Театральная площадь (Санкт-Петербург)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Координаты: 59°55′32″ с. ш. 30°17′49″ в. д. / 59.9257306° с. ш. 30.2971639° в. д. / 59.9257306; 30.2971639 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=59.9257306&mlon=30.2971639&zoom=12 (O)] (Я)
Театральная площадь
Санкт-Петербург
Общая информация
Район города Адмиралтейский
Полицейская часть Адмиралтейская часть
Прежние названия Карусельное место
Брумбергова площадь
площадь Каменного театра
Ближайшие станции метро Сенная площадь
Спасская
Садовая
Адмиралтейская

Справа — Мариинский театр,
слева — Консерватория,
впереди — Никольский морской собор
[maps.yandex.ru/-/CVc9JiB на карте яндекс]

Театральная площадь (до 1780-х годов — Карусельная) находится в Санкт-Петербурге между набережными канала Грибоедова и Крюкова канала, улицами Декабристов (бывшей Офицерской), Глинки (бывшей Никольской), Союза Печатников (бывшей Торговой). Появилась в 1762 году.





История

В 1760—1770-х годах на площади находились «карусели» — амфитеатр для конных игр (отсюда прежнее название).

В 1783 году был построен Большой Каменный театр, который неоднократно перестраивался. Ныне на этом месте в перестроенном и расширенном здании театра располагается Консерватория (дом 3).

В 1845 году был сооружён деревянный цирк, а в 1847—1849 годах — каменный театр-цирк (архитектор А. К. Кавос), который в 1859 году сгорел и на его месте всё тем же архитектором Альбертом Кавосом был построено здание для Императорского Мариинского театра (впоследствии, в советское время — Театр оперы и балета имени С. М. Кирова, ныне государственный академический Мариинский театр оперы и балета).

В 1906 году перед консерваторией установлен памятник М. И. Глинке (скульптор Р. Р. Бах, архитектор А. Р. Бах); в 1925 году перенесён в сквер справа от консерватории. В 1952 году сооружён памятник Н. А. Римскому-Корсакову (архитектор М. А. Шепилевский, скульпторы В. Я. Боголюбов, В. И. Ингал).

В июле 2010 года Театральная площадь лишилась трамвайных путей.

История переименований

  • Карусельное место (1770—1780)
  • Брумбергова площадь (1765—1770-е)
  • площадь Каменного театра (1790—1820)
  • Театральная площадь (с 1821)

Достопримечательности

  • Дом № 1 — Мариинский театр
    • Мемориальная доска Э. Ф. Направнику: «Э. Ф. Направник (1839—1916 гг.) дирижировал за этим пультом с 1864 по 1914 гг.», 1940-е. Серебро., 1988. Латунь. (в зале)
    • Мемориальная доска «Памяти сотрудников, погибших в Великую Отечественную войну 1941—1945 гг.», 1967.
  • Дом № 2 (улица Декабристов, дом № 32) — жили режиссёры Э. И. Каплан, В. Э. Мейерхольд.
    • Мемориальная доска Мейерхольду: «В этом доме с 1909 по 1914 годы жил известный советский режиссёр, народный артист республики Всеволод Эмильевич Мейерхольд». 1975. Архитектор М. Ф. Егоров, гранит.
  • Дом № 3 — Санкт-Петербургская государственная консерватория имени Н. А. Римского-Корсакова
    • Мемориальная доска «Воспитанники консерватории — лауреаты Ленинских и Государственных премий, всесоюзных и международных конкурсов: (перечень имён)», мрамор.
    • Мемориальная доска «Светлой памяти студентов, аспирантов, педагогов Ленинградской ордена Ленина Государственной Консерватории, отдавших жизнь за свободу и независимость нашей Родины в годы Великой Отечественной войны: (перечень имён)». 1970-е гг., мрамор (в здании).
    • Мемориальная доска «Памяти сотрудников, погибших в Великую Отечественную войну 1941—1945 гг.», 1970-е гг. (в фойе Оперной студии)
    • Мемориальная доска П. И. Чайковскому и другим выпускникам Петербургской консерватории. «Год окончания. 1865 Чайковский Петр, 1871 Есипова Анна, 1878 Лядов Анатолий, 1879 Габель Станислав, 1880 Сафонов Василий, 1881 Тартаков Иоаким, 1882 Аренский Антон, Ипполитов-Иванов Михаил, Зарудная Варвара, 1883 Казаченко Георгий, 1885 Соколов Николай, Блуменфельд Феликс, 1887 Гордон Александр, 1892 Вольф-Израэль Евгений, 1893 Ершов Иван, Штейнберг Лев, 1894 Габрилович Осип, Налбандьян Иоаннес, 1898 Зелихман Илья, 1900 Золотарев Василий, 1901 Цейтлин Лев, Сибор Борис, 1902 Калантарова Ольга, 1903 Андреев Павел, 1904 Пазовский Арий, Эльман Миша, 1905 Брик Елена, 1906 Линде Паулина, Петренко Елизавета, 1907 Чернов Михаил, Дауговет Екатерина, Козолупов Семен, Цимбалист Ефрем, 1908 Климов Михаил, Штейнберг Максимилиан, 1909 Гнесин Михаил, Дроздов Анатолий, Миклашевская Ирина, 1910 Бихтер Михаил, Житомирский Александр, Пиастро Михаил, Хейфец Николай, 1911 Мясковский Николай, Буяновский Михаил, 1912 Боровский Александр, Бриан Мария, Ямпольский Абрам, Штейман Михаил», мрамор (в здании).
    • Жил музыковед А. В. Оссовский (1871—1957).
    • C 1901 по 1917 год часть здания занимало Ветеринарное управление империи.
  • Дом № 4 — зимой 1904—1905 года здесь жил и работал художник М. А. Врубель (1856—1910)
  • Дом № 8 (набережная канала Грибоедова, дом № 109) — в квартире Н. В. Всеволожского собиралось литературно-политическое общество «Зелёная лампа».
    • Мемориальная доска А. С. Пушкину: «В этом доме бывал в 1819—1820 гг. А. С. Пушкин на собраниях литературно-политического кружка „Зелёная лампа“». 1937. Архитекторы Е. Н. Санлер, П. А. Волков, мрамор.
  • Дом № 10 — Генеральное консульство Италии в Санкт-Петербурге
  • Дом № 14 (улица Глинки, дом № 4) — мемориальная доска «Здесь в годы революционной бури и натиска складывался фундамент комсомолии Центрального района. В этом доме в 1918—1919 годы помещался комитет Российского Коммунистического Союза Молодежи, под руководством которого боролась, училась, крепла и выросла молодая рать нашего района. 28 августа 1927 года 10-тилетие Ленинградской организации В. Л. К. С. М.». 1927, мрамор (1958 — возобновлена).
  • Дом № 16 (улица Глинки, дом № 9-11) — жила балерина А. И. Истомина (1799—1848)
  • Дом № 18 — офисное здание, служебное помещение и общежитие Мариинского театра
  • На площади сохранился общественный туалет времен Александра III характерной постройки (1907 г., архитектор А. И. Зазерский).

Перспективы

В 2015 году начато строительство одноимённой станции метро (рассматриваются варианты выхода как на улице Декабристов у Концертного зала Мариинского театра, так и на месте действующей на площади АЗС)[1].

Транспорт

Через Театральную площадь проходит трасса восьми автобусных маршрутов:

  • № 2 (железнодорожная станция Лигово — Театральная площадь)
  • № 3 (улица Костюшко — Театральная площадь)
  • № 6 (улица Кораблестроителей — площадь Стачек)
  • № 22 (улица Стасовой — Двинская улица)
  • № 27 (Белорусская улица — Театральная площадь)
  • № 50 (Малая Балканская улица — Театральная площадь)
  • № 70 (кольцевой маршрут Двинская улица — Двинская улица)
  • № 71 (кольцевой маршрут Двинская улица — Двинская улица)

Напишите отзыв о статье "Театральная площадь (Санкт-Петербург)"

Литература

  • 1984 г. Николаева Т. И. «Театральная площадь». Серия: Туристу о Ленинграде. Издательство: Лениздат, мягкая обложка, 142 с., тираж: 50000 экз.
  • Горбачевич К. С., Хабло Е. П. Почему так названы? О происхождении названий улиц, площадей, островов, рек и мостов Ленинграда. — 3-е изд., испр. и доп. — Л.: Лениздат, 1985. — С. 373. — 511 с.
  • Горбачевич К. С., Хабло Е. П. Почему так названы? О происхождении названий улиц, площадей, островов, рек и мостов Санкт-Петербурга. — 4-е изд., перераб. — СПб.: Норинт, 1996. — С. 258—259. — 359 с. — ISBN 5-7711-0002-1.
  • 2010 г. Николаева Т. И.. «Театральная площадь». Издательство: Центрполиграф, твёрдый переплёт, 240 с., тираж: 2500 экз., ISBN 978-5-227-02408-4

Ссылки

  • [encspb.ru/object/2804018933 Энциклопедия СПб]
  • [www.citywalls.ru/search-street457.html Обзор зданий улицы] на сайте Citywalls.ru


Сноски

  1. [www.fontanka.ru/2015/03/23/104/ Призрак станции метро ограничит движение по Театральной площади].

Отрывок, характеризующий Театральная площадь (Санкт-Петербург)


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.


Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m lle Bourienne, Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею.
Ехать обыкновенным путем на Москву нельзя было и думать, и потому окольный путь, который должна была сделать княжна Марья: на Липецк, Рязань, Владимир, Шую, был очень длинен, по неимению везде почтовых лошадей, очень труден и около Рязани, где, как говорили, показывались французы, даже опасен.
Во время этого трудного путешествия m lle Bourienne, Десаль и прислуга княжны Марьи были удивлены ее твердостью духа и деятельностью. Она позже всех ложилась, раньше всех вставала, и никакие затруднения не могли остановить ее. Благодаря ее деятельности и энергии, возбуждавшим ее спутников, к концу второй недели они подъезжали к Ярославлю.
В последнее время своего пребывания в Воронеже княжна Марья испытала лучшее счастье в своей жизни. Любовь ее к Ростову уже не мучила, не волновала ее. Любовь эта наполняла всю ее душу, сделалась нераздельною частью ее самой, и она не боролась более против нее. В последнее время княжна Марья убедилась, – хотя она никогда ясно словами определенно не говорила себе этого, – убедилась, что она была любима и любила. В этом она убедилась в последнее свое свидание с Николаем, когда он приехал ей объявить о том, что ее брат был с Ростовыми. Николай ни одним словом не намекнул на то, что теперь (в случае выздоровления князя Андрея) прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться, но княжна Марья видела по его лицу, что он знал и думал это. И, несмотря на то, его отношения к ней – осторожные, нежные и любовные – не только не изменились, но он, казалось, радовался тому, что теперь родство между ним и княжной Марьей позволяло ему свободнее выражать ей свою дружбу любовь, как иногда думала княжна Марья. Княжна Марья знала, что она любила в первый и последний раз в жизни, и чувствовала, что она любима, и была счастлива, спокойна в этом отношении.