Твртко I
| Твртко I Стефан Твртко I Котроманић<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Памятник Твртко I Котороманичу в Херцег-Нови</td></tr> | ||
| ||
|---|---|---|
| 1353 — 1377 | ||
| Предшественник: | Владислав Котроманич | |
| ||
| 1377 — 1391 | ||
| Преемник: | Степан Дабиша | |
| Вероисповедание: | Католичество | |
| Смерть: | 1395 | |
| Род: | Котроманичи | |
| Отец: | Владислав Котроманич | |
| Мать: | Елена Шубич | |
Степан Твртко I Котороманич (сербохорв. Стјепан Твртко I Котроманић/Stefan Tvrtko I Kotromanić), около 1338 — 14 марта 1391[1] — боснийский бан из династии Котроманичей в 1353—1366 и 1367—1377 годах. Король Боснии с 1377 года, король Далмации и Хорватии с 1390 года. Пытаясь представить себя потомком царствующего дома Сербии, независимым от Венгрии, принял имя Стефан.
Содержание
Биография
Предшественник Твртко, брат его отца Владислава Степан Котроманич (Иштван Кортоманич; правил в 1322—1353), значительно расширил автономные права Боснии, пользуясь ослаблением своего сюзерена — нового венгерского короля Карла Роберта из династии Анжу — борьбой с венгерской феодальной фрондой. Кроме того, он распространил боснийское влияние на Хум.
Бан
В 1353 году Твртко наследовал своему дяде в возрасте 15 лет, однако незадолго до этого овдовевший венгерский король Лайош I Великий (Людовик I) женился на двоюродной сестре Твртко Елизавете и таким образом получал наследственные права на Боснию, что давало ему возможность претендовать на устранение автономии этого баната. С целью упрочения своей власти в 1363 году боснийский бан развязал войну против Лайоша, с которым находился в натянутых отношениях и ранее. Однако он не располагал достаточными ресурсами, чтобы достигнуть полной независимости от Венгрии, бывшей в XIV—XV веках одним из могущественнейших государств Европы. Поэтому в скором времени венгры и боснийцы заключили мирный договор, условия которого утверждали широкие права Боснии.
Примирившись со своим вассалом, Лайош I даже предоставил ему убежище в феврале 1366 года, когда боснийская знать сместила Твртко и посадила на престол его брата Вука. На помощь боснийскому бану были посланы подкрепления из Венгрии и республики Дубровник, и Твртко сумел восстановиться на троне к середине 1367 года.
Однако Вук обратился за помощью к папе Урбану V, утверждая, что его брат — еретик, поскольку покровительствует богомильству. При помощи Рима Вук в 1370 году вторгся в Боснию и вновь попытался отнять корону у Твртко, однако его войска были остановлены у Бобоваца, и в 1374 году братья заключили мирный договор.
К 1370 году Твртко I установил свою власть над всей подконтрольной бану территорией Боснии. Восстановив Боснию в первоначальных границах, он предпринял несколько военных походов на Иллирийское побережье Адриатического моря и в Западную Сербию.
Король
26 октября 1377 года Твртко короновался в монастыре Милешевы, приняв титул короля сербов, Боснии и побережья.[2]
К 1390 году он овладел Хорватией и островами в Адриатическом море, что позволило ему взять титул короля Далмации и Хорватии. С Дубровницкой республикой Твртко заключил взаимовыгодный союз, предоставляя военную защиту.
За годы правления Твртко I Босния в первый и последний раз в своей истории вошла в число политических гегемонов на Балканском полуострове, уступая по влиянию только Венгрии и Османской империи, вытеснившей Византию. Превратив Боснию в сильнейшее южнославянское государство, Твртко был вынужден неоднократно отражать турецкий натиск. Вторгнувшись в Сербию, турки-османы в 1388 году разорили находившуюся под властью Боснии Герцеговину (Хум). В состав союзной армии балканских государств под началом сербского князя Лазаря, наголову разбитой 28 июня 1389 года в битве на Косовом поле войсками турецкого султана Мурада I, входил крупный вспомогательный отряд, отправленный Твртко для борьбы с завоевателями.[2]
Смерть Твртко I стала тяжёлым ударом для Боснии. После скоропостижной смерти его ближайших наследников (брата и вдовы) сыновья Твртко I, Степан Остоя и Твртко II, развязали усобную войну, лишившую Боснию успехов балканской политики боснийского бана, что в конечном итоге сделало страну лёгкой добычей Османской империи.
Напишите отзыв о статье "Твртко I"
Примечания
- ↑ «Твртко I» // Большая советская энциклопедия. М.: Советская энциклопедия, 3 издание, в 30 т. 1969—1978.
- ↑ 1 2 [www.rastko.org.rs/rastko-bl/istorija/corovic/istorija/3_11.html Vladimir Corovic: Istorija srpskog naroda]. www.rastko.org.rs. Проверено 11 апреля 2016.
Литература
- Липовский А. Л.,. Твертко I // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Ссылки
-
На Викискладе есть медиафайлы по теме Твртко I
| ||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Твртко I
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.
В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.
– Здоровы? – спросил Ростов, выдергивая у него свою руку.
– Слава Богу! Всё слава Богу! сейчас только покушали! Дай на себя посмотреть, ваше сиятельство!
– Всё совсем благополучно?
– Слава Богу, слава Богу!
Ростов, забыв совершенно о Денисове, не желая никому дать предупредить себя, скинул шубу и на цыпочках побежал в темную, большую залу. Всё то же, те же ломберные столы, та же люстра в чехле; но кто то уж видел молодого барина, и не успел он добежать до гостиной, как что то стремительно, как буря, вылетело из боковой двери и обняло и стало целовать его. Еще другое, третье такое же существо выскочило из другой, третьей двери; еще объятия, еще поцелуи, еще крики, слезы радости. Он не мог разобрать, где и кто папа, кто Наташа, кто Петя. Все кричали, говорили и целовали его в одно и то же время. Только матери не было в числе их – это он помнил.
