Пан Твардовский
Пан Твардо́вский (польск. Pan Twardowski) — герой польских народных легенд и основанных на них литературных произведений.
Содержание
Предания
Пан Твардовский, живший в XVI веке, желая приобрести сверхъестественные познания и пожить в своё удовольствие, продал свою душу дьяволу (на холме Кшемёнке, близ Кракова), после чего имел много весёлых приключений. Когда по истечении условленного срока дьявол уводил Твардовского к себе, он спасся тем, что запел духовную песнь; но всё же он осуждён витать в воздухе между небом и землёй до дня Страшного Суда. По одному из популярных вариантов сюжета, он до сих пор пребывает на Луне.
По другому сюжету дьявол, согласно подписанному договору, мог забрать душу пана Твардовского только в Риме, в который тот должен был приехать по истечению назначенного срока. Твардовский долгое время обманывал Дьявола, не являясь в Рим, но потом нечистый сам обманул его, обратившись другом Твардовского и пригласив его в забегаловку под названием «Рим». Там лукавый и забрал душу несчастного пана.
Художественные обработки
Легенда о пане Твардовском является польской версией легенды о Фаусте. Эта тема, связанные с сюжетом о пане Твардовском мотивы и сам образ многократно обрабатывалась и так или иначе использовались польскими поэтами. Например, к сюжетам о пане Твардовском восходит баллада Адама Мицкевича «Пани Твардовска». К ним обращался также в своём романе Крашевский (1840, рус. пер. 1847). Переработку баллады Мицкевича представляет собой «малороссийская баллада» одного из основоположников новой украинской литературы П. П. Гулак-Артемовского «Твардовский».
Заимствованные из польской легенды персонаж Твердовский и связанные с ним мотивы вошли в «Повесть об Алиоше Поповиче, богатыре, служившем князю Владимиру» В. А. Лёвшина и сказочно-богатырскую поэму «Альоша Попович, богатырское песнотворение» (1801) Н. А. Радищева. В Москве ставилась опера А. Н. Верстовского «Пан Твардовский» (1828) с либретто М. Н. Загоскина. Позднее Загоскиным был написан рассказ «Пан Твардовский» (первая публикация в «Библиотеке для чтения», 1834).
В наше время пан Твардовский фигурирует в качестве действующего лица в романе А. Лазарчука и М. Успенского «Посмотри в глаза чудовищ», а также в сказке Януша Пшимановского «Рыцари Серебряного Щита».
Отсылкой к легенде о пане Твардовском является основа сюжета дополнения к польской компьютерной игре «Ведьмак 3. Дикая охота» — «Каменные сердца», вышедшего осенью 2015 г. В нём протагонист игры ведьмак Геральт сталкивается с демоном Гюнтером о’Димом и заключившим с ним договор дворянином Ольгердом фон Эвереком. По ходу сюжета Геральт может как отстраниться от их отношений, так и помочь Ольгерду расторгнуть договор и спасти душу.
Память
- На холмах Кшемёнки-Закшувские находятся «Пещера Твардовского» и «Скалы Твардовского».
- Около замка Пескова-Скала находится скала «Палица Геркулеса», которая в прошлом называлась «Чарчя-Скала» (Заколдованная Скала) или «Скала Твардовского».
Напишите отзыв о статье "Пан Твардовский"
Литература
Отрывок, характеризующий Пан Твардовский
Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.
Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
