Театр Адельфи
Театр Адельфи́ (иногда Адельфи́ Театр, англ. Adelphi Theatre) — театр в Вест-Энде, находящийся на улице Стрэнд в Вестминстере, западной исторической части Лондона. На время основания специализировался в комическом и музыкальном жанрах. В настоящее время на подмостках театра представлены и другие популярные жанры, включая мюзиклы.
1 декабря 1987 года театр Адельфи внёсен в списки исторических зданий и сооружений Британии, имеющих историческую ценность.
Содержание
История театра
Основание
Театр основан в 1806 году предпринимателем по имени Джон Скотт при активном участии его дочери Джейн (1770—1839). Джейн Скотт выполняла функции театрального управляющего, актрисы и драматурга. Вместе с отцом они потихонечку собрали театральную труппу и, к 1809 году, театр был допущен властями для исполнения музыкальных номеров, пантомимы и комической оперы. Сама Джейн Скотт написала более чем пятьдесят театральных произведений в жанрах мелодрамы, пантомимы, фарса, комической оперетты, исторической драмы, а также переводила пьесы с других языков.
XIX век
В 1819 году Джейн Скотт уходит на пенсию, выходит замуж за некоего Джона Дейвиса Мидлтона (1790—1867) и уезжает в графство Суррей. Театр закрывается, но уже через несколько месяцев, 18 октября 1819 года открывается вновь уже под новым названием — Театр Адельфи, данном по названию архитектурного ансамбля Домов Адельфи (англ. Adelphi Buildings), комплекса зданий в «адамовом стиле», находящихся напротив театра. Архитектурный комплекс, в свою очередь, получил своё название от архитектурной фирмы «Адельфи» (от др.-греч. ἀδελφοί — братья), владельцами которой были братья Адам[1].
В первые годы своего существования театр был известен своими мелодрамами, и назывался Adelphi Screamers (рус. крикуны Адельфи, горлопаны Адельфи). На сцене теара было поставлено много ранних произведений Чарльза Диккенса, в том числе его знаменитые «Посмертные записки Пиквикского клуба».
В 1821-23 годах на сцене театра ставится пьеса драматурга Пирса Игана Том и Джерри, или Жизнь в Лондоне, некоторые роли в которой играли настоящие нищие, в частности Билли Уотерс
В 1844 году управление театром в свои руки берут Мадам Селеста и актёр и драматург Бенджамин Уэбстер. В театре продолжают ставиться драматические спектакли, продолжаются пьесы по произведениям Чарльза Диккенса.
Через некоторое время старое здание теара было снесено и 28 декабря 1858 года торжественно открывается новый театр Адельфи. Современниками отмечалось, что новый театр выглядит гораздо просторнее старого, поскольку теперь он вмещал в себе 1500 сидячих мест и дополнительно 500 стоячих, а интерьер театра освещали ультрасовременные, для того времени, газовые фонари, размещённые в хрустальных люстрах.
В середине XIX столетия комический актёр и театральный продюсер Джон Лоуренс Тули окончательно закрепляет за Адельфи статус комического театра. В это же время в театре ставится ряд известнейших французских оперетт, однако театр Адельфи оказывает внимание и британским авторам. Так, например, британский композитор Артур Салливан приобрёл свою известность у широкой публики лишь благодаря постановке оперетты на свою музыку, произошедшей именно в театре Адельфи. Также в театре ставились пьесы Джона Болдуина Бакстона, который, помимо проего, сам принимал непосредственное участие в спектаклях.
Первая пьеса О. Уайльда
17 декабря 1881 года в театре Адельфи отменяется первая и малоизвестная пьеса начинающего писателя Оскара Уайльда под названием «Вера, или Нигилисты». Пьеса отменяется по политическим причинам, поскольку прообразом главной героини послужила русская террористка и революционерка Вера Засулич.
Сюжет пьесы чрезвычайно наивен: террористка-красавица, давшая обет мстить тиранам и кровопийцам, неожиданно для себя влюбляется в наследника российского престола царевича Алексея, тайно сотрудничающего с революционерами. Однако героиня проклинает себя за любовь к «тирану» и считает себя изменницей делу революции. Не вынеся подобных страданий, героиня закалывает себя отравленным кинжалом, при этом на вопрос царевича: «Вера! Что вы наделали?» отвечает ему: «Я спасла Россию…»[2].
Легенда о призраке
Адельфи известен призраком главного актера театра того времени Уильяма Терриса. Террис, будучи известным и популярным актёром, вызывал зависть у неудавшегося артиста Ричарда Арчера Принса. В 1897 году Принс зарезал Терриса на ступеньках при входе в театр. С тех пор среди актёров театра ходят легенды о призраке Терриса, который якобы приходит в свою гримуборную, откуда слышится тихий стук и виден свет. Также ходит легенда, что призрак Терриса периодически спускается на платформу ближайшей станции метро «Чаринг-Кросс».[3].
В последующее время, дочь Терриса, не менее известная актриса Элелайн Террис (англ. Ellaline Terriss) и её муж-актёр Сеймур Хикс некоторое время руководили театром Адельфи.
XX век
11 сентября 1901 года театр открываеся после ремонта под новым громким именем Century Theatre (рус. Театр Столетия, Театр Века). Однако новое название продержалось недолго и, в 1904 году, театру вернулось его прежнее, привычное для лондонских театралов, название.
Нынешний театр Адельфи открылся после четвертой, за его историю, реконструкции — 3 декабря 1930 года. Новое здание (см. иллюстрацию к статье) было спроектировано в стиле Ар-деко архиектором Эрнестом Штауфенбергом. Театр получил приставку к своему имени и стал называться «Royal Adelphi Theatre» (рус. Королевский театр Адельфи)
В 1968 году театр находится под угрозой сноса, поскольку власти Лондона намеревались провести масштабную реконструкцию района Ковент-Гарден. Однако под яростным напором общественности данные планы так и не были осуществлены.
В 1993 году театр приобретает всемирно известный британский композитор Эндрю Ллойд Уэббер. После этого следует полная реставрация театра.
В 1998 году в театре Адельфи впервые снимается видеоверсия мюзикла Ллойда Уэббера «Кошки», с удивительной точностью передававшая атмосферу шоу.
XXI век
С 1997 по 2006 годы в театре Адельфи ставится британская версия известнейшего мюзикла «Чикаго». В ноябре 2008 года театр для своего завершающего концерта, закрывающего тур по Великобритании, выбирает Брайан Уилсон.
9 марта 2010 года по 2012й Эндрю Ллойд Уэббер вновь возрождает свой знаменитейший «Призрак оперы». На сцене Адельфи проходит премьера мюзикла «Love Never Dies» (рус. Любовь не умирает), сюжет которого является продолжением «Призрака оперы».
Мюзикл написан Ллойдом Уэббером и поэтом Гленном Слейтером по мотивам книги Фредерика Форсайта «Призрак Манхеттена». События в мюзикле разворачиваются через 10 лет после действия в «Призраке оперы». Героиня Кристин получает приглашение от некоего анонима выступить в Нью-Йорке, в новом развлекательном парке под названием «Фантазма». С мужем и сыном она отправляется за океан, где выясняется, что пригласивший её есть не кто иной, как сам Призрак оперы, перебравшийся к тому времени из Парижа в Нью-Йорк[4].
Критики о новом проекте Ллойда Уэббера отозвались достаточно противоречиво:
Трудно не испытывать жалости к Призраку, которого так неумело воскресили в мюзикле. Этот Призрак не тот, которого мы знали[4].
…это лучшая партитура Ллойд Уэббера со времён «Призрака»[4].
«Индепендент» отмечает:
«…техническая безупречность, роскошь и в то же время утонченность постановки»[4].
Сам автор и композитор мюзикла — Эндрю Ллойд Уэббер — так откомментировал данные слова: «Требуется время, чтобы мюзикл обрел форму».
Однако, несмотря на замечания критиков, публика каждый вечер заполняет зал театра Адельфи[4].
В настоящее время Ллойд Уэббер владеет лишь 50 % акций театра Адельфи. Оставшиеся 50 % принадлежат коллективу театра[5].
6 ноября 2012 года и по настоящий момент — мюзикл Телохранитель. The Bodyguard.
Напишите отзыв о статье "Театр Адельфи"
Примечания
- ↑ [www.adamstile.ru/neoklassitsizm.-bratya-adam/adelfi.html Братья Адам. Адельфи.] // Сайт Адамстайл.ру
- ↑ [www.calend.ru/event/4499/ В лондонском театре «Адельфи» была отменена премьера первой пьесы Оскара Уайльда «Вера, или Нигилисты»] // Проект «Календарь событий»
- ↑ Елена Милиенко[www.teatral-online.ru/news/2110/ Гримёрка со скелетом] // Сайт «Театрал.ру»
- ↑ 1 2 3 4 5 [www.radiorus.ru/news.html?rid=320&id=465570 Новости мировых мюзиклов (март 2010 года)] // Радио России
- ↑ [ria.ru/culture/20101029/290575492.html Эндрю Ллойд Уэббер продал четыре театра, чтобы рассчитаться с долгами] // РИА НОВОСТИ
Ссылки
- [www.reallyuseful.com/theatres/adelphi-theatre Adelphi Theatre] // Сайт театра
- [www.emich.edu/public/english/adelphi_calendar/ The Adelphi Theatre 1806-1900: A Calendar of Performances], from an Eastern Michigan University website
- [www.arthurlloyd.co.uk/Adelphi.htm Adelphi Theatre History]
- [web.archive.org/web/20070621175054/www.btinternet.com/~judyin.london/overmyshoulder/ever.htm Information about Ever Green and the 1930 re-opening of the theatre]
Отрывок, характеризующий Театр Адельфи
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.
Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.
Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
