Приложения к «Ревизору»
«Приложе́ния к „Ревизо́ру“» — цикл сочинений Николая Васильевича Гоголя (в драматургической или публицистической форме), имеющих отношение к его пьесе «Ревизор». Носят характер автокомментария к пьесе, раскрывают её содержание, содержат указания по постановке пьесы. «Приложения» складывались на протяжении 10 лет и отражали взгляды Гоголя на своё создание (так, последние два текста отражают трактовку, близкую к мировоззрению «Выбранных мест из переписки с друзьями»).
Содержание
- 1 Отрывок из письма, писанного автором вскоре после первого представления «Ревизора» к одному литератору
- 2 Две сцены, выключенные как замедлявшие течение пьесы
- 3 Предуведомление для тех, которые пожелали бы сыграть как следует «Ревизора»
- 4 Театральный разъезд после представления новой комедии
- 5 Развязка «Ревизора»
- 6 Примечания
Отрывок из письма, писанного автором вскоре после первого представления «Ревизора» к одному литератору
Впервые опубликовано (наряду с «Две сцены, исключенные как замедлявшие течение пьесы») в 1841 году в качестве приложения к изданию комедии «Ревизор». Отправляя приложение для печати, Гоголь писал Сергею Аксакову: «Это письмо под таким названием, какое в нем выставлено, нужно отнесть на конец пьесы, а за ним непосредственно следуют две прилагаемые выключенные из пьесы сцены». В том же письме Гоголь объясняет Аксакову, что «Отрывок» является сокращенным письмом к Пушкину, написанным в 1836 году, после первого представления «Ревизора». Пушкин, по словам Гоголя, хотел писать полный разбор комедии для «Современника» и просил Гоголя «уведомить, как она была выполнена на сцене». Письмо, по свидетельству Гоголя, осталось неотправленным. Само письмо до нас не дошло. Черновые наброски, сохранившиеся в бумагах Гоголя, относятся к концу 1840 или началу 1841 года[1].
Две сцены, выключенные как замедлявшие течение пьесы
Сцена с диалогом Анны Андреевны и Марьи Антоновны, между Хлестаковым и Растаковским. Эти сцены не вошли уже в редакцию первого издания комедии. Вторая сцена впервые опубликована в «Москвитянине» в 1841 году. Затем уже с первой сценой в 1841 году в качестве приложения к изданию комедии «Ревизор». Заголовок «Две сцены, выключенные как замедлявшие течение пьесы» дан автором в четвёртом томе собрания сочинений (1842)[2].
Предуведомление для тех, которые пожелали бы сыграть как следует «Ревизора»
Здесь Гоголь объясняет авторскую трактовку комедии «Ревизор», даёт рекомендации режиссёру и артистам, участвующим в постановке. Замечательные советы по способам раскрытия характеров главных героев и созданию «немой сцены». Написано около 1846 года. Впервые опубликовано Н. С. Тихонравовым в 1886 году в книге «Ревизор. Первоначальный сценический текст…»[1].
Театральный разъезд после представления новой комедии
Пьеса «Театральный разъезд после представления новой комедии» написана, приблизительно, в мае 1836 года под впечатлением первой постановки «Ревизора». Пьеса представляет собой своеобразный ответ Гоголя критикам «Ревизора». В неё вошли некоторые реальные отзывы о комедии, печатавшиеся в журналах и газетах. Гоголь переработал данное сочинение для издания «Сочинения Николая Гоголя» 1842 года. Своему другу Николаю Прокоповичу он писал, что пьеса «написана сгоряча, скоро после представления „Ревизора“ и потому немножко нескромна в отношении к автору. Её нужно сделать несколько идеальней, то есть, чтобы её применить можно было ко всякой пьесе, задирающей общественные злоупотребления, а потому я прошу тебя не намекать и не выдавать её, как написанную по случаю „Ревизора“»[3]. Работа над переделкой пьесы продолжалась до начала сентября. 10 сентября 1842 года Гоголь писал Прокоповичу: «…более всего хлопот было мне с остальною пьесою — „Театральный разъезд“. В ней столько нужно было переделывать, что, клянусь, легче бы мне написать две новых. Но она заключительная статья „Собрания“ и потому очень важна и требовала тщательной отделки. Я очень рад, что не трогал её в Петербурге и не спешил с нею. Она была бы очень далека от значения нынешнего»[1].
Развязка «Ревизора»
Написано в 1846 году для двух предполагавшихся изданий «Ревизора»: одного — в Петербурге, другого — в Москве. Предполагалось, что одновременно «Ревизор» пойдёт в Петербурге в бенефис Сосницкого и в Москве — в бенефис Щепкина. Гоголь предложил Щепкину в этом спектакле поставить «Ревизора» вместе с «Развязкой», причем Щепкин должен был исполнять в этой пьесе роль самого себя. Ближайшие друзья воспротивились как напечатанию, так и постановке «Развязки „Ревизора“». Протестовал против аллегорического истолкования пьесы и Щепкин, не представлявший себе героев «Ревизора» иначе, чем как «живых людей»: «…с этими в десять лет я совершенно сроднился, и вы хотите их отнять у меня. Нет, я их вам не дам! Не дам, пока существую». Таким образом, ни издание пьесы, ни её постановка не были осуществлены. Напечатана была «Развязка „Ревизора“» только после смерти Гоголя, в 1856 году[1].
Напишите отзыв о статье "Приложения к «Ревизору»"
Примечания
Отрывок, характеризующий Приложения к «Ревизору»
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
