Театр Реджио

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Театро Реджио»)
Перейти к: навигация, поиск
Театры с аналогичным названием — Театро Реджио — есть и в других городах, например в Парме.
Театро Реджио

обновлённый интерьер театра
Основан

1740

Здание театра
Местоположение

Турин

Руководство
Директор

Вальтер Верньяно

Главный дирижёр

с 2007 года Джанандреа Нозеда

Ссылки

[www.teatroregio.torino.it/ www.teatroregio.torino.it]

К:Театры, основанные в 1740 годуКоординаты: 45°04′14″ с. ш. 7°41′16″ в. д. / 45.07056° с. ш. 7.68778° в. д. / 45.07056; 7.68778 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=45.07056&mlon=7.68778&zoom=12 (O)] (Я)

Королевский театр (итал. Teatro Regio) — один из старейших оперных театров Италии, расположенный в Турине.





История

Построен в 1740 году, был уничтожен пожаром в 1936 и восстановлен в 1973 году.

Старый театр

В 1713 году герцог Витторио Амедео II Савойский поручил известному архитектору Филиппо Юварре спроектировать и построить новый оперный театр. Однако строительство началось лишь после смерти Юварры, в 1738 году. Карл Эммануил III, герцог Савойский, доверил этот проект архитектору Бенедетто Альфьери.

Театр был открыт открыт 26 декабря 1740 года. Роскошный по тем временам зал вмещал 2500 зрительских мест.

Император Наполеон три раза посещал этот театр.

В 1870 году театр стал муниципальным. С 1792 по 1798 театр был закрыт.

Артуро Тосканини был дирижёром Туринской оперы с 1895 по 1898 год, в это время состоялось несколько итальянских премьер опер Рихарда Вагнера.

В 1905 году театр был реконструирован, убраны четвёртый и пятый ярусы, расширен амфитеатр.

Во время Первой мировой войны театр был закрыт, и вновь открыт в 1919 году.

Обновлённый театр

В ночь на 8 и 9 февраля 1936 года весь театр, кроме фасада, был разрушен сильным пожаром, после чего почти 40 лет не работал. После пожара театр решено было перестроить. В 1965 году был объявлен конкурс, который выиграли архитекторы Карло Моллино и Марчелло Дзавелани Росси. Работы по восстановлению театра начались в 1967 году и завершены в 1973.

Зал эллиптической формы вмещает 1750 зрителей.

Сезоны

Список опер, которые открывали сезоны:

Источники

  • Karyl Charna Lynn. Italian Opera Houses and Festivals, Lanham, Maryland: The Scarecrow Press, Inc., 2005. ISBN 0-8108-5359-0
  • Carol Plantamura. The Opera Lover's Guide to Europe, New York: Citadel Press, 1996. ISBN 0-8065-1842-1
  • [belcanto.ru/teatro-regio.html Информация о театре на сайте «Бельканто.ру»]
  • [www.operaworld.ru/teatry/17-italiya/38-teatro-redzhio-korolevskij-teatr-turin.html Информация о театре на сайте «Мир оперы»]

Напишите отзыв о статье "Театр Реджио"

Ссылки

  • [www.teatroregio.torino.it/ Сайт театра Реджио]  (итал.) (англ.)

Отрывок, характеризующий Театр Реджио

«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.