Тваштар

Тваштар (санскр. त्वष्टर्, tvaṣṭar ^IAST) или Тваштри (санскр. त्वष्टृ, tvaṣṭṛ ^IAST) — индуистское божество ведийской эпохи.

Тваштар упоминается в Ригведе около 65 раз, однако специально ему не посвящено ни одного гимна. Его образ довольно бледен и неопределёнен. Он держит в руке железный топор, впрягает двух коней в свою колесницу, ярко сияет и обладает прекрасными руками (как Савитар). Некоторые черты Тваштара напоминают греческого кузнеца-художника Гефеста. Подобно последнему, Тваштар — искусный мастер, умеющий делать разнообразные предметы: так, он сделал палицу Индры, железный топор Брахманаспати. Он обладает сосудами, из которых пьют боги. Атхарваведа изображает его стариком, несущим чашу здоровья, полную Сомой (снова черты, напоминающие Гефеста — виночерпия богов). Он же создал быстрого коня и даёт коням быстроту. Тваштар наделяет все существа их формой и развивает зародыш в утробе матери. Эти свойства приписываются ему и в позднейших ведийских текстах. Отсюда приложение к нему в Ригведе эпитета вишварупа (санскр. viçvarupa — принимающий всякие формы), более частое, чем по отношению к другим богам. Как создатель живых форм, Тваштар часто изображается покровителем рождений, дарующим потомство. Он создал друг для друга мужа и жену, а также всяческих животных, принадлежащих ему и питаемых им. Он всеобщий отец, ибо создал весь мир, и праотец человечества, ибо первые люди, близнецы Яма и Ями — дети его дочери Саранью, жены Вивасвата. Бог ветра — его зять, а Брихаспати — родной сын. Агни, произведённый десятью пальцами Тваштара, — также его потомок, произведшего его вместе с небом и землёй, водами и полубожественными гениями или жрецами огня — Бхригу. Индра также иногда называется сыном Тваштара. Тваштар — страж божественного напитка Сомы, называемого «медом» Тваштара. У Тваштара есть сын Вишварупа («всеобразный»), страж коров. Индра враждует с сыном Тваштара из-за этих коров, как с самим Тваштаром из-за Сомы. В сравнении с Индрой Тваштар изображается существом низшего могущества и силы, дрожащим от страха перед гневом Индры, не способным выполнить подвиг, заданный ему Индрой. Тесно связан Тваштар с небесными женщинами, женами богов, наиболее частыми его спутницами. Главным образом он упоминается вместе с богами родственного характера — Пушаном, Савитаром, Дхатри, Праджапати. В некоторых текстах Тваштар отождествляется с Савитаром и Праджапати, в других — с Вишвакарманом, представителями творческой, плодотворящей силы. В позднейшей мифологии Тваштар является одним из двенадцати светлых божеств — адитьев, а в Махабхарате и Бхагавата-пуране, один или два раза — олицетворением солнца. Тваштар — первый или первородный, идущий впереди, знающий царство богов, идущий в жилище богов между небом и землей; он обладает прекрасным здоровьем и раздаёт благополучие и долговечность; его умоляют даровать богатства. Значение самого имени Тваштара, по-видимому — «художник, мастер, творец». Неопределённость и смутность этого мифологического образа дала повод к различным его объяснениям. Некоторые считают его вместе с другими, столь же тёмными мифологическими образами остатком древнего класса божеств, вытесненного и затемненного позднейшими. Другие считают его богом года, а третьи — чистой абстракцией, выражающей определённую деятельность. Весьма вероятно, что Тваштар в доведийский период представлял собой творческий характер деятельности солнца.

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Тваштар

Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.


– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.