Таш-Кумыр
Город
Показать/скрыть карты
|
Таш-Кумыр (кирг. Ташкөмүр) — город областного подчинения в Джалал-Абадской области Киргизии.
Содержание
Население
По данным переписи населения Киргизии 2009 года численность населения города составила 34 756 жителей, в том числе киргизы — 30 530 человек (87,8 %), узбеки — 2635 человек (7,6 %), русские — 680 человек (1,9 %), татары — 542 человека (1,6 %)[1].
В настоящее время в состав города входят поселки Шамалды-Сай, Кызылжар и село Тендик.
В 1999 году киргизы составляли 65 %, русские — 12 %, узбеки — 8 %, казахи — 1 %, татары — 7 %, таджики — 0,5 %, украинцы — 1 %, других национальностей — 5 %.
География
Город расположен в северо-восточной части Ферганской долины, с северо-западной стороны граничит с Аксыйским районом, с северо-восточной с городом Кара-Куль, а с восточной с Ноокенским районом. Территория города составляет 48,3 кв. км, и находится на высоте 585 м над уровнем моря. В летнее время средняя температура воздуха доходит до +40 °C, а в зимнее до −15 °C, скорость ветра — 6—8 м/с. Город расположен на правом берегу реки Нарын (бассейн реки Сырдарья), вблизи автотрассы Бишкек — Ош. Расстояние до города Бишкек 450 км, а до города Джалал-Абад 129 км. Соединён ж.-д. веткой (33 км) со станцией Уч-Курган (узб. Учқўрғон) (на линии Андижан — Наманган).
История
Первые поселения на нынешнем месторасположении города Таш-Кумыр возникли ещё в дореволюционный период с началом открытия угольных месторождений. Развитие добычи угля началось с 1930-х годов после строительства железной дороги Таш-Кумыр — Андижан. В 1933 году основано шахтоуправление.
В 1930 году, когда в этом регионе открылся угольный бассейн, обосновалось маленькое шахтерское селение, которое в 1943 году переросло в город.
В 1989 году был введен в эксплуатацию Завод полупроводниковых материалов, предназначенный для производства трихлорсилана, тетрахлорида кремния поликристаллического кремния и синтетических кварцевых тиглей.
Напишите отзыв о статье "Таш-Кумыр"
Примечания
Ссылки
- [www.citykr.kg/tashkymir.php На сайте Ассоциации городов Кыргызской Республики].
| ||||||||||
Отрывок, характеризующий Таш-Кумыр
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.
