Твидов суд

Трёхэтажное здание старого суда нью-йоркского округа, известное как «Твидов суд» (англ. Tweed Courthouse), построенное в американском викторианском стиле на фонды, полученные Уильямом Твидом. Здание расположено на Чамберс-стрит, 54, строительство осуществлялось в 1861—1872 годах архитекторами Джоном Келлумом и Томасом Литлом с перерывом, вызванном скандалом дела Твида и Таммани-холла.

Входит в Национальный реестр исторических мест США.

История строительства

Переполнившим чашу терпения делом, на котором «шайка Твида» «погорела», стало финансируемое из казначейства штата строительство нью-йоркского городского суда. Строительство здания началось в 1861 году, но даже десять лет спустя, когда злоупотребления Твида и его подельников были разоблачены, суд над ними проходил в недостроенном здании. В 1877 году строительство здания было возобновлено и завершено в 1881 году.

В общей сложности возведение здания суда обошлось налогоплательщикам в 12-13 миллионов долларов США (порядка 250 миллионов долларов в ценах 2009 года), то есть почти вдвое больше, чем покупка Аляски в 1867 году (7,2 млн тогдашних долларов). При уже завышенной сметной стоимости здания около полутора миллионов долларов США свыше 10 миллионов было списано подрядчиками по липовым накладным за несуществующие работы.

В «честь» Твида суд до сих пор называют его именем — Твидов суд.

Ссылки

• [www.nyc.gov/html/dcas/html/about/man_tweed.shtml The Tweed Courthouse] (англ.). Департамент общегородских административных служб Нью-Йорка. Проверено 18 августа 2015.

Отрывок, характеризующий Твидов суд

Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.