Тбилисский русский драматический театр имени А. С. Грибоедова

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Тбилисский Государственный академический русский драматический театр имени А. С. Грибоедова
груз. ა. ს. გრიბოედოევის სახელობის თბილისის რუსული დრამატული თეატრი

Малый зал театра
Основан

1932

Награды

Координаты

41°41′39″ с. ш. 44°47′59″ в. д. / 41.694361° с. ш. 44.799833° в. д. / 41.694361; 44.799833 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=41.694361&mlon=44.799833&zoom=17 (O)] (Я)

Руководство
Главный режиссёр

Автандил Варсимашвили[1][2]

Ссылки

[www.griboedovtheatre.ge/ boedovtheatre.ge]

Тбилисский русский драматический театр имени А. С. Грибоедова на Викискладе

К:Театры, основанные в 1932 году

Тбилисский Государственный академический русский драматический театр имени А. С. Грибоедова (груз. ა. ს. გრიბოედოევის სახელობის თბილისის რუსული დრამატული თეატრი) — драматический театр в Грузии, расположен в Тбилиси[3] на проспекте Руставели.





История театра

Русский театр в Грузии берет свои истоки в начале XIX века. В Тбилиси ставились русские любительские спектакли, в 1830-х годах в репертуаре самодеятельных кружков появляется комедия А. С. Грибоедова «Горе от ума». 20 сентября 1845 года в Тбилиси при наместнике, графе М. С. Воронцове, открылся первый сезон первого русского театра. До 20 сентября 1846 года было сыграно 104 спектакля. Ко второму сезону из Москвы и Санкт-Петербурга были приглашены актеры, в подборе которых принимал участие М. Щепкин. Труппу возглавил А. Яблочкин (отец народной артистки СССР А. Яблочкиной). Сезон открылся спектаклем «Горе от ума». 10 апреля 1858 года, с прибытием нового наместника, генерала Муравьева, русская драматическая труппа вместе с грузинской, оперной и балетной, была рассчитана и уволена — как не отвечающая замыслам царского правительства. В 1850—1860-х годах в Тбилиси активно работают русские антрепризы. В 1866 году, в результате настойчивых требований общественности и прессы, Русский драматический театр возобновил свою работу. В 1887 году в доме известного предпринимателя и мецената Исая Питоева был создан театр со зрительным залом на 300 мест — так появилось «Тифлисское артистическое общество».

В 1898 году началось строительство театра «Артистического общества». И. Питоев пригласил для реализации этой цели известного архитектора А. Шимкевича. Стиль — позднее барокко. Зал был рассчитан на 810 мест. Для выполнения лепных работ на фасаде и внутри здания были приглашены лучшие итальянские мастера. Мебель, зеркала, ковры, светильники и прочие детали интерьера были привезены из Европы и выполнены в единственном экземпляре. 8 февраля 1901 года в театре «Артистического общества» постановкой «Горя от ума» открылся первый сезон. В 1902 г. в здании театра развернуло свою деятельность Армянское артистическое общество. С 1921 г. — это Тбилисский государственный академический театр им. Шота Руставели.

В конце XIX — начале XX века на тбилисской сцене работают В. Немирович-Данченко, М. Ермолова, М. Савина, А. Яблочкина, В. Комиссаржевская, А. Сумбаташвили-Южин, В. Давыдов, К. Варламов, М. Петипа, братья Адельгейм… В 1904—1906 гг. театральный сезон в Тбилиси вело «Товарищество новой драмы» Всеволода Мейерхольда.

В 1915 году создана русская труппа — «Товарищество артистов Российского театрального общества» (ТАРТО) во главе с режиссёром А. Тугановым, переименованный в 1921 году в Русский академический театр.

В эти годы в Тбилиси начинают работать: театр «ПОАРМ XI» под руководством А. Покровского (труппа прибыла в Тбилиси вместе с 11-я армией); «Первый советский театр» под руководством Н. Шестова; Новый театр под руководством К. Марджанишвили; театр «Сатирагит», затем переименованный в «Революционно-художественный театр»; Красный театр Пролеткульта Грузии; «Малый театр»; Тбилисский театр юного зрителя; «Камерный театр» и др.

В 1926 году под руководством В. Пессимиста был создан Тифлисский рабочий театр (ТРТ), просуществовавший до 1930 года. Назревал вопрос о создании в Тбилиси постоянного государственного русского драматического театра.

В сентябре 1932 года выходит постановление Народного комиссариата просвещения Грузии о создании Тбилисского государственного русского драматического театра (ТГРТ). Труппа была сформирована из коллектива Тбилисского Дома Красной Армии и пополнилась артистами из различных городов СССР. (За отсутствием помещения первый сезон ТГРТ работал в здании бывшего Тбилисского Дома Красной Армии.

Для постановки первого спектакля был приглашен руководитель Второго грузинского театра, великий театральный реформатор Котэ Марджанишвили. 3 ноября 1932 года ТГРТ открыл первый сезон пьесой М. Горького «На дне». Вторым крупным событием стала постановка пьесы Н. Погодина «Мой друга» выдающегося московского режиссёра А. Попова. К сожалению, далее последовал ряд неудачных и разнобойных постановок. Это стало свидетельством того, что театру необходимо единое художественное руководство.

Второй сезон русский театр открыл в начале ноября 1933 года. Театр переехал в новое помещение, труппа пополнилась новыми актерами и режиссёрами. Новый директор и художественный руководитель Константин Шах-Азизов, один из основателей Тбилисского русского театра юного зрителя, все свои усилия направил на то, чтобы поднять художественный уровень ТГРТ. Второй сезон оказался по-настоящему плодотворным и определил творческое лицо русского театра. Главный итог двух первых сезонов заключался в том, что в Грузии сформировался постоянный русский театр, сменивший сезонные русские театральные коллективы. В октябре 1934 года Тбилисскому государственному русскому драматическому театру присвоено имя А. С. Грибоедова. В ответ коллектив 12 декабря 1935 года открыл сезон спектаклем «Горя от ума» в постановке А. Рубина с участием В. Брагина (Чацкий), И. Осипова (Фамусов), К. Добжинского (Скалозуб), Е. Сатиной (Хлестова).

Коллектив театра

В театре имени Грибоедова работали режиссёры А. Ридаль, А. Рубин, В. Карпов, А. Смеянов, А. Августов, художники В. Иванов, Б. Локтин, В. Роберг, И. Штенберг, Е. Донцова. Сложился яркий актерский коллектив: Л. Врублевская, Б. Белецкая, Е. Евстратова, O. Кутырева, Н. Мартынова, Е. Сатина, А. Семенова, Н. Шелехова, М. Белоусов, В. Брагин, К. Гардин, П. Донецкий, А. Липницкий, К. Мюфке, И. Осипов, А. Смиранин, Я. Максимова и др. Позднее в театр пришли Н. Бурмистрова, Т. Белоусова, П. Луспекаев, Д. Славин, И. Русинов, М. Пясецкий, Ю. Шевчук, В. Захарова, А. Гомиашвили, И. Злобин, А. Шенгелая, В. Семина, А. Левин, М. Иоффе, Б. Казинец, Л. Крылова, Д. Сихарулидзе, Э. Кухалеишвили. Е. Байковский, Е. Киласонидзе, C. Головина, З. Григорян и др.

Яркий след в истории театра оставили выдающиеся режиссёры — Александр Такаишвили, Дмитрий (Додо) Алексидзе, Леонид Варпаховский, Медея Кучухидзе, Серго Челидзе, Котэ Сурмава, Гига Лордкипанидзе, Георгий Товстоногов, Петр Фоменко, Гизо Жордания, Гоги Кавтарадзе и др.

Четырём из великих посвящены мемориальные доски в Большом фойе Грибоедовского театра — это Всеволод Мейерхольд, Котэ Марджанишвили, Петр Фоменко и Александр Товстоногов.

Постановки разных лет

5 марта 1939 года представил свою дипломную работу — спектакль «Дети Ванюшина» С. А. Найдёнова — выпускник ГИТИСа Георгий Товстоногов (А всего Георгий Александрович поставил в театре имени А. С. Грибоедова тринадцать спектаклей!). Ученик Товстоногова, Михаил Туманишвили поставил в театре им. Грибоедова пьесу А. Миллера «Вид с моста». Свою первую работу — спектакль «Сокровище» Дж. Пристли — на сцене Грибоедовского осуществил Роберт Стуруа, ученик Туманишвили.

Среди лучших постановок разных лет — «Дети Ванюшина» С. Найденова (Г. Товстоногов, 1939), «Великий Моурави» И. Вакели (А. Рубин, 1941), «Глубокие корни» Д, Гоу и А. де Юссо (Д. Алексидзе, 1947), «Последние» М. Горького (Г. Гвиниашвили, 1950), «Горе от ума» А. Грибоедова (А. Такаишвили, 1954), «Иркутская история» А. Арбузова (А. Випман, 1960), «Двое на качелях» У. Гибсона (А. Чхартишвили, 1962), «Требуется лжец» Д. Псафаса (К. Сурмава, 1963), «Цезарь и Клеопатра» Б. Шоу (А. Гинзбург,1966), «Уступи место завтрашнему дню» В. Дельмара (М. Пясецкий, 1970), «Шаги Командора» В. Коростылева (Г. Лордкипанидзе, 1971), «Дорога цветов» В. Катаева (П. Фоменко, 1972), «Старший сын» А. Вампилова (А. Товстоногов, 1975), «Молодая гвардия» М. Фадеева (А. Товстоногов, 1975), «Забыть Герострата» Г. Горина (А. Товстоногов, 1975), «Жестокие игры» А. Арбузова (А. Товстоногов, 1978), «Закон вечности» Н. Думбадзе (Г. Жордания, 1981), «Дорогая Елена Сергеевна» Л. Разумовской (Г. Чакветадзе, Г. Жордания, 1982), «Час пик» Е. Ставинского (Г. Жордания, 1983), «Сестры» Л. Разумовской (Г. Чакветадзе, Г. Жордания, 1985), «Улица Шолом-Алейхема, 40» А. Ставицкого (Л. Джаши, 1986), «Вишневый сад» А. Чехова (Г. Кавтарадзе, 1992), «Распутин» М. Лашер (Г. Кавтарадзе, 1993), «Анна Каренина» Л. Толстого (Г. Кавтарадзе, 1998).

Сегодняшний день театра

Сегодня художественное руководство театром осуществляет Автандил Варсимашвили, лауреат Государственной премии Грузии, премии им. К. Марджанишвили, кавалер Ордена Дружбы (Россия), Ордена Чести (Грузия). Репертуарная политика театра направлена на популяризацию классической русской драматургии — в театре объявлены «Сезоны русской классики». В 2013 году театр им. Грибоедова получил премию «Звезда Театрала» в номинации «Лучший русский театр за рубежом» и Гран-при XI Международного театрального форума «Золотой Витязь» за спектакль А. Варсимашвили «Холстомер. История лошади» по мотивам повести Л. Толстого. Среди спектаклей последних лет значительный общественный резонанс вызвали: «Тереза Ракен» Э. Золя (А. Варсимашвили, 1999), «Russian блюз» (А. Варсимашвили, 2001), «Кроткая» Ф. Достоевского (А. Варсимашвили, 2004), «Ханума» А. Цагарели (А. Варсимашвили, 2005), «Мастер и Маргарита» М. Булгакова (А. Варсимашвили, 2006), «Достоевский.ru» (А. Енукидзе, 2009), «Гетто» Дж. Собола (А. Варсимашвили, 2010), «Убить мужчину» Э. Радзинского (Г. Маргвелашвили, 2010), «Женитьба» Н. Гоголя (А. Варсимашвили, 2011), «Старший сын» А. Вампилова (Г. Маргвелашвили, 2014), «Нахлебник» И. Тургенева (Н. Лордкипанидзе, 2014), «Вишневый сад» (А. Енукидзе, 2015). Театр активно гастролирует и успешно участвует в международных театральных фестивалях ближнего и дальнего зарубежья, который год лидируя среди театров Грузии по количеству гастрольных поездок.

Современная труппа театра

Художественный руководитель театра — Автандил Варсимашвили

Директор театра — Николай Свентицкий

Режиссёры :

Варсимашвили Автандил Эдуардович

Андро Енукидзе

Георгий Маргвелашвили

Вахтанг Николава

Актрисы

Людмила Ивановна Артемова-Мгебришвили

Воробьева Инна Егоровна

Воронюк Наталья Николаевна

Дарчиашвили Нана Георгиевна

Гарматюк Анастасия Владимировна

Гачечиладзе-Мгебришвили Нино

Калатозишвили Нина Георгиевна

Квижинадзе Ирина Владимировна

Кения Карина Рафаэловна

Кикачеишвили Нино Сулхановна

Кития Мария Георгиевна

Ломджария Софья Олеговна

Мамонтова-Цхадая Алла Михайловна

Мегвинетухуцеси Ирина Гивиевна

Мумладзе Медея Петровна

Николава-Арутюнян Анна Айковна

Нинидзе Нина Карленовна

Шенгелая Ариадна Всеволодовна

Актёры

Амбросов Михаил Яковлевич

Арджеванидзе Михаил Вольфганович

Бараташвили Арчил Гивиевич

Габашвили Василий Игоревич

Гургенидзе Лаша (Лери) Михайлович

Зангури Георгий Гелаевич

Кублашвили Аполлон Александрович

Курасбедиани Иванэ Александрович

Кусикашвили Мераб Кобаевич

Мерабишвили Дмитрий Леванович

Мчедлишвили Олег Михайлович

Натенадзе Станислав Павлович

Пилиев Христофор Лаврентьевич

Спорышев Дмитрий Владимирович

Харютченко Валерий Дмитриевич

Черкезишвили Гурам Георгиевич

Чипашвили Зураб Давыдович

Туркиашвили Георгий Семенович

Современный репертуар

Напишите отзыв о статье "Тбилисский русский драматический театр имени А. С. Грибоедова"

Примечания

  1. [www.theatre.ru/news/2005/10/17/ Тбилисский русский театр имени Грибоедова готовит три премьеры к своему 160-летию]
  2. [www.newizv.ru/news/2008-09-15/97982/ Театр имени Грибоедова в Тбилиси активно готовится к открытию сезона]
  3. Большая советская энциклопедия. Гл. ред. А. М. Прохоров, 3-е изд. Т. 25. Струнино — Тихорецк. 1976. 600 стр., илл.; 30 л. илл. и карт.

Ссылки

  • [www.griboedovtheatre.ge Официальный сайт театра]


Отрывок, характеризующий Тбилисский русский драматический театр имени А. С. Грибоедова

С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.


31 го августа, в субботу, в доме Ростовых все казалось перевернутым вверх дном. Все двери были растворены, вся мебель вынесена или переставлена, зеркала, картины сняты. В комнатах стояли сундуки, валялось сено, оберточная бумага и веревки. Мужики и дворовые, выносившие вещи, тяжелыми шагами ходили по паркету. На дворе теснились мужицкие телеги, некоторые уже уложенные верхом и увязанные, некоторые еще пустые.
Голоса и шаги огромной дворни и приехавших с подводами мужиков звучали, перекликиваясь, на дворе и в доме. Граф с утра выехал куда то. Графиня, у которой разболелась голова от суеты и шума, лежала в новой диванной с уксусными повязками на голове. Пети не было дома (он пошел к товарищу, с которым намеревался из ополченцев перейти в действующую армию). Соня присутствовала в зале при укладке хрусталя и фарфора. Наташа сидела в своей разоренной комнате на полу, между разбросанными платьями, лентами, шарфами, и, неподвижно глядя на пол, держала в руках старое бальное платье, то самое (уже старое по моде) платье, в котором она в первый раз была на петербургском бале.
Наташе совестно было ничего не делать в доме, тогда как все были так заняты, и она несколько раз с утра еще пробовала приняться за дело; но душа ее не лежала к этому делу; а она не могла и не умела делать что нибудь не от всей души, не изо всех своих сил. Она постояла над Соней при укладке фарфора, хотела помочь, но тотчас же бросила и пошла к себе укладывать свои вещи. Сначала ее веселило то, что она раздавала свои платья и ленты горничным, но потом, когда остальные все таки надо было укладывать, ей это показалось скучным.
– Дуняша, ты уложишь, голубушка? Да? Да?
И когда Дуняша охотно обещалась ей все сделать, Наташа села на пол, взяла в руки старое бальное платье и задумалась совсем не о том, что бы должно было занимать ее теперь. Из задумчивости, в которой находилась Наташа, вывел ее говор девушек в соседней девичьей и звуки их поспешных шагов из девичьей на заднее крыльцо. Наташа встала и посмотрела в окно. На улице остановился огромный поезд раненых.
Девушки, лакеи, ключница, няня, повар, кучера, форейторы, поваренки стояли у ворот, глядя на раненых.
Наташа, накинув белый носовой платок на волосы и придерживая его обеими руками за кончики, вышла на улицу.
Бывшая ключница, старушка Мавра Кузминишна, отделилась от толпы, стоявшей у ворот, и, подойдя к телеге, на которой была рогожная кибиточка, разговаривала с лежавшим в этой телеге молодым бледным офицером. Наташа подвинулась на несколько шагов и робко остановилась, продолжая придерживать свой платок и слушая то, что говорила ключница.
– Что ж, у вас, значит, никого и нет в Москве? – говорила Мавра Кузминишна. – Вам бы покойнее где на квартире… Вот бы хоть к нам. Господа уезжают.
– Не знаю, позволят ли, – слабым голосом сказал офицер. – Вон начальник… спросите, – и он указал на толстого майора, который возвращался назад по улице по ряду телег.
Наташа испуганными глазами заглянула в лицо раненого офицера и тотчас же пошла навстречу майору.
– Можно раненым у нас в доме остановиться? – спросила она.
Майор с улыбкой приложил руку к козырьку.
– Кого вам угодно, мамзель? – сказал он, суживая глаза и улыбаясь.
Наташа спокойно повторила свой вопрос, и лицо и вся манера ее, несмотря на то, что она продолжала держать свой платок за кончики, были так серьезны, что майор перестал улыбаться и, сначала задумавшись, как бы спрашивая себя, в какой степени это можно, ответил ей утвердительно.
– О, да, отчего ж, можно, – сказал он.
Наташа слегка наклонила голову и быстрыми шагами вернулась к Мавре Кузминишне, стоявшей над офицером и с жалобным участием разговаривавшей с ним.
– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.