Ташкентский уезд

Ташкентский уезд Герб губернии Губерния Сырдарьинская область (Российская империя) Центр Ташкент Площадь 43348 км2 Население 447724 (1897)

Ташкентский (бывший Кураминский) уезд — административно-территориальная единица в Российской империи.

Занимал юго-восточную часть Сырдарьинской области и граничил на юге с областями Самаркандской и Ферганской.

Русская колонизация в уезде достигла определённых успехов: в 1895 г. было 10 русских селений, с 3408 жит. и наделом в 21525 десятин. Южная часть Т. прорезывается северной оконечностью Среднеазиатской железной дороги, в 1895 году заканчивающейся в городе Ташкенте, однако планируемой к продолжению на Чимкент и Оренбург.

Площадь уезда — 43348 км².

Рельеф

По рельефу Т. у. может быть разделен на две части: сев.-вост., большую — возвышенную и юго-зап., меньшую — равнинную. Гористая часть уезда состоит из западной оконечности центральной складки Тянь-Шаня, которая, образуя ряд контрфорсов, кряжей и возвышенностей, ограниченных на севера Таласским Алатау, а на юго-востоке Шокальскими горами, доходит почти до самой Сырдарьи и теряется здесь в степи. Вершины гор, состоящие из массивных пород, поднимаются местами до 10—12 тыс. фт., а в верховьях реки Чирчика до 16 тыс. фт. и несут много ледников и вечного снега. Равнинная часть уезда представляет собой обширное, покрытое лесом и лессовидными глинами пространство вдающееся в горы в виде глубокого залива, образующего долину правых притоков Сыра pp. Чирчика, Ангрен (река)а и Келес (река)а.

Воды

Из рек, помимо Сырдарьи, протекающей по юго-зап. окраине уезда и пока не имеющей особого для него значения, в особенности замечателен Чирчик, берущий начало в снегах Таласского Алатау и впадающий справа в Сыр невдалеке от Чиназа. Эта многоводная река с площадью бассейна в 13900 кв. в., падением в средней части 1,5 саж. на версту и расходом в 4602 куб. фт. в сек. (2—3 августа 1880 г. у Куйлюкского моста), питает 42 оросительных канала и представляет важнейший источник орошения для Т. у.; орошаемый Чирчиком и его каналами оазис является одним из самых культурных, богатых и обильных водой во всем Туркестане. Летнее половодье реки наступает в мае и заканчивается в июле. Из выведенных из Чирчика магистральных оросительных каналов замечательны по длине и по обилию воды Кара-су, Боссу, Зах и Искандер. Проведение первых трёх каналов относится ко временам глубокой древности, а последний построен в 1887 г. вел. кн. Николаем Константиновичем. Ангрен значительно меньше Чирчика, но все же важен в ирригационном отношении; менее всех имеет значение маловодный Келес.

Климат

Равнинные части Ташкентского уезда отличаются всеми чертами, присущими климату степей Туркестана (см. Ташкент, Сырдарьинская область), а возвышенные характеризуются сравнительно суровыми климатическими условиями.

Население

По данным переписи 1897 года в уезде было 448493 жителей (249915 мужчин и 198578 женщин), в том числе в городах 156414. В самом Ташкенте насчитывалось 155673 жителей (самый населённый город русской Средней Азии).

Распределение населения по языку в 1897 году (определение языков соотв. лингвистике 19 века):

• киргиз-кайсацкий - 163 105 чел.(совр. Казахский язык)
• неклассифицированные тюркские диалекты Ташкентского оазиса - 143 630 чел.,
• сартский - 108 765 чел., (диалект совр. Узбекского языка)</small>.
• великорусский - 17 510 чел. (совр. Русский язык)
• таджикский - 4 531 чел.
• малорусский - 2 921 чел. (совр. Украинский язык)
• татарский - 2 616 чел.
• польский - 2 214 чел.
• еврейский - 1 465 чел.
• немецкий - 1 062 чел.
• персидский - 613 чел.
• узбекский - 511 (диалект совр. Узбекского языка).

Сельское хозяйство

Земледелие

Вследствие климатических условий основой местного земледелия является искусственное орошение полей, без коего ценные культуры невозможны; в возвышенной части уезда, где осадков выпадает больше, пшеница и ячмень сеются местами под дождь. Орошенной земли в Т. у. 282205 дес.: из них занято усадьбами (не считая г. Ташкента), садами, виноградниками и насаждениями строевого леса 10556 дес., рисовыми полями 71087 дес., остальными посевами 200563 д. Всего больше сеется пшеницы (до 100000 дес.), затем рису; хлеб этот возделывается преимущественно по левому берегу р. Чирчика и в дол. р. Ангрена и за удовлетворением местных нужд вывозится в северные уезды Сырдарьинской области и в Семиреченскую область. Ячмень занимает до 35000 дес.; он служит, главным образом, для корма скота, заменяя овес, разведение коего едва начинается русскими переселенцами. Посевы хлопчатника занимали в 1900 г. 32000 дес., с урожаем в 1766000 пд. сырца. Разводятся ещё маш (Phaseolus mungo), табак, лен на семя, конопля, кукуруза, просо, кунжут и проч.; посевы дынь, арбузов, огурцов, лука и др. овощей занимают значительное пространство; продукты бахчеводства имеют важное продовольственное значение. Садоводство (абрикос, персик, шелковица, слива, грецкий орех и др.) и виноградарство развиты значительно; виноделие существует в Ташкенте и его окрестностях, где русскими предпринимателями выделывается ок. 15000 вед. вина в год. В этом же районе существует и культура хмеля для местного пивоварения и разводятся высшие породы табака. Шелководство развито сравнительно слабо.

Животноводство

Скотоводство развито преимущественно у кочевого населения; лошадей всего 58120, верблюдов — 9860, рогатого скота — 129710 гол., овец — 253170, коз — 86600, ослов — 5120, свиней — 200.

Промышленность

Фабрично-заводская промышленность сосредоточена исключительно в Ташкенте и его ближайших окрестностях и особого развития не имеет; между заводами одно из первых мест занимают хлопкоочистительные, которых в уезде, с г. Ташкентом, 16. Фабрично-заводских и промышленных заводов, без г. Ташкента, 18, с производством на 721150 руб. (1895). Значительно большую роль играют в жизни местного населения кустарные промыслы, заключающиеся преимущественно в производстве различных предметов домашнего обихода из местного сырья. Кочевое население занимается обработкой шерсти (веревки, мешки, ткани, ковры и проч.), оседлое — производством весьма разнообразных предметов (изделия из дерева и металлов, обувь, седла и др.).

Примечания

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Ташкентский уезд

У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.


В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.