Твардовский, Казимир

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Казимир Твардовский
Награды и премии:

Казимир Твардовский (польск. Kazimierz Jerzy Skrzypna-Twardowski Ritter von Ogonczyk; 20 октября 1866, Вена, Австрия — 11 февраля 1938, Львов, Польша) — польский философ и логик, создатель Львовско-Варшавской философской школы (наиболее значимой школы в истории польской философии).

Ученик Франца Брентано и Роберта Циммермана.

Во время Первой мировой войны в течение нескольких лет был ректором Львовского университета. Доктор honoris causa Варшавского университета.

Награждён орденом «Крест Храбрых».



Библиография

  • Воображение и понятие (1898)
  • О так называемых относительных истинах (1900)
  • О психологии, её предмете, функциях, методе, отношении к другим наукам и её развитии (1913)
  • Философские тезисы и статьи (1927)
  • Избранные философские работы (1965)
  • Избранные психологические и педагогические сочинения (1992)
  • Дневники (1997)

Похоронен на Лычаковском кладбище во Львове.

Напишите отзыв о статье "Твардовский, Казимир"

Примечания

Ссылки

  • Мариан Тирович (польск. Marian Tyrowicz: Wspomnienia o życiu kulturalnym i obyczajowym Lwowa 1918—1939. Ossolineum 1991.
  • Тадеуш Черны (польск. Tadeusz Czerny: Kazimierz Twardowski i jego szkoła filozoficzna [www.cracovia-leopolis.pl/index.php?pokaz=art&id=1399]. Kwartalnik Cracovia Leopolis nr 3/1996

Отрывок, характеризующий Твардовский, Казимир

И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.