Волхонка (театр)
| «Волхонка» | |
| Прежние названия |
Городской молодёжный театр |
|---|---|
| Основан | |
Екатеринбургский городской театральный центр «Волхонка» — театр в Екатеринбурге.
Расположен в Екатеринбурге на улице Малышева, 21.
История театра
Театр был организован в 1986 году по инициативе горкома комсомола как Городской молодёжный театр. Основу труппы составили выпускники Свердловского театрального училища. Первый директор — Сергей Федоров, административный руководитель — Наталья Тарновская. Одна из самых успешных постановок 80-х годов — «Исход актёра» М. Гельдерода (режиссёр Владимир Каминский).
В 1991 году директором и художественным руководителем становится Владимир Валл. В 1992 году у театра появляется своё помещение и название «Волхонка». Именно при В. Валле формируется концепция «Волхонки»: живой, мобильный театр, отсутствие постоянного режиссёра, камерность постановок.
|
«Большой зал развращает актёра. Когда необходимо «пробить» расстояние в 600 мест, то актёр неизбежно начинает форсировать, педалировать свои эмоции, изображать чувства. <...> А в малом помещении ничего форсировать не надо. <...> [Зритель] по глазам, по малейшим движениям лица, по движениям бровей и губ получает подробнейшую информацию о герое»[1]. |
|
«Волхонка» стремится быть театром разнообразных вкусов, обращаясь в своих постановках к самым разным жанрам: комедии («Гарнир по-французски», «За все заплачено»), драме («Предупреждение малым кораблям», «От красной крысы до зелёной звезды»), трагедии («Собака», «Лифт») [2]. В театре ставятся пьесы Э. Олби, Т. Уильямса, Мрожека, А. Камю, А. Вампилова, Н. Коляды, М. Булгакова, А. Слаповского, Вайса, Кобо Абэ, П. Бомарше.
Творческая установка театра — представлять новые имена и тенденции мирового театра, значительная доля репертуара — произведения малоизвестных авторов.
После гибели Владимира Валла в марте 2003 года руководство театром берет на себя его вдова Маргарита Валл — в 2006 году из-за конфликта с ней из театра уходит вся труппа «Волхонки». Актёры создают независимое партнёрство и ставят спектакли сначала в помещении екатеринбургского Дома актёра, затем — в зале бывшего завода ОЦМ. В 2008 году театр возвращает себе прежнее здание.
С 2007 года труппой руководили актёры Татьяна Савинкова и Александр Фукалов. В июле 2010 года Александр Фукалов покидает труппу "Волхонки", и Татьяна Савинкова совмещает должности творческого директора и управляющего театром.
Труппа театра
В разное время в театре играли:
Юрий Горин, Маргарита Ершова, Альберт Зинатулин, Игорь Китаев, Любовь Кошелева, Илья Можайский, Андрей Неустроев, Михаил Пазников, Юлия Родионова, Андрей Солмин, Денис Чулошников, Татьяна Бондаренко
Современная труппа театра
Татьяна Савинкова( актриса, художественный руководитель театра), Александр Сергеев, Алексей Агапов, Полина Вотинова, Полина Дьячок, Екатерина Остапенко, Игорь Решетов, Георгий Добровицкий, Алексей Шестаков, Мария Васильева, Азат Нигматуллин.
Напишите отзыв о статье "Волхонка (театр)"
Примечания
Ссылки
- Газета «Волхонка: крупный план». 1999 г. № 1
- [www.theatre-ekb.ru/teatry/volhonka Театр «Волхонка»: новости и репертуар]
Отрывок, характеризующий Волхонка (театр)
– Уговорец – делу родной братец. Как сказал к пятнице, так и сделал, – говорил Платон, улыбаясь и развертывая сшитую им рубашку.Француз беспокойно оглянулся и, как будто преодолев сомнение, быстро скинул мундир и надел рубаху. Под мундиром на французе не было рубахи, а на голое, желтое, худое тело был надет длинный, засаленный, шелковый с цветочками жилет. Француз, видимо, боялся, чтобы пленные, смотревшие на него, не засмеялись, и поспешно сунул голову в рубашку. Никто из пленных не сказал ни слова.
– Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов.
– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.
– C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.
Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
