Твала, Сифо
Сифо Твала | |
Sipho Mandla Agmatir Thwala | |
Имя при рождении: |
Сифо Мандла Агматир Твала |
---|---|
Прозвище |
Душитель из Финикса |
Дата рождения: | |
Место рождения: | |
Гражданство: | |
Наказание: |
пожизненное заключение (506 лет) |
Убийства | |
Количество жертв: |
16—19? |
Период убийств: |
1996—1997 |
Основной регион убийств: | |
Способ убийств: |
удушение, избиение |
Оружие: |
дубина |
Дата ареста: |
1997 |
Сифо Мандла Агматир Твала (род. 1968) — южноафриканский серийный убийца. В 1999 году был признан виновным в убийстве шестнадцати женщин и десяти изнасилованиях, и осуждён на 506 лет лишения свободы.[1] Получил прозвище «Душитель из Финикса[en]» (англ. The Phoenix Strangler).[1]
Биография
Сифо Твала, родившийся и выросший в Квамашу[en], в 1994 году был арестован по подозрению в изнасиловании, но был оправдан. При этом у него взяли образцы ДНК.[1] Убивать начал в 1996 году. Своих жертв, местных женщин, убийца заманивал на поля сахарного тростника, располагавшиеся у города Маунт-Эджком[en], что в провинции Квазулу-Натал неподалёку от города Финикс[en], предлагая им работу горничных в гостиницах. Заведя жертву далеко в поле, он нападал на неё, связывал предметами её собственного нижнего белья и насиловал. Затем убийца душил жертву и забивал до смерти дубиной, после чего поджигал тростник в надежде избавиться от улик.[2]
В 1997 году преступник был арестован после того, как образцы ДНК, взятые с останков жертв, совпали с уже имевшимися у полиции.[1][2] 31 марта 1999 года суд признал его виновным в шестнадцати убийствах и десяти изнасилованиях и приговорил к 506 годам лишения свободы.[1]
Его дом был сожжён разъярённой толпой, получившей ложный слух, что Твала находится там.[1] В доме оказались заперты 65-летняя мать Твалы и его 41-летняя сестра, которым удалось спастись с помощью соседа. Ни мать, ни сестра не подозревали Сифо Твалу в убийствах до его ареста.[2]
Напишите отзыв о статье "Твала, Сифо"
Примечания
Отрывок, характеризующий Твала, Сифо
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил:
– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!
Пьер не чувствовал в эту минуту уже ничего, кроме желания показать, что все ему нипочем и что он всем готов жертвовать. Как упрек ему представлялась его речь с конституционным направлением; он искал случая загладить это. Узнав, что граф Мамонов жертвует полк, Безухов тут же объявил графу Растопчину, что он отдает тысячу человек и их содержание.
Старик Ростов без слез не мог рассказать жене того, что было, и тут же согласился на просьбу Пети и сам поехал записывать его.
На другой день государь уехал. Все собранные дворяне сняли мундиры, опять разместились по домам и клубам и, покряхтывая, отдавали приказания управляющим об ополчении, и удивлялись тому, что они наделали.
Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден, не мог не отуманиться почестями, не мог не надеть польского мундира, не поддаться предприимчивому впечатлению июньского утра, не мог воздержаться от вспышки гнева в присутствии Куракина и потом Балашева.
Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии.
Теперь деятели 1812 го года давно сошли с своих мест, их личные интересы исчезли бесследно, и одни исторические результаты того времени перед нами.