Тбилисский эмират
| Тбилисский эмират | ||||
| ||||
|---|---|---|---|---|
 Кавказский регион в 750 году | ||||
| Столица | Тбилиси | |||
| Религия | ислам | |||
| Форма правления | монархия | |||
| Династия | Шуабиды Шейбанидый Джафариды | |||
| Преемственность | ||||
| Грузинское царство → | ||||
Тбилисский эмират — исламское государственное образование под эгидой Арабского халифата в составе Армянского эмирата, существовавшее в Восточной Грузии с 736 по 1122 год (фактически — до 1080 года) и Западной с 735 года до середины IX века. Эмират управлялся сперва династией Шуабидов (ветвь династии Омейядов), а затем, после отступничества эмира Саака, её сменили династии Шейбанидов и Джафаридов. Столица — Тбилиси.
Тбилисского эмира назначал непосредственно халиф[1].
Образование эмирата
Образование эмирата стало следствием арабских завоеваний на Кавказе, которые начались в 645 году и 90 лет спустя привели к взятию Тбилиси (735) войсками арабского полководца Мервана из династии Омейядов, прозванного грузинами за его жестокость «глухим», ибо он был глух к народным страданиям, армяне же прозвали его «слепым», ибо он был слеп к народным слезам, арабы же прозвали его «ослом» за упрямство. Мерван был назначен наместником Кавказа, в его задачи входила исламизация всего региона, а в Тбилиси он назначил эмира, власть которого распространялась на всю Грузию, как восточную, так и западную.
Территория эмирата
Вначале тбилисскому эмиру подчинялась вся Восточная Грузия, но с рубежа VIII—IX веков территория эмирата постепенно уменьшалась. Более крепко эмиры держались в Квемо-Картли и в Шида-Картли[2].
В IX—XI веках северная граница Тбилисского эмирата простиралась до Дигомской лощины[3]. На юге тбилисскому эмиру принадлежали крепости Биртвиси, Орбети и Парцхиси. С конца IX века южная часть Квемо-Картли перешла в руки армянских Багратидов, они владели крепостью Самшвилде и югом Квемо-(Нижней) Картли, включая среднее и нижнее течение реки Кциа. На западе с эмиратом граничила Триалети[4]. Восточная граница эмирата проходила в основном по реке Куре, хотя, как видно, на её восточном берегу эмирату принадлежали Исанская долина, Авчала, город Рустави и территория до устья реки Иори[5].
Ближе к середине IX века территория эмирата сократилась до пределов Картли. Собственно мусульманским городом можно было назвать лишь Эль-Тефелис, который был перестроен по образцу других городов халифата и по населению среди городов Кавказа уступал только Дербенту. Основная же часть населения в регионах придерживалась христианской веры отцов. После успешной борьбы, начавшейся ещё в середине VIII века в Абхазии, под эгидой Византии создалось Абхазское царство, полностью независимое от арабов. В VIII веке его границы расширились по территории современной Абхазии, а в середине IX века им удалось освободить от арабов Лазику, чьё население было измотано борьбой с мусульманами. Несмотря на все попытки определить освобождение Лазики в конце (а то и в середине VIII века), реально это стало возможным лишь после полного развала халифата в начале — середине IX века. Живший на рубежах VIII и IX веков Феофан Исповедник, посещавший в начале IX века Лазику, сообщает о владычестве арабов в этом регионе. Таким образом, Лазика продержалась в составе Тифлисского эмирата (куда она и была включена) вплоть до начала — середины IX века.
В середине IX века тбилисский эмир попытался отложиться от Багдада и перестал выплачивать халифу дань. В ответ Аббасиды отправили карательную экспедицию под руководством гуляма Буги ал-Кабира (853). Тбилиси подвергся разгрому, а непокорный эмир Саак из династии Шуабидов был распят на кресте. Христианское население стало мигрировать в Абхазское царство, а территория эмирата продолжала сокращаться. В XI веке эмиру подчинялся только Тбилиси с пригородами.
После 1080 года упоминания о тбилисском эмире исчезают. По грузинским источникам, городом правил совет старейшин. В 1122 году в Тбилиси триумфально вошёл царь Давид IV Строитель, сделавший город столицей государства Багратионов. Четырёхвековой период иноземного господства в Тбилиси подошёл к концу.
Источник
- [bse.sci-lib.com/article109288.html Тбилисский эмират] в Большой советской энциклопедии
Напишите отзыв о статье "Тбилисский эмират"
Примечания
- ↑ Лордкипанидзе М. Д. Из истории Тбилисского эмирата. — Мимомхилвели, II. 1951, с. 185 (на груз. яз.).
- ↑ Джавахишвили И. А. История грузинского народа, 11, с. 91; Джанашиа С. Н. Владычество арабов в Грузии, с. 49—50, 62.
- ↑ Мусхелишвили Д. Л. Вопросы политической географии Кахети и Эрети. — СИГГ, 111, 1967, с. 75.
- ↑ Там же, с. 72, 75.
- ↑ Мусхелишвили Д. Л. Указ. соч., с. 76; он же. Основные вопросы…, гл. IV, § 4.
Отрывок, характеризующий Тбилисский эмират
– Да мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по французски. Je ne connais l dans la vie que deux maux bien reels: c'est le remord et la maladie. II n'est de bien que l'absence de ces maux. [Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол.] Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь.– А любовь к ближнему, а самопожертвование? – заговорил Пьер. – Нет, я с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не делать зла, чтоб не раскаиваться? этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял всё счастие жизни. Нет я не соглашусь с вами, да и вы не думаете того, что вы говорите.
Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.
– Вот увидишь сестру, княжну Марью. С ней вы сойдетесь, – сказал он. – Может быть, ты прав для себя, – продолжал он, помолчав немного; – но каждый живет по своему: ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь, а узнал счастие только тогда, когда стал жить для других. А я испытал противуположное. Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для них что нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других, и не почти, а совсем погубил свою жизнь. И с тех пор стал спокойнее, как живу для одного себя.
– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь спросил Пьер. – А сын, а сестра, а отец?
– Да это всё тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochаin [Ближний] это те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
И он посмотрел на Пьера насмешливо вызывающим взглядом. Он, видимо, вызывал Пьера.
– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.
– Да, ежели так поставить вопрос, то это другое дело, сказал князь Андрей. – Я строю дом, развожу сад, а ты больницы. И то, и другое может служить препровождением времени. А что справедливо, что добро – предоставь судить тому, кто всё знает, а не нам. Ну ты хочешь спорить, – прибавил он, – ну давай. – Они вышли из за стола и сели на крыльцо, заменявшее балкон.
– Ну давай спорить, – сказал князь Андрей. – Ты говоришь школы, – продолжал он, загибая палец, – поучения и так далее, то есть ты хочешь вывести его, – сказал он, указывая на мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, – из его животного состояния и дать ему нравственных потребностей, а мне кажется, что единственно возможное счастье – есть счастье животное, а ты его то хочешь лишить его. Я завидую ему, а ты хочешь его сделать мною, но не дав ему моих средств. Другое ты говоришь: облегчить его работу. А по моему, труд физический для него есть такая же необходимость, такое же условие его существования, как для меня и для тебя труд умственный. Ты не можешь не думать. Я ложусь спать в 3 м часу, мне приходят мысли, и я не могу заснуть, ворочаюсь, не сплю до утра оттого, что я думаю и не могу не думать, как он не может не пахать, не косить; иначе он пойдет в кабак, или сделается болен. Как я не перенесу его страшного физического труда, а умру через неделю, так он не перенесет моей физической праздности, он растолстеет и умрет. Третье, – что бишь еще ты сказал? – Князь Андрей загнул третий палец.
– Ах, да, больницы, лекарства. У него удар, он умирает, а ты пустил ему кровь, вылечил. Он калекой будет ходить 10 ть лет, всем в тягость. Гораздо покойнее и проще ему умереть. Другие родятся, и так их много. Ежели бы ты жалел, что у тебя лишний работник пропал – как я смотрю на него, а то ты из любви же к нему его хочешь лечить. А ему этого не нужно. Да и потом,что за воображенье, что медицина кого нибудь и когда нибудь вылечивала! Убивать так! – сказал он, злобно нахмурившись и отвернувшись от Пьера. Князь Андрей высказывал свои мысли так ясно и отчетливо, что видно было, он не раз думал об этом, и он говорил охотно и быстро, как человек, долго не говоривший. Взгляд его оживлялся тем больше, чем безнадежнее были его суждения.
