Тбилисское высшее артиллерийское командное училище
Поделись знанием:
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.
В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.
– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
| Тбилисское высшее артиллерийское командное Краснознамённое ордена Красной Звезды училище имени 26 Бакинских комиссаров | |
 Знамя ТВАККУ | |
| Годы существования |
1864 год - 1992 год |
|---|---|
| Страна | |
| Тип |
артиллерийское |
| Дислокация | |
| Знаки отличия |
|
| Командиры | |
| Известные командиры |
См. начальники. |
Тбилисское высшее артиллерийское командное Краснознамённое ордена Красной Звезды училище имени 26 Бакинских комиссаров (ТВАККУ) — военное училище, готовившее командные кадры для артиллерийских подразделений Вооружённых сил СССР.
Содержание
История[1]
- 1864 год — Училище основано наместником на Кавказе великим князем Михаилом Николаевичем. Штат юнкеров определен 50 человек. Училищный праздник — 8 ноября. Девиз: «Жизнь — Царю, сердце — даме, честь — самому себе!»
- 1865 год — Начат прием. Продолжительность обучения 2 года; к приему допускались вольноопределяющиеся и юнкера из войск. На лагерное время юнкера прикомандировывались к ближайшим войсковым частям, а по окончании курса возвращались в свои части в звании портупей-юнкеров и производились в офицеры по представлению начальства.
- 1866 год — Штат юнкеров определен 200 человек, одна рота.
- 1871 год — Штат юнкеров определен 300 человек, две роты.
- 1879 год — Открытие для училища лагерь у п. Сурам и направление юнкеров на лагерное время в войска было прекращено.
- 1901 год — Училище было переформировано; причем открыто 3 класса; общий — цель которого была дать юнкерам законченное общее образование, и первый и второй специальные, в которых военные предметы изучались по программам военных училищ. К приему допускались как вольноопределяющиеся, так и молодые люди со стороны. По окончании курса юнкера производились в подпоручики армейской пехоты.
- 1903 год — Пожаловано простое знамя обр.1900 г. Кайма светло-синяя, шитье золотое. Навершие обр.1857 г. (гвардейское). Древко чёрное. Изображен Спас Нерукотворный. Судьба знамени неизвестна.
- 1914 год — Училище посетил император Николай II.
- 1917 год — Народный комиссар по военным делам Н. И. Подвойский издал приказ по военному ведомству «О прекращении производства в офицеры». По этому же приказу закрывались все юнкерские, военные училища и школы прапорщиков, юнкера откомандировывались в запасные полки. Приказом большевиков «О демократизации армии», были отменены все звания и награды. Солдатский комитет немедленно приказал всем офицерам снять ордена и погоны и впредь именоваться «гражданами».
- 1920 год — Сформирована Восточная бригада курсантов, в состав которой входит 6-й курсантский полк г. Саратов
- 1921 год — 20-25 февраля. 6-й курсантский полк ведет бои за установление Советской власти в Грузии. 25 февраля. 6-й курсантский полк в составе 1-й Восточной бригады курсантов 11-й армии входит в столицу Грузии Тифлис и оказывает помощь трудящимся в установлении Советской власти.
- 1922 год — Участие курсов в разгроме контрреволюционного мятежа в Хевсуретии.
- 1923 год — Награждение училища почетным революционным Красным знаменем ЦИК Грузинской ССР. 22 сентября 13-е Бакинские пехотно-пулеметные командные курсы переименованы в 21-ю Бакинскую пехотную школу
- 1924 год — Участие школы в ликвидации меньшевистской контрреволюционной авантюры — попытки поднять вооруженное восстание против Советской власти в Грузии. 1 октября. Переименование 21-й Бакинской пехотной школы в Тифлисскую пехотную школу. (ТПШ).
- 1926 год — При Тифлисской пехотной школе создаются военно-политические курсы.
- 1927 год — Реорганизация Тифлисской пехотной школы в Закавказскую пехотную школу (ЗПШ).
- 1929 год — Создание артиллерийского дивизиона. Начало подготовки офицеров-артиллеристов. Опубликовано постановление ЦИК СССР о вручении Закавказской пехотной школе революционного Красного знамени. 20 ноября. Присвоение ЗПШ имени 26 Бакинских комиссаров.
- 1935 год — Преобразование Закавказской пехотной школы в Закавказскую объединенную военную школу (ЗОВШ).
- 1937 год — Преобразование Закавказской объединенной военной школы в Тбилисское военное училище имени 26 Бакинских комиссаров.
- 1938 год — Реорганизация ТВУ в Тбилисское горно-артиллерийское училище имени 26 Бакинских комиссаров.
- 1941 год — Переход на подготовку офицеров-артиллеристов для действующей армии по программе ускоренной подготовки. 18 ноября. Батарея выпускника училища С. А. Оганова повторила на Южном фронте подвиг 28 панфиловцев.
- 1942 год — Артиллерийский дивизион курсантов ТАУ в составе 34-й ОСБР участвует в битве за Кавказ по г. Орджоникидзе. Июнь 1941 — май 1945. Училище подготовило для фронта более шести тысяч командиров-артиллеристов.
- 1945 год — Награждение училища орденом Красного Знамени.
- 1956 год — Тбилисское горно-артиллерийское училище имени 26 Бакинских комиссаров преобразовано в Тбилисское Краснознаменное артиллерийское училище имени 26 Бакинских комиссаров.
- 1967 год — Награждение училища Памятным знаменем ЦК КПСС, Президиума Верховного Совета СССР и Совета Министров СССР.
- 1969 год — Училище преобразовано и стало именоваться Тбилисское высшее артиллерийское командное Краснознаменное училище имени 26 Бакинских комиссаров.
- 1970 год — Празднование 50-летия училища.
- 1971 год — Посещение училища министром обороны СССР Маршалом Советского Союза А. А. Гречко.
- 1972 год — ЦК КПСС, Президиум Верховного Совета и Совета Министров СССР наградил училище юбилейным Почетным знаком «50 лет СССР».
- 1980 год — Училище награждено орденом Красной Звезды и стало именоваться Тбилисское высшее артиллерийское командное Краснознаменное ордена Красной звезды училище имени 26 Бакинских комиссаров.
- 1992 год — На основании приказа ГК ВС СНГ № 02 от 03.01.1992 г. Тбилисское высшее артиллерийское командное училище переформировано в Екатеринбургское высшее артиллерийское командное училище в г.Екатеринбурге.
Выпускники ТВАКУ Герои России[2]
Выпускники ТВАКУ Герои Советского Союза[2]
- Абызов, Григорий Александрович
- Аллахвердиев, Мусеиб Абдулла оглы
- Алпаидзе, Галактион Елисеевич
- Амосенков, Александр Максимович
- Андрющенко, Григорий Яковлевич
- Ахсаров, Энвер Бимболатович
- Бабаджанян, Амазасп Хачатурович
- Биланишвили, Георгий Иванович
- Белый, Спиридон Ефимович
- Багдасарян, Семён Карапетович
- Борщик, Иван Владимирович
- Букия, Акакий Константинович
- Вагин, Леонид Иванович
- Везиров, Аслан Фахрадович
- Владимиров, Борис Александрович
- Гамзатов, Магомед Юсупович
- Горбунов, Андрей Михайлович
- Гришунов, Егор Матвеевич
- Гусейнов, Габибула Эйнула
- Данилюк, Леонид Семёнович
- Егиазарян, Татевос Аршакович
- Зайюльев, Николай Николаевич
- Зумбулидзе, Борис Захарович
- Иллюшко, Павел Иванович
- Ковтунов, Георгий Никитович
- Кязимов, Солодин Исаевич
- Купин, Иван Владимирович
- Канукоев, Назир Титуевич
- Ковалевский, Павел Самуилович
- Каулько, Иван Демидович
- Кетиладзе, Сергей Поликарпович
- Лебеденко, Иван Максимович
- Леселидзе, Виктор Николаевич
- Лещенко, Павел Афанасьевич
- Мещеряков, Георгий Трофимович
- Минаев, Николай Гаврилович
- Матронин, Василий Иванович
- Мустафаев, Хыдыр Гасан оглы
- Назаров, Константин Александрович
- Новиков, Иван Миронович
- Оганов, Сергей Мамбреевич
- Петренко, Иван Прокофьевич
- Пирмисашвили, Алексей Захарович
- Павликов, Дмитрий Кузьмич
- Распопов, Иван Егорович
- Спикин, Пётр Кузьмич
- Садовский, Юрий Владимирович
- Сурмач, Михаил Михайлович
- Синенков, Дмитрий Маркович
- Симонян, Карапет Семёнович
- Харазия, Владимир Камсагович
- Цикоридзе, Платон Лукич
- Чубинидзе, Леван Варламович
- Микаелян, Гедеон Айрапетович
- Шатилов, Василий Митрофанович
- Шелест, Денис Андреевич
- Шапошников, Яков Фёдорович
Полный кавалер ордена Славы[3]
См. также
Напишите отзыв о статье "Тбилисское высшее артиллерийское командное училище"
Ссылки
- [tvakku.ru/index.php Ассоциация выпускников Тбилисского артиллерийского училища (ТАУ, ТВАККУ)]
- [tvaku.ru/ Сайт выпускников ТВАКУ 1972 г.]
Примечания
Отрывок, характеризующий Тбилисское высшее артиллерийское командное училище
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.
В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.
– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
