].
Обучение
Учебные программы Ташкентского исламского института ориентированы на глубокое изучение основ исламского вероучения, истории и теории религии, овладение арабской словесностью[2].
На кафедре религиозных наук ведётся преподавание таких дисциплин как фикх, усуль аль-фикх, хадис, акида, мусталях-аль-хадис (терминология хадисов), тафсир, фард, хатоба[неизвестный термин]. На кафедре общественных наук в программу входят такие науки как история религий, история ислама, история мазхабов и исламских течений, история Узбекистана, философия, основы духовности, социология, политология, экономическая теория, основы экологии. На кафедре тахфиз аль-Кур’ан (заучивания Корана) ведётся изучение улум аль-Кур’ан (коранических наук), кираата, таджвида и других дисциплин. На кафедре языков читаются курсы родного (узбекского), арабского, персидского, английского, русского языков, искусств красноречия и каллиграфии[1]. Занятия проводятся на узбекском и арабском языках[2].
По состоянию на 2015 год в Ташкентском исламском институте работало 60 преподавателей, по состоянию на 2008 год — 43 преподавателя[1].
Окончившие институт студенты получают диплом бакалавра (с 2003 года) и специальность исламоведа, имама-хатиба или преподавателя арабского языка[1].
Ресурсы
Учебное заведение располагает библиотекой, где находится более 20 000 единиц хранения (2008)[1].
Студенты
По состоянию на 2008 год в Ташкентском исламском институте обучалось более 130 студентов. С момента основания к 2008 году учебное заведение окончило около 1700 человек[1].
Известные выпускники
- Шейх Мухаммад Садык Мухаммад Юсуф (1952—2015, окончил в 1975[3]) — председатель Духовного управления мусульман Средней Азии и Казахстана (1989—1993), народный депутат СССР (1989)
- Гаджи Аллахшукюр Гуммет оглы Пашазаде (р. 1949, окончил в 1975[4]) — председатель Духовного управления мусульман Закавказья (1980—1992), впоследствии — Духовного управления мусульман Кавказа (с 1992)
- Ахмат Абдулхамидович Кадыров (1951—2004, учился в 1982—1986[5]) — муфтий Чеченской Республики Ичкерия (1995—2000), перешедший на сторону Российской Федерации и возглавивший Чеченскую Республику (2000—2004)
- Абдимутали Кайназарулы Дауренбеков (p. 1969, учился в 1996—2000) — верховный имам Актюбинской области и мечети Нур Гасыр (c 2011), выбранный лучшим имамом Казахстана (2012)
Напишите отзыв о статье "Ташкентский исламский институт"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 Тошкент: энциклопедия. / бош таҳрир ҳайъати А. Акромов, Б. Ш. Алимов, М. Н. Аминов ва бошқ. — Тошкент: «Ўзбекистон миллий энциклопедияси» Давлат илмий нашриёти, 2008. — 784 с. — ISBN 978-9943-07-096-7.
- ↑ 1 2 3 4 Тошкент ислом институти — [www.ziyouz.com/index.php?option=com_remository&Itemid=57&func=fileinfo&id=583 Национальная энциклопедия Узбекистана]. — Ташкент, 2000—2005. (узб.)
- ↑ [uz24.uz/society/skonchalsya-sheyh-muhammad-sadik-muhammad-yusuf Скончался шейх Мухаммад Садык Мухаммад Юсуф]. UZ24 (10 марта 2015). Проверено 10 марта 2015.
- ↑ [www.trend.az/life/socium/1528888.html Глава Управления мусульман Кавказа отмечает 60-летний юбилей], Агентство Международной информации TREND (26 августа 2009).
- ↑ [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=2936 Герой России Кадыров Ахмат Абдулхамидович]. Герои страны. Проверено 2015-29-08.
Отрывок, характеризующий Ташкентский исламский институт
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
