Тбилисские события (1989)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

«Тбили́сские собы́тия» или Трагедия 9 апреля (груз. 9 აპრილის ტრაგედია) — спецоперация по разгону оппозиционного митинга у Дома правительства Грузинской ССР в Тбилиси, осуществленная в ночь на 9 апреля 1989 года силами внутренних войск и Советской Армии, повлёкшая человеческие жертвы.





Предпосылки

Тбилисские события произошли в период Перестройки на фоне грузино-абхазского конфликта. 18 марта 1989 года в селе Лыхны состоялся 30-тысячный абхазский сход, который выдвинул предложение о выходе Абхазской АССР из состава Грузинской ССР и восстановлении её в статусе союзной республики[1], что вызвало возмущение среди грузин. Реакция на лыхненский сход выразилась в несанкционированных митингах, организованных «неформальными движениями». 25 марта состоялся 12-тысячный митинг в Гали, 1 апреля в Леселидзе; митинги прошли также в Сухуми и в городах Грузии[1].

4 апреля под руководством лидеров грузинского национального движения во главе с Звиадом Гамсахурдиа, Мерабом Костава, Ираклием Церетели и Георгием Чантурия в Тбилиси начался бессрочный митинг[2]. В ходе подготовки к митингу был создан так называемый «Легион грузинских соколов» и отряды из бывших воинов-«афганцев», спортсменов и физически крепких мужчин, которые вооружились металлическими прутьями, цепями, камнями и другими подручными средствами. Был организован сбор денег для приобретения огнестрельного оружия[3]. 6 апреля на площади появились лозунги: «Долой коммунистический режим!», «Долой русский империализм!», «СССР — тюрьма народов!», «Долой Советскую власть!»[2]. На следующий день в 20 часов 35 минут 7 апреля в ЦК КПСС за подписью первого секретаря ЦК Компартии Грузинской ССР Джумбера Патиашвили была направлена телеграмма, подготовленная вторым секретарём республиканского ЦК Борисом Никольским, с просьбой направить в Тбилиси дополнительные силы МВД и Минобороны[2]. Вечером совещание, созванное по инициативе В. М. Чебрикова и проходившее под председательством Е. К. Лигачёва, рекомендовало руководству Грузинской ССР обратиться к населению республики с разъяснением своей позиции, а для пресечения массовых беспорядков перебросить в Тбилиси воинские части (в том числе из Армении)[4]. Поздно вечером в аэропорту «Внуково» состоялся разговор с вернувшимся из зарубежной поездки Михаилом Горбачёвым о том, что происходит в Тбилиси. Он принял решение направить в Тбилиси чрезвычайных эмиссаров Центра — члена политбюро Эдуарда Шеварднадзе и секретаря ЦК Георгия Разумовского[2]. В интервью Радио Свобода бывший член Политбюро ЦК КПСС, соратник Михаила Горбачева, Вадим Медведев рассказал следующее:

Первый секретарь ЦК Компартии Грузии Джумбер Патиашвили заверял, что ситуация в Тбилиси сложная, но он с ней справится. В начале апреля мы, члены Политбюро, несколько раз собирались, чтобы обсудить ситуацию. Михаил Горбачёв, напомню, был тогда в отъезде. Некоторые участники этих обсуждений предлагали вызвать руководителей Грузии и Абхазии в Москву и провести с ними дискуссию, чтобы снять накопившиеся вопросы. Но большинство из тех, кто собирались, пришли к выводу: этого делать не стоит, пусть грузинское руководство с абхазским руководством разбираются сами.

В какой-то момент стало ясно, что митингующие от абхазского вопроса перешли к общим проблемам, связанным с национальным самоопределением Грузии. В Тбилиси, как сообщали нам, фиксировались антиобщественные и даже хулиганские проявления. В связи с этим было решено взять под охрану основные государственные объекты. Но на площади, где происходил митинг, никаких воинских частей, подразделений не появлялось[5].

Начиная с 0:00 8 апреля в Тбилиси были переброшены 4-й мотострелковый полк дивизии Дзержинского (650 человек), находившийся в тот момент на ликвидации последствий землетрясения в Спитаке, 345-й полк ВДВ из Кировабада (440 человек), бойцы Пермского и Воронежского ОМОНов (160 человек) и 450 курсантов Горьковской высшей школы МВД СССР[2]. Кроме того, к участию в спецоперации был привлечен 8-й мотострелковый полк, дислоцированный в Тбилиси (650 человек). По свидетельству минимум одного из участников событий, ОМОН в разгоне демонстрации не участвовал, так как местные водители отказались доставить автобусы с омоновцами к месту событий, а сами они этого не сделали[6]. Грузинская милиция в разгоне митинга не участвовала, а наоборот, пыталась защитить его участников и вывести их из опасного места[2].

8 апреля частью митингующих были предприняты действия по захвату техники для блокирования улиц и нападения на сотрудников милиции и военнослужащих, в результате чего были избиты 7 военнослужащих и 5 милиционеров. Была также предпринята попытка захвата Руставского металлургического завода, пресечённая охраной комбината[3]. По официальной версии, решение разогнать митинг было принято 8 апреля на совещании грузинских партийных руководителей и силовиков при участии командующего Закавказским военным округом Игоря Родионова и прилетевшего из Москвы заместителя министра обороны Константина Кочетова, а вечером того же дня председатель Совета Министров Грузинской ССР Зураб Чхеидзе издал предписание республиканскому МВД «с привлечением военнослужащих внутренних войск и Советской Армии принять меры по удалению митингующих с территории, прилегающей к Дому правительства»[2].

В связи с прибытием по просьбе руководства республики в Тбилиси внутренних войск МВД СССР для поддержания общественного порядка Гамсахурдия, Костава, Церетели отложили выезд отрядов боевиков в Сухуми «для решения абхазского вопроса». Они выехали туда после 9 апреля, где в результате спровоцированных межнациональных конфликтов было убито 25, ранено 665 человек и похищено 4900 единиц огнестрельного оружия[7].

По утверждению генерала Родионова, если бы не разгон митинга силами армии, националистами "начался бы штурм здания" ЦК Компартии Грузии, которое уже было подготовлено к обороне и потому "Страшно подумать, сколько бы тогда было убитых и раненых"[8].

События 9 апреля

В ночь с 8 на 9 апреля митинг был оцеплён войсками и милицией. К ночи на митинг собралось около 10 тысяч человек. Митингующие построили на прилегающих улицах баррикады, используя для этого 29 грузовиков и троллейбусов[2]. В 2 часа 50 минут к митингующим через мегафон обратился начальник УВД города Тбилиси Гвенцадзе с призывом разойтись, затем в 3:45 минут с аналогичным призывом обратился католикос-патриарх всея Грузии Илия II[9]. В 4 часа утра 9 апреля генерал Игорь Родионов приказал начать вытеснение митингующих с площади[9]. По данным комиссии Собчака вытеснение началось в 04:05 и завершилось в 04:21[2]. Митингующие начали покидать площадь, но почти все выходы с площади были перекрыты автотранспортом, то есть пути эвакуации были резко ограничены, в результате чего возникла паника и массовая давка[9].

Против участников митинга солдатами были применены 73-сантиметровые резиновые палки, использовались слезоточивый газ «черёмуха» (факт применения отравляющих веществ власти официально признали только 13 апреля)[2], малые пехотные лопатки и в одном случае (по заключению судебно-медицинской экспертизы) огнестрельное оружие[2][9]. Как было установлено в ходе расследования, исполнявший обязанности командира 4-го мотострелкового полка подполковник Бакланов А.М. самостоятельно разрешил подчинённым использовать четыре гранаты с более сильным газом «Си-эс»[2]. В свою очередь, по мере возрастания сопротивления участники митинга использовали против «сил вытеснения» подручные предметы[9]. 64 участника митинга заявили, что пострадали в ходе возникшей давки не от действий военнослужащих, а от брошенных в толпу неустановленными лицами предметов и иным способом[10].

В ходе вытеснения демонстрантов 16 участников митинга погибли на месте происшествия, а трое вскоре скончались в больнице. Как установила судебно-медицинская комиссия, причиной смерти всех, кроме одного, погибших являлась асфиксия в результате сдавливания грудной клетки в толпе[10]. По мнению медиков, удушья от сдавливания грудной клетки во многих случаях усугубились воздействием отравляющих газов[2]. Во время операции по вытеснению и в течение нескольких часов после неё в больницы Тбилиси поступил 251 человек, 183 из которых были госпитализированы[9]. По данным следственной комиссии Верховного Совета Грузинской ССР, в течение месяца за медицинской помощью обратились 4035 человек[2].

Последствия

Для расследования произошедшего была сформирована комиссия Съезда народных депутатов СССР во главе с Анатолием Собчаком. Комиссия восстановила картину случившегося, но установить, кто дал приказ военным разогнать митинг, не удалось, так как никаких документов не было. Медицинская экспертиза установила наличие колотых и резаных ранений и признаки отравления сильнодействующими химическими веществами[11]. Грузины обвинили в произошедшем Советскую армию и проводили в следующие месяцы марши протеста[12]. Представители военных отрицали применение отравляющих веществ и использование сапёрных лопаток против митингующих[11]. Комиссия пришла к выводу об избыточном применении военными силы против демонстрантов. В заключении комиссии записано:

Комиссия констатирует наличие серьёзных просчётов и нарушений закона в ходе подготовки и осуществления мероприятий по пресечению митинга у Дома правительства в г. Тбилиси в ночь на 9 апреля, допущенных как общесоюзными, так и республиканскими органами[11].

Руководство СССР в Москве утверждало, что демонстранты напали первыми и солдаты только оборонялись. На первом Съезде народных депутатов (май-июнь 1989 года) Михаил Горбачёв отказался взять на себя ответственность за развитие событий во время разгона демонстрации и возложил всю вину за жертвы на армию.

С трагических событий 9 апреля начался процесс консолидации грузинского общества вокруг идей национальной независимости, восстановления грузинской государственности. Уже на следующий день после разгона митинга в знак протеста против разгона город Тбилиси и остальная Грузия начали забастовку, был объявлен национальный 40-дневный траур. Жители города начали в массовом количестве возлагать цветы на место гибели демонстрантов. В Грузии было объявлено чрезвычайное положение, но демонстрации протеста продолжались.

Правительство Грузинской ССР было вынуждено подать в отставку. Против Звиада Гамсахурдиа, Мераба Костава, Церетели и Георгия Чантурия прокуратура Грузии возбудила уголовное дело, однако 5 февраля 1990 года оно было прекращено «ввиду изменения обстановки»[2].

В память о трагических событиях 9 апреля 1989 года в Тбилиси отмечается День национального единства, гражданского согласия и памяти погибших за родину в Грузии.

См. также

Память

Напишите отзыв о статье "Тбилисские события (1989)"

Примечания

  1. 1 2 АЛЕКСЕЙ ЗВЕРЕВ. [poli.vub.ac.be/publi/ContBorders/rus/ch0103.htm Этнические конфликты на Кавказе, 1988—1994 г.] (рус.), VUB University Press.
  2. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 Артем Кречетников. [news.bbc.co.uk/hi/russian/russia/newsid_7977000/7977116.stm Тбилиси-89: "Ночь саперных лопаток"] (рус.), Русская служба Би-би-си (07 апреля 2009 г.).
  3. 1 2 [www.warandpeace.ru/ru/analysis/view/16942/ Информационное письмо] Генерального прокурора СССР Н. С. Трубина «[v-alksnis2.livejournal.com/76091.html О результатах расследованиях тбилисских событий 9 апреля 1989 г.]»
  4. Лигачев Е. К. Кто предал СССР? М., Эксмо, 2010
  5. Людмила Телень. [www.svobodanews.ru/content/article/1605563.html За кровь надо отвечать] (рус.), Радио Свобода (09.04.2009).
  6. [rv3doz.narod.ru/rustaveli.html Кошмар на проспекте Руставели.] Воспоминания участника событий. 13.03.2007 г.
  7. Михаил Жирохов. Семена распада: войны и конфликты на территории бывшего СССР / Под ред. Е. Кондуковой. — СПб.: БХВ-Петербург, 2012. — С. 316. — 688 с. — ISBN 978-5-9775-0817-9.
  8. [www.svetloyar.ru/index.php?id=000064 ИГОРЬ РОДИОНОВ: “ПРИ ЕЛЬЦИНЕ СТРАНОЙ УПРАВЛЯЛИ ИЗ АМЕРИКИ”]
  9. 1 2 3 4 5 6 [www.rian.ru/politics/20090409/167605226.html Подавление митинга в Тбилиси 9 апреля 1989 года. Справка] (рус.), РИА Новости (09/04/2009).
  10. 1 2 Информационное письмо Генерального прокурора СССР о результатах расследования тбилисских событий 9 апреля 1989 г.
  11. 1 2 3 [sobchak.org/rus/docs/zakluchenie.htm Заключение Комиссии Съезда народных депутатов СССР по расследованию событий, имевших место в г. Тбилиси 9 апреля 1989 года.]
  12. Historical Dictionary of Georgia. P. 612.

Ссылки

  • [sobchak.org/rus/docs/zakluchenie.htm Заключение Комиссии Съезда народных депутатов СССР по расследованию событий, имевших место в г. Тбилиси 9 апреля 1989 года.]
  • [www.warandpeace.ru/ru/analysis/view/16942/ О результатах расследованиях тбилисских событий 9 апреля 1989 г.] Генеральный прокурор СССР Н. С. Трубин.
  • [www.regnum.ru/news/620516.html В Грузии отмечают 17-летие трагических событий в Тбилиси: перед посольством РФ вновь прошла «RE: АКЦИЯ»]
  • [rv3doz.narod.ru/rustaveli.html Кошмар на проспекте Руставели.] Воспоминания участника событий. 13.03.2007 г.

Видео

  • [news.bbc.co.uk/2/hi/europe/7986282.stm Статья и видеорепортаж ВВС о событиях в Тбилиси 89 года]

Отрывок, характеризующий Тбилисские события (1989)

– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.



Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.