Ташкент (лидер эскадренных миноносцев)
«Ташке́нт» — лидер эскадренных миноносцев проекта 20И, построенный в Ливорно по итальянскому проекту для Военно-Морских Сил РККА. Из-за голубоватого защитного цвета лидер «Ташкент» получил среди гражданского населения причерноморских городов прозвище «Голубой крейсер»[1]. Принимал участие в боях в составе Черноморского Флота СССР в годы Великой Отечественной войны. Потоплен немецкой авиацией в Новороссийском порту 2 июля 1942 года.
Содержание
- 1 История разработки
- 2 История строительства
- 3 Особенности конструкции
- 4 Служба лидера «Ташкент» до Великой Отечественной войны
- 5 Боевая служба (22 июня 1941 — декабрь 1941)
- 6 Боевая служба (январь 1942 — 26 июня 1942)
- 7 Последний бой
- 8 Гибель лидера «Ташкент»
- 9 Подъём лидера «Ташкент»
- 10 Командиры
- 11 Оценка проекта
- 12 Интересные факты
- 13 Лидер «Ташкент» в искусстве
- 14 См. также
- 15 Комментарии
- 16 Примечания
- 17 Литература
- 18 Ссылки
История разработки
Выбор фирмы
Вполне естественные трудности, возникшие при разработке советской наукой и промышленностью лидеров эсминцев проекта 1, заставили руководство РККФ начать поиск возможностей заказа кораблей этого класса за границей[2][3].
Предварительные переговоры о возможном заказе советской стороной проекта «обычного» небронированного лидера эскадренных миноносцев состоялись в 1932 году во время рабочей командировки в Италию и Германию начальника Технического управления УМС РККА А. К. Сивкова. Основным результатом командировки А. К. Сивкова стало ознакомление специалистов УВМС и судостроительной промышленности с проектными материалами итальянских судостроительных фирм «Ансальдо» и «Одеро-Терни-Орландо» (ОТО)[2]. Позднее переговоры о заказе на разработку и постройку лидеров для СССР велись также с французскими фирмами «Шанте де Франс» и «Фиэ Лилль». Предполагалось, что за основу при проектировании кораблей французского проекта, будет взят конструктивный облик французских лидеров типа «Фантаск». Но дальнейшему развитию переговоров представителей УМС РККА и НКТП с представителями французских судостроительных фирм помешала высокая цена проектирования лидера, никак не укладывающаяся в отведённую УМС РККА сумму[2].
После срыва переговоров с французской стороной, в 1935 году были продолжены переговоры с итальянскими фирмами «Ансальдо» и «Адриатика», но, как и в случе с французскими фирмами, они тоже были прерваны из-за неприемлемой для советской стороны цены заказа. Приемлемой цены проектирования и постройки корабля представителям УМС РККА удалось добиться в ходе переговоров с фирмой «Одеро-Терни-Орландо». Фирма ОТО заключением этого договора добилась возможности построить лидер эсминцев по советскому ТТЗ (тактико-техническому заданию), одновременно получая возможность проверить на нём конструкторские решения и тактические концепции, которые затем, уже опробованные, можно было использовать при проектировании новых лидеров итальянского флота[2]. Постройка лидера советской стороной рассматривалась как чисто экспериментальная, но предполагалось, что лидер проекта «И»[4] станет прототипом для серийной постройки подобных ему кораблей на верфях СССР[2].
Тактико-техническое задание
Тактико-техническое задание на проектирование и постройку лидера «И» было разработан при участии специалистов ЦКБС-1. ТТЗ предусматривало улучшение основных элементов лидера по сравнению с лидерами проекта 1 «Ленинград», скорость хода — не менее 42,5 узлов на 6-часовом испытании, дальность плавания — не менее 5000 морских миль 20-узловым ходом. Артиллерия главного калибра размещалась по ТТЗ в трёх двухорудийных башенных установках, зенитная артиллерия должна была состоять из 6 45-мм полуавтоматов и 6 12,7-мм зенитных пулемётов; торпедное вооружение должно было состоять из 3 трёхтрубных торпедных аппаратов, также предусматривались рельсы для постановки мин заграждения. Нормальное водоизмещение должно было составить 3216 тонн, мощности ГЭУ — 100 000 л. с.[2][3][5]
Подписание договора о строительстве
9 сентября 1935 года в Ленинграде был подписан договор между уполномоченным Главморпромом НКТП «Судопроектом»[6] и фирмой ОТО, на проектирование и постройку — «быстроходного разведчика» (итал. esploratore). Договор был подписан: с советской стороны директором «Судопроекта» Л. С. Окорским, с итальянской стороны — директором-распорядителем фирмы «Орландо» инженером Луиджи Орландо[5]. 11 сентября этого же года вышло постановление СТО о постройке в Италии лидера проекта «И» (проекту присвоен номер 20). Проектирование лидера специалистами фирмы ОТО началось с октября 1935 года и велось под наблюдением Морской комиссии заказчика, которую возглавляли А. С. Кассациер (от Главморпрома) и М. П. Бомзе (от УВМС РККА). Кроме этого, в состав Морской комиссии вошли отдельные конструкторы ЦКБС-1: В. Г. Королевич, В. И. Гинзбург, Г. Г. Краснов, М. Д. Царёв, А. И. Песчанский, К. В. Шлиссель и другие[5].
3 февраля 1936 года фирмой ОТО был представлен общий проект корабля, а через десять дней, 13 февраля, документация проекта, получив необходимое согласование Комиссией, была доставлена в СССР на рассмотрение и утверждение. После окончания её изучения в УВМС и Главморпроекте, и внесения советскими специалистами отдельных замечаний и предложений, согласованных впоследствии с итальянской фирмой, 25 февраля 1936 года было оформлено соответствующее решение НМС РККА, подписанное флагманом 1 ранга В. М. Орловым, и фирма ОТО начала его осуществление[5].
История строительства
Через год с момента выдачи эскизного проекта, после различных согласований и доработок, на судоверфи фирмы OTO в Ливорно был заложен лидер эсминцев, вскоре получивший название «Ташкент». Это имя лидер унаследовал от корабля Волжской военной флотилии (бывшего речного буксирного парохода № 7) периода Гражданской войны, погибшего в бою 5 сентября 1918 года[7][8].
После закладки «Ташкента» было принято решение о постройке в Советском Союзе ещё трёх однотипных лидеров со сроками сдачи в 1938 — 1939 годах: два лидера должны были быть заложены на судостроительном заводе № 190 им. А. А. Жданова (в Ленинграде) и один на судостроительном заводе № 198 в Николаеве[7][9]. Подготовка к закладке двух первых лидеров велась полным ходом (головной корабль даже успел получить название — «Баку»), когда во второй половине 1937 года поступил приказ об отмене строительства. Внезапный отказ от строительства серии кораблей по итальянскому проекту объяснялся возникшими трудностями в переработке итальянских чертежей и различиями в технологии постройки, поставившими под сомнение получение заданных тактико-технических элементов[7]. Кроме того, начальник Главного штаба ВМФ адмирал Л. М. Галлер считал, что вооружение лидеров проекта 20-И не оправдывается их величиной и стоимостью[10].
В условиях осложнявшейся международной обстановки 28 декабря 1937 года лидер «Ташкент» был спущен на воду. 11 марта 1938 года были проведены ходовые испытания лидера, на которых при мощности 130 000 л. с. и водоизмещении 3422 т корабль развил скорость 43,53 узла[11][12].
После завершения испытаний машин, достройка лидера замедлилась. За период от завершения ходовых испытаний до приёмки (чуть больше 1 года) в Италию прибыл советский экипаж. Первым командиром лидера был назначен капитан 2 ранга Л. А. Владимирский. В приёмке лидера, последовавшей в Ливорно 18 апреля 1939 года участвовал заместитель главного конструктора по механической части ЦКБ-17 В. Г. Королевич[11].
После подписания приёмного акта «Ташкент» был подготовлен к переходу в Одессу для последующего ввода в состав Черноморского флота[11]. После прибытия в Одессу «Ташкент» 6 мая 1939 года был передан судостроителям ВМФ. Совершив несколько пробных выходов в море, лидер был переведён для дальнейшей достройки в Николаев, где на него было установлено вооружение[11][13].
Особенности конструкции
Конструкция корпуса и надстройки
Конструкция корпуса лидера была сравнительно лёгкой и рациональной. Клёпаный корпус, набранный из 232 шпангоутов и разделённый водонепронецаемыми переборками на 15 отсеков, имел сравнительно полные обводы в носовой части, создающие подобие бульба и круглую, яйцеобразную корму. Как выяснилось в процессе эксплуатации лидера, корпус корабля имел недостаточную прочность[14]. На корабле имелся закрытый штормовой коридор[1]. В надстройке обтекаемой формы располагалась удобная ходовая рубка[1].
Энергетическая установка
Так как монополия на производство корабельных турбин в Италии принадлежала фирме «Ансальдо», а переговоры о строительстве и проектировании кораблей с ней были провалены, на «Ташкент» пришлось устанавливать английские турбины системы Парсонса. Энергетическая установка лидера состояла из 2 турбозубчатых агрегатов (ТЗА) суммарной мощностью 100 000 (110 000) л. с. на 350 оборотах в минуту и четырёх котлов[1]. Каждый ТЗА состоял из одной турбины высокого давления и двух турбин низкого давления. Для увеличения боевой живучести ГЭУ на лишённом бронирования и противоторпедной защиты лидере была выполнена в эшелонном варианте — с чередованием котельных и турбинных отделений. Очевидным недостатком такого расположения являлась необходимость иметь очень длинные валопроводы при значительной общей протяжённости энергетической установки корабля, занимавшей около половины длины корпуса[15].
Максимальный запас топлива составлял 1178 тонн, также на корабле имелись запасы (147 тонн) котельной, питьевой (33 т) и (54 т) бытовой воды[1]. Дальность плавания 20-узловым ходом составляла по расчётным данным 5030 морских миль[16].
Вооружение
Артиллерийское
Первоначальное артиллерийское вооружение лидера (на конец 1939 года) включало 3 одиночные 130-мм/50 артиллерийские установки Б-13, 6 45-мм полуавтоматических универсальных пушек 21-К, установленных на навесном мостике вокруг второй дымовой трубы и 6 12,7-мм крупнокалиберных пулемётов ДШК, 4 из которых размещались в районе носовой надстройки, а 2 пулемёта — в районе кормовой надстройки, по обе стороны и чуть позади от кормового прожектора[16]. В феврале — июне 1941 года лидер прошёл модернизацию, в ходе которой одинарные башенные установки Б-13 были заменены на двухорудийные 130-мм артиллерийские установки Б-2-ЛМ, так что общее число артиллерийских стволов 130-мм калибра на лидере достигло 6 единиц. Также подверглись замене на новые 37-мм автоматы 70-К устаревшие 45-мм АУ 21-К[17]. В сентябре 1941 года по предложению С. И. Шрайбера при поддержке флагарта Черноморского флота[14] к артиллерийскому вооружению лидера была добавлена 1 двухорудийная 76-мм/55 зенитная артиллерийская установка 39-К, снятая с недостроенного эсминца проекта 30 (типа «Огневой») — ЭМ «Озорного». Установку разместили в корме, в районе кубриков № 4 и 5[18].
Торпедно-минное и противолодочное вооружение
На палубе средней надстройки лидера были установлены 3 трёхтрубных торпедных аппарата 39-Ю. Боезапас торпед — 18 единиц[16][прим. 1]. Все торпедные аппараты имели сектор обстрела 80° на противоположный борт[19]. В качестве минного вооружения лидер мог взять до 110 мин заграждения образца 1931 года[16]. В корме лидера было установлено 2 кормовых рычажных бомбосбрасывателя Б-1. Боезапас глубинных бомб составлял 4 больших глубинных бомбы типа Б-1 и 20 малых глубинных бомб типа М-1[16].
Система управления огнём
На лидере «Ташкент» были установлены ПУС (приборы управления стрельбой) с ЦАС (центральным автоматом стрельбы) «централь» производства фирмы «Галилео» (Италия). ЦАС позволял определять элементы движения цели. Помимо ЦАС в состав ПУС входила вспомогательная «централь», визиры центральной наводки (ВЦН), командно-дальномерный пост и кормовую дальномерную рубку. Управление зенитной стрельбой на лидере осуществлялось так называемой вспомогательной «централью». Данные для вспомогательной «централи» поступали из дальномерной рубки с 3-метровым дальномером. Дальномеры фирмы «Галилео», установленные на «Ташкенте», имели серьёзные недостатки: малую базу, большие габариты, повышенную сложность, низкое качество изготовления[20]. Кроме того, кормовая дальномерная рубка не имела стабилизации. Закономерным следствием многочисленных недостатков оборудования кормовой дальномерной рубки было то, что единственным предназначением этого оборудования было определение наклонной дальности до воздушной цели: вследствие отсутствия стабилизации, сопровождение воздушной цели на качке было делом сложным, а ошибка измерения дальности до цели была очень большой[21].
Средства связи и обнаружения
Для светосигнализации и визуальной связи лидера с другими кораблями, а также для наблюдения за противником в тёмное время суток и в тумане, служили 2 90-см прожектора фирмы «Галилео», фонари системы Семёнова, стереотрубы, бинокли, сигнальные пистолеты Верри, сигнальные флаги и сигнальные ракеты[22]
Служба лидера «Ташкент» до Великой Отечественной войны
В строй «Ташкент» вступил 22 октября 1939 года. В составе Черноморского флота в предвоенный период лидер проходил интенсивные испытания, курсируя между причерноморскими портами и часто меняя место своей дислокации. В феврале 1941 года произошла смена командира лидера. На место прежнего командира — капитана 3 ранга Евгения Николаевича Жукова был назначен капитан 3 ранга Ерошенко Василий Николаевич, до этого командовавший лидером «Москва»[23]. В феврале — июне 1941 года на Николаевском заводе имени 61 коммунара на лидере была произведена замена вооружения. Одноорудийные установки Б-13 были заменены на двухорудийные Б-2-ЛМ-И[24] В этот же период на лидере зенитные полуавтоматы 21-К были заменены на 37-мм автоматические пушки 70-К. Основные работы на лидере к 22 июня 1941 года были закончены.
Боевая служба (22 июня 1941 — декабрь 1941)
Служба лидера с 22 июня по 31 октября 1941 года
Боевая служба лидера с 22 июня по 29 августа 1941 года
Война застала «Ташкент» в Николаеве, в доке завода имени 61 коммунара[17]. В ночь на 22 июня лидер вывели из дока, а утром на его палубе состоялся общий митинг экипажа и рабочих[17]. В июле 1941 года лидер, ещё не полностью укомплектованный личным составом, был включён в состав второго дивизиона эсминцев эскадры Черноморского флота[17]. В середине июля лидер совершил переход из Николаева в Севастополь. Переход, короткий в мирное время, затянулся более чем на сутки: из-за сильного шквала пришлось стать на якорь прямо в фарватере Южного Буга. Во время перехода зенитчикам лидера дважды приходилось открывать огонь по самолётам противника. К Севастополю шли медленно, так как на подходе к главной базе в это время ставили минные заграждения[17].
В конце июля, по приходу корабля в Севастополь, на нём была произведена установка размагничиваюшего устройства. Электронно-монтажные работы выполнило Крымское предприятие ЭМТ, а корпусные — Севастопольский Морской завод (№ 200)[25]. К середине августа 1941 года лидер «Ташкент» был готов к несению активной боевой службы[25].
19 августа 1941 года лидер, совместно с эсминцами «Безупречный», «Бодрый» и «Беспощадный», был включён в группу для поиска и уничтожения кораблей и транспортов врага в западной части Чёрного моря. Поиск оказался безрезультатным, но при возвращении из рейса группа произвела обстрел войск противника в районе деревень Мещенка, Михайловка и Визария. С дистанции 90 кабельтовых кораблями группы было выпущено 450 фугасных 130-мм снарядов, после чего в полном составе группа покинула район стрельб и ушла полным ходом в Севастополь[17][25].
На рассвете 29 августа 1941 года лидер «Ташкент» в составе группы из 6 боевых кораблей (крейсера «Червона Украина», эсминцев «Фрунзе», «Шаумян», «Смышлёный» и быстроходного тральщика № 27), 7 торпедных катеров, транспорта «Абхазия» и танкера «Москва» прибыл в осаждённую Одессу[25]. С внешнего рейда Одессы боевыми кораблями был произведён обстрел войск противника в районе деревень Ильинка, Чебанка, Новая Дофиновка, Гильдендорф[25]. К 17.03 того же дня лидеру удалось подавить батарею противника, обстреливавшую эсминец «Фрунзе» и крейсер «Червона Украина», при этом расход боекомплекта на лидере составил 120 снарядов. После успешного выполнения боевой задачи «Ташкент» вошёл в Одесский порт и отшвартовался к причалу «холодильника».[3].
Авианалёт 30 августа 1941 года
На следующий день лидер «Ташкент», крейсер «Червона Украина», эсминец «Дзержинский» и канонерские лодки «Красная Армения» и «Красная Грузия» получили задачу уничтожить вражескую 152-мм батарею, расположенную восточнее посёлка Новая Дофиновка. «Ташкент», маневрируя на внешнем рейде Одессы на скорости 6 узлов, вёл огонь по позициям противника. В 15.42 командир отделения сигнальщиков А. М. Цепин и А. А. Гордиенко доложили командиру лидера о появлении в зените над лидером 3 бомбардировщиков Ю-88. В 15.45 с горизонтального полёта на курсовом угле 90° бомбардировщики атаковали лидер, сбросив с высоты 4000 метров 12 250-кг фугасных бомб. По самолётам был открыт зенитный огонь. Лидер, по приказу командира, попытался набрать скорость и уклониться вправо, однако предпринятых мер оказалось недостаточно и 1 250-кг авиабомба разорвалась вблизи кормы корабля по правому борту между корпусом лидера и местом выхода гребного вала. От мощного гидродинамического удара корпус лидера отбросило влево. Погасло освещение, вышла из строя рулевая машина, были полностью затоплены кубрики № 4 и № 5, в результате чего дифферент на корму вырос сразу на 0,15 м и корабль стал хуже слушаться руля[3][8][26]. Забортная вода через пробоину правого борта продолжала поступать в корпус «Ташкента»: из кубрика № 4 она начала поступать в помещение старшин, а оттуда через люк в погреб № 3. Часть личного состава из кубриков покинула затапливаемые помещения через верхний люк, часть — через помещение старшин. Но всем спастись не удалось: погибли 2 машиниста-турбиниста, ещё одного члена экипажа — машиниста В. В. Лаушкина, выбросило взрывной волной из 4-го кубрика через пробоину за борт. Через 3 часа он был подобран из воды сторожевым катером и возвратился на корабль[8].
От полученных в ходе авианалёта повреждений лидер остановился и началась борьба за живучесть корабля. Основная тяжесть борьбы с последствиями авианалёта легла на личный состав электромеханической боевой части (БЧ-5), возглавляемый инженер-капитаном 3 ранга Павлом Петровичем Суриным[3]. К моменту атаки личный состав БЧ-5 находился в состоянии готовности № 3, а сменившиеся с вахты моряки обедали[9]. На КП-1 находились командир БЧ-5, командир электромоторной группы и старшина. В ходе борьбы за живучесть было восстановлено питание рулевой машины (путём переключения на левый телемотор), а управление кораблём было перенесено на ЗКП (запасной командный пункт), расположенный на кормовом мостике. Было восстановлено освещение, включены главный и два переносных эжектора для осушения погреба № 3. Последний, тем не менее, осушить не удалось из-за повреждений переборки на 176 шпангоуте. Полностью затопленными остались трюм в районе повреждения, кубрик № 5, и частично — кубрики № 4 и погреб № 3[9].
Командиром БЧ-5 было доложено на ГКП (главный командный пункт) о состоянии корабля и возможности следовать своим ходом. Командир корабля, В. Н. Ерошенко решил следовать в Одессу самостоятельно, предварительно завершив обстрел вражеских позиций. Ходом 12 узлов к 17. 30 того же дня лидер прибыл к Воронцовскому маяку Одессы и вскоре без помощи буксиров пришвартовался к причалу. Сразу по прибытии «Ташкента» в Одесский порт к лидеру подошёл водолазный бот спасательного отряда Одесской военно-морской базы, после чего водолазы произвели осмотр подводной части корабля. В ходе осмотра подводной части лидера выяснилось, что рули, гребные винты и валопроводы «Ташкента» не повреждены, а в обшивке правого борта находится вмятая пробоина размером 2 на 4 метра; палуба кубрика № 4 разорвана и поднята вверх на половину высоты кубрика[27].
В силу ограниченности ремонтных возможностей Одесской ВМБ лидер «Ташкент» было решено ремонтировать в Севастополе на Севморзаводе. После принятия этого решения лидер стали срочно готовить к межбазовому переходу. Были укреплены старые и установлены новые подпоры, с большим трудом удалось провернуть кормовую и носовую турбины при двойной мощности валопроводного устройства; было исправлено рулевое управление и установлено наблюдение за солёностью в цистернах котельной и пресной воды. После завершения подготовительных работ командующим Одесским оборонительным районом контр-адмиралом Г. В. Жуковым и флагманским инженер-механиком северо-западного района инженер-капитаном 3 ранга А. Н. Селиховым было дано разрешение на межбазовый переход[27]. В 23 часа 10 минут лидер «Ташкент» был выведен буксирами на внешний рейд Одесской ВМБ и в сопровождении эсминца Смышлёный и катеров-«морских охотников» пошёл в Севастополь. С воздуха корабельную группу прикрывали истребители ВВС флота, базирующиеся на крымских аэродромах[27]. Во время межбазового перехода было обнаружено значительное нагревание дейдвудных сальников и скорость хода была последовательно уменьшена с 12 до 10, а потом и до 6 узлов. Кроме нагревания сальников, было обнаружено и повышение солёности котельной воды в тёплых ящиках. Несмотря на проблемы технического характера, «Ташкент» 31 августа 1941 года в 20 часов 09 минут прибыл в главную военно-морскую базу Черноморского флота Севастополь[27].
Ремонт в доке Севморзавода (31 августа — октябрь 1941 года)
31 августа поврежденный лидер совершает переход в Севастополь где докуется. Общая площадь пробоины в обшивке правого борта (район 192—205 шп) достигает 35 кв.м. Пробоина находится на метр ниже верхней палубы и простирается до самого киля, глубина вмятины достигает двух метров, весь бортовой набор (с обоих бортов) поврежден и деформирован (с 184 по 205 шп). В междудонных отсеках разрушены все продольные и поперечные переборки. Пробоина имеет рваный характер краев. Из-за излома корпуса (от 195 шп) корма провисает вниз на 558 мм, а киль в районе пробоины выгнут кверху со стрелкой прогиба 0,53 метра. В районе пробоины разрушено все оборудование кубриков № 4 и 5, магистрали и нефтецистерны (№ 62,63). Разорваны, вдавлены вовнутрь корабля и выгнуты верхняя палуба лидера и платформа в районе пробоины. Осевшая корма зажала гребные валы и от нагревания выплавились дейдвудные втулки. По нормам мирного времени на устранение таких повреждений требовалось не менее пяти месяцев. Тридцать пять дней доковых работ потребовалось севморзаводцам, чтобы вернуть корабль в строй. В процессе ремонта на корму установили спаренную 76 мм зенитную артустановку.
Служба лидера с 1 ноября по 31 декабря 1941 года
1 ноября переход из Севастополя в Батуми. 21 ноября доставил в Севастополь боезапас. На следующий день, приняв раненых и эвакуируемых, отбыл на Батуми. 25 — 29 ноября вместе с эсминцами «Сообразительный» и «Способный» выполнял конвоирование от Батуми к Босфору ледокола «Анастас Микоян», танкеров «Туапсе», «Сахалин» и «Варлаам Аванесов», направляющихся с Чёрного моря на Дальний Восток.. Во время операции суда попали в тяжелый шторм. На лидере от ударов волн треснула верхняя палуба по обоим бортам в районе миделя.
Боевая служба (январь 1942 — 26 июня 1942)
По 26 июня 1942 года лидер совершает доставку пополнения, боеприпасов, горючего в осажденный Севастополь и эвакуацию раненных. Поход из Новороссийска в Севастополь занимал 9 часов.
 |
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
Последний бой
Фаза боя
Ночью 27 июня 1942 года приняв на борт свыше 2100 человек и 86 уцелевших частей картины «Оборона Севастополя 1854—1855 гг.». лидер покинул Севастополь. Перегруженный корабль (водоизмещение 3800 тонн, средняя осадка 4,2 метра) смог развить скорость порядка 33 узлов. Начиная с 5 часов утра вплоть до 9 часов лидер подвергался непрерывным атакам самолетов противника (около 90 машин). На него было сброшено свыше 300 бомб. С первой же атаки на лидере заклинило руль, из-за пробоины с левого борта затопило румпельное отделение там погибли эвакуируемые. Повреждение с трудом удалось исправить. Вскоре разорвавшиеся с правого борта на траверзе первого котельного отделения бомбы нанесли новые повреждения. На мостик поступили доклады, что затоплено первое котельное отделение и через поврежденную переборку на 75-м шпангоуте затапливает второе котельное отделение. Началось затопление центрального артиллерийского поста, второго артпогреба и кубрика № 3. Скорость упала до 20 узлов. Для её сохранения турбины носового эшелона подключили к котлам кормовой группы. Носовые турбины продолжали работать в полузатопленном отсеке (а ряд вспомогательных механизмов под водой). В результате близких разрывов новой серии бомб образовалась трещина на верхней палубе (71-75 шп), увеличился дифферент на нос. Корабль стал зарываться в волну, скорость упала до 13 узлов. Близкие разрывы наносили лидеру новые повреждения, а одна 250 кг бомба нанесла скользящий удар в районе левого якоря, но не взорвалась и утонула. Для облегчения медленно тонущего корабля были сброшены за борт параваны, бухты стального троса, колосники и запасной котельный кирпич, подготовили к сбросу якоря и торпеды. Дифферент на нос медленно, но неуклонно возрастал, носовая оконечность погрузилась в воду до якорных клюзов. Командир корабля приказал Балмасову Николаю Яковлевичу — командиру БЧ-4 — собрать все секретные документы связи, позывные, опознавательные, шифровальные и уничтожить их в котельном отделении корабля (оформив это актом). Для спрямления корабля были затоплены свободные кормовые топливные цистерны, кубрик № 5, артпогреб № 3 и погреба малого калибра. Положение «Ташкента» удалось стабилизировать, но не удалось определить и ликвидировать главные источники поступления воды.
Угроза затопления
В 8.30 лидер находился в 40 милях южнее мыса Такиль и продолжал самостоятельно двигаться со скоростью 12 узлов. Кончался зенитный боезапас. Только в 9.15 над «Ташкентом» появилось несколько самолетов Петлякова. Был произведен осмотр повреждений, спущен водолаз, установлено местоположение основных повреждений корпуса. Корабль принял более 1900 тонн воды, в том числе 200 тонн было принято как контрзатопление, потеряно 45 % запаса плавучести, в действии находились механизмы только кормового эшелона, но корабль продолжал двигаться.
Вскоре подошли корабли поддержки высланные из Новороссийска. Эсминец «Сообразительный», ошвартовавшись лагом к лидеру, принял за 22 минуты 1975 человек с поврежденного корабля и передал на лидер часть зенитного запаса, аварийное имущество и шланги для осушения. Оставшихся на лидере пассажиров приняли сторожевые катера № 014, 084, 036. Около 15 часов эсминец «Бдительный» взял лидер на буксир, но корабль «рыскал» из-за большого дифферента на нос и вскоре лопнул буксирный трос. Тогда стали буксировать «Ташкент» за корму. Рядом лагом шёл спасатель «Юпитер», откачивая воду из носового машинного и 2-го котельного отделения. Скорость буксировки около 8 узлов. На полубаке установили со спасателей переносные помпы. Несмотря на постоянное откачивание воды, её уровень не убывал, а пробоины заделать было уже нечем. Буксировка длилась около 6 часов. В 20.15 «Ташкент» прибыл ко входу в гавань Новороссийска. Два буксира ввели лидер в гавань, поставив его к правой стороне Элеваторного причала.
За проявленый в походе героизм экипаж лидера был представлен к правительственным наградам, а командиру корабля капитану 2 ранга В. Ерошенко и военкому батальонному комиссару Г. Коновалову вручили ордена Ленина.
Гибель лидера «Ташкент»
2 июля 1942 года в 11 часов 20 минут Новороссийск атаковали 64 пикирующих бомбардировщика в сопровождении 14 Bf 109. При налете было сброшено 170 бомб весом 250—1000 кг. Налет длился 15 минут. В результате налета были потоплены лидер «Ташкент», эсминец «Бдительный», санитарный транспорт «Украина», спасательный буксир «Черномор», три рыболовных катера, одна баржа, недостроенный корпус транспорта «Пролетарий». Повреждения разной степени получили крейсер «Коминтерн», эсминцы «Сообразительный» и «Незаможник», сторожевые корабли «Шторм» и «Шквал», ПЛ «Л-24», ТК № 41, транспорт «Курск» и плавучий док с транспортом «Ворошилов».
Одна из первых бомб разорвалась на пирсе и осыпала лидер осколками. Две следующие 250 кг бомбы взорвались прямо в носовом машинном отделении, а ещё две — в кормовой части «Ташкента». Через 3 минуты лидер затонул у стенки причала № 3. Глубина в месте гибели «Ташкента» составляла 10 метров и корабль лег на грунт с креном 19 градусов на левый борт в носовой части и 21 градус в кормовой.
Из 344 человек экипажа, числившихся на «Ташкенте» на 2 июля 1942 года, погибли и пропали без вести семьдесят шесть человек, семьдесят семь получили ранения.
Подъём лидера «Ташкент»
Решением Военного совета ЧФ от 19 июля 1942 года было приказано демонтировать с «Ташкента» вооружение, а сам лидер поднять и отвести для восстановления в Поти. Срок окончания спасательных работ намечался на 15 августа 1942 года. Орудия лидера предполагалось использовать для обороны Новороссийска. Во время работ по демонтажу оборудования с затонувшего лидера германская авиация потопила три водолазных бота, килектор и две водолазных станции. Подъем пришлось отложить. То, что осталось от корабля, удалось поднять только 30 августа 1944 года. Повреждения были таковы, что восстанавливать «Ташкент» не было смысла, и после буксировки в Николаев лидер был там разобран на металл.
В воспоминаниях В. Н. Ерошенко: лидер «Ташкент» прошёл 27 000 миль, отконвоировал без потерь 17 транспортов, перевез 19 300 человек, 2 538 т боеприпасов, продовольствия и других грузов. Провел 100 боевых стрельб главным калибром, заставив замолчать 6 батарей, и повредил один аэродром. Сбил и повредил 13 самолетов противника. Потопил торпедный катер.
Послужил прототипом для строительства итальянских легких крейсеров типа Attilo Regolo и образцом для проектирования советских эсминцев проекта 48 (1939 года).
Командиры
- Жуков, Евгений Николаевич — (май 1939 — январь 1941)
Оценка проекта
| Сравнительные ТТХ | |||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Основные элементы |  «Ле Фантаск»
|
«Могадор»
|
 «Ташкент»
|
 «Капитани Романи»[28]
|
 «Тромп»[29]
| ||
| Водоизмещение, стандартное/полное, т | 2569/3380 | 2997/4018 | 2800/4110 | 3686/5334 | 3787/4800 | ||
| Энергетическая установка, л.с. | 74 000 | 92 000 | 110 000 | 110 000 | 54 000 | ||
| Максимальная скорость, узлов | 37 | 42 | 43,5 | 40 | 33,5 | ||
| Дальность плавания, миль на скорости, узлов | 4000(15) 2500 (25) |
3000 (20) 2650 (24) |
5030 (20) | 4411 (18) 3000 (25) |
6000 (12) | ||
| Артиллерия главного калибра | 5×1 — 138,6-мм/50 | 4×2 — 138,6-мм/50 | 3×2 — 130-мм/50 | 4×2 — 135-мм/45 | 3×2 — 150-мм/50 | ||
| Лёгкая зенитная артиллерия | 2×2 — 37-мм 2×2 — 13,2-мм |
2×2 — 37-мм 2×2 — 13,2-мм |
6×1 — 37-мм 6×1 — 12,7-мм |
8×1 — 37-мм 4×2 — 20-мм |
4×2 — 40-мм 2×2 — 12,7-мм | ||
| Торпедное вооружение | 3×3 — 550-мм ТА | 2×3 и 2×2 — 550-мм ТА | 3×3 — 533-мм ТА | 2×4 — 533-мм ТА | 2×3 — 533-мм ТА | ||
| Бронирование, мм | — | — | — | башни — 20, рубка — 15 | Борт — 15+30, палуба — 25, башни — 15, рубка — 12 | ||
| Экипаж, чел. | 223 | 245 | 250 | 418 | 308 | ||
Интересные факты
- 18 апреля 1939 года, во время подъёма на корабле советского флага представитель фирмы ОТО сеньор Руже закончил свою торжественную речь словами: «Да здравствует фашизм, да здравствует Муссолини!». Военпред и одновременно переводчик советской делегации А. К. Усыскин нашёлся и перевёл слова Руже так: «В конце речи господин Руже приветствует своё правительство!»[7].
- На стадии заказа лидер «Ташкент» предназначался для Балтийского флота, но из-за войны в Испании и захвата франкистами контроля над Гибралтаром корабль был зачислен в состав Черноморского флота[11].
- Во время одного из последних боёв с превосходящими силами противника на "Ташкенте" находился с командировочным визитом знаменитый писатель и военный корреспондент Евгений Петров. Через несколько дней, 2 июля, самолёт, на котором он возвращался в Москву потерпел катастрофу, уходя от преследования немецкими истребителями. В тот же день был потоплен лидер "Ташкент".
- При переходе через Босфор «Ташкент» шёл в замаскированном под пассажирский теплоход виде, на вахте стоял итальянский экипаж, а советские моряки передавали итальянцам команды с мостика[11].
- В сохранившейся документальной кинохронике, посвящённой обороне Севастополя, есть кадры, когда «Ташкент» выходит из Северной бухты на траверзе Памятника затопленным кораблям.
- Свой последний поход в Севастополь «Ташкент» завершил входом в бухту «Камышовая», где на его борт подняли свёрнутые в рулоны, обгоревшие по краям полотнища панорамы «Оборона Севастополя 1854—1855 гг.»
Лидер «Ташкент» в искусстве
В литературе
- Бондарин, Сергей Александрович — «На берегах и в море. Повести. Рассказы. Записки»[30].
Выведен под именем лидера «Скиф» в повести «Скиф» (записки морского офицера). О том, что прототипом этого вымышленного лидера был именно «Ташкент», свидетельствует большое количество сходных фактов биографий кораблей — реального и литературного: постройка в Ливорно, водоизмещение и вооружение, прозвище «Голубой крейсер», контрбатарейная борьба и повреждение от авианалёта под Одессой (в том числе и эпизод со спасением моториста Лаушкина (в повести — Фесенко); кстати, и Лаушкин в повести тоже есть, но не моторист, а сигнальщик), рейсы в/из осаждённого Севастополя, включая и последний (с сотнями раненых и фрагментами Севастопольской панорамы на борту), а также трагический бой тоже 27.06.1942 и буксировка в Новороссийск. Кроме того, созвучны даже фамилии командиров кораблей: у «Ташкента» — Ерошенко, у «Скифа» — Ершов.
В кинематографе
- Следую своим курсом — в этом фильме лидер «Ташкент» представлен, как эсминец «Стремительный» (финальный титр фильма: «Героическим экипажам лидера „Ташкент“ и эсминца „Безупречный“ посвящается»).
См. также
Напишите отзыв о статье "Ташкент (лидер эскадренных миноносцев)"
Комментарии
- ↑ Корабельная парогазовая торпеда «53 — 38У», год принятия на вооружение — 1939; 533-мм; Длина — 7,4 м; Общий вес — 1725 кг; Вес взрывчатого вещества — 400 кг
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 Качур П. И. «Гончие псы» Красного флота. «Ташкент», «Баку», «Ленинград». — М.: Яуза, Коллекция, Эксмо, 2008. — С. 30. — ISBN 978-5-699-31614-4.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Качур П. И. «Гончие псы» Красного флота. «Ташкент», «Баку», «Ленинград». — М.: Яуза, Коллекция, Эксмо, 2008. — С. 14. — ISBN 978-5-699-31614-4. Ошибка в сносках?: Неверный тег
<ref>: название «multiplate1» определено несколько раз для различного содержимого - ↑ 1 2 3 4 5 Айзенберг Б. А., Костриченко В. В. Лидер Чёрного моря. Приложение к военно-морскому историческому обозрению «Фарватер». — Харьков, 1998. — С. 17. — ISBN не указан. Ошибка в сносках?: Неверный тег
<ref>: название «multiplate9» определено несколько раз для различного содержимого - ↑ Литера «И» означала «итальянский»
- ↑ 1 2 3 4 Качур П. И. «Гончие псы» Красного флота. «Ташкент», «Баку», «Ленинград». — М.: Яуза, Коллекция, Эксмо, 2008. — С. 15. — ISBN 978-5-699-31614-4.
- ↑ Главморпром НКТП «Судопроект» — центральное конструкторское бюро по проектированию транспортных судов
- ↑ 1 2 3 4 Качур П. И. «Гончие псы» Красного флота. «Ташкент», «Баку», «Ленинград». — М.: Яуза, Коллекция, Эксмо, 2008. — С. 27. — ISBN 978-5-699-31614-4.
- ↑ 1 2 3 Айзенберг Б. А., Костриченко В. В. Лидер Чёрного моря. Приложение к военно-морскому историческому обозрению «Фарватер». — Харьков, 1998. — С. 20. — ISBN не указан. Ошибка в сносках?: Неверный тег
<ref>: название «multiplate10» определено несколько раз для различного содержимого - ↑ 1 2 3 Айзенберг Б. А., Костриченко В. В. Лидер Чёрного моря. Приложение к военно-морскому историческому обозрению «Фарватер». — Харьков, 1998. — С. 21. — ISBN не указан. Ошибка в сносках?: Неверный тег
<ref>: название «multiplate11» определено несколько раз для различного содержимого - ↑ Литинский Д. Ю. Суперэсминцы советского флота. — СПб.: Специальный выпуск альманаха «Тайфун», 1998. — С. 11. — 72 с.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Качур П. И. «Гончие псы» Красного флота. «Ташкент», «Баку», «Ленинград». — М.: Яуза, Коллекция, Эксмо, 2008. — С. 29. — ISBN 978-5-699-31614-4.
- ↑ Айзенберг Б. А., Костриченко В. В. Лидер Чёрного моря. Приложение к военно-морскому историческому обозрению «Фарватер». — Харьков, 1998. — С. 22. — ISBN не указан.
- ↑ Первоначально артиллерийское вооружение лидера было нештатным из-за неготовности запланированных 3 130-мм двухорудийных башен Б-2-ЛМ. В качестве временной замены лидер получил 3 одноорудийные установки Б-13 (калибром 130 мм).
- ↑ 1 2 Айзенберг Б. А., Костриченко В. В. Лидер Чёрного моря. Приложение к военно-морскому историческому обозрению «Фарватер». — Харьков, 1998. — С. 26-27. — ISBN не указан.
- ↑ Качур П. И. «Гончие псы» Красного флота. «Ташкент», «Баку», «Ленинград». — М.: Яуза, Коллекция, Эксмо, 2008. — С. 45, 46. — ISBN 978-5-699-31614-4.
- ↑ 1 2 3 4 5 Качур П. И. «Гончие псы» Красного флота. «Ташкент», «Баку», «Ленинград». — М.: Яуза, Коллекция, Эксмо, 2008. — С. 46. — ISBN 978-5-699-31614-4.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Качур П. И. «Гончие псы» Красного флота. «Ташкент», «Баку», «Ленинград». — М.: Яуза, Коллекция, Эксмо, 2008. — С. 95. — ISBN 978-5-699-31614-4.
- ↑ Качур П. И. «Гончие псы» Красного флота. «Ташкент», «Баку», «Ленинград». — М.: Яуза, Коллекция, Эксмо, 2008. — С. 100. — ISBN 978-5-699-31614-4.
- ↑ Качур П. И. «Гончие псы» Красного флота. «Ташкент», «Баку», «Ленинград». — М.: Яуза, Коллекция, Эксмо, 2008. — С. 44, 45. — ISBN 978-5-699-31614-4.
- ↑ Качур П. И. «Гончие псы» Красного флота. «Ташкент», «Баку», «Ленинград». — М.: Яуза, Коллекция, Эксмо, 2008. — С. 37. — ISBN 978-5-699-31614-4.
- ↑ Качур П. И. «Гончие псы» Красного флота. «Ташкент», «Баку», «Ленинград». — М.: Яуза, Коллекция, Эксмо, 2008. — С. 38. — ISBN 978-5-699-31614-4.
- ↑ Качур П. И. «Гончие псы» Красного флота. «Ташкент», «Баку», «Ленинград». — М.: Яуза, Коллекция, Эксмо, 2008. — С. 43, 46. — ISBN 978-5-699-31614-4.
- ↑ Айзенберг Б. А., Костриченко В. В. Лидер Чёрного моря. Приложение к военно-морскому историческому обозрению «Фарватер». — Харьков, 1998. — С. 29. — ISBN не указан.
- ↑ Эти установки являлись опытными образцами: от серийных они отличались отсутствием дальномеров.
- ↑ 1 2 3 4 5 Айзенберг Б. А., Костриченко В. В. Лидер Чёрного моря. Приложение к военно-морскому историческому обозрению «Фарватер». — Харьков, 1998. — С. 30. — ISBN не указан.
- ↑ Качур П. И. «Гончие псы» Красного флота. «Ташкент», «Баку», «Ленинград». — М.: Яуза, Коллекция, Эксмо, 2008. — С. 97. — ISBN 978-5-699-31614-4.
- ↑ 1 2 3 4 Айзенберг Б. А., Костриченко В. В. Лидер Чёрного моря. Приложение к военно-морскому историческому обозрению «Фарватер». — Харьков, 1998. — С. 33. — ISBN не указан.
- ↑ Conway’s All the World’s Fighting Ships, 1922—1946. — P. 297.
- ↑ Conway’s All the World’s Fighting Ships, 1922—1946. — P. 390.
- ↑ «На берегах и в море. Повести. Рассказы. Записки». М. Советский писатель 1981 г. 592 с. — ISBN не указан.
Литература
- Айзенберг Б. А., Костриченко В. В. Лидер Чёрного моря. Приложение к военно-морскому историческому обозрению «Фарватер». — Харьков, 1998. — 79 с.
- Ванеев Г. И. Севастополь, 1941-1942. Хроника героической обороны. — Киев: Украина, 1995. — Т. 1. — 234-251 с. — ISBN 5-319-01359-0.
- Ванеев Г. И. Севастополь, 1941-1942. Хроника героической обороны. — Киев: Украина, 1995. — Т. 2. — 285 с. — ISBN 5-319-01374-4.
- Ерошенко, В. Н. [militera.lib.ru/memo/russian/eroshenko/index.html Лидер «Ташкент»]. — М.: Воениздат, 1966.
- Качур П. И. «Гончие псы» Красного флота. «Ташкент», «Баку», «Ленинград». — М.: Яуза, Коллекция, Эксмо, 2008. — 144 с. — ISBN 978-5-699-31614-4.
- Муру Н. П. Гибель и подъём лидера «Ташкент» // Гангут : журнал. — СПб., 2006. — Вып. 37. — С. 98-105.
Ссылки
- [flot.sevastopol.info/ship/lider/tashkent.htm Черноморский Флот (информационный ресурс)]
- [mkmagazin.almanacwhf.ru/ships/tashkent.htm «Ташкент» в боях и походах]
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Ташкент (лидер эскадренных миноносцев)
Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.
Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.
– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.
После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..
Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.
24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
