Театр Романа Виктюка
Поделись знанием:
К:Театры, основанные в 1991 годуКоординаты: 55°47′29″ с. ш. 37°41′14″ в. д. / 55.7913° с. ш. 37.6873° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.7913&mlon=37.6873&zoom=17 (O)] (Я)
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.
Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
| Театр Романа Виктюка | |
 Эмблема театра | |
| Основан | |
|---|---|
| Руководство | |
| Художественный руководитель | |
| Ссылки | |
|
[www.teatrviktuka.ru/ www.teatrviktuka.ru] | |
Теа́тр Рома́на Виктюка́ — московский драматический театр. Основан Романом Виктюком, главным режиссёром и художественным руководителем театра. Лицензирован как Государственное учреждение культуры в системе Департамента культуры города Москвы[1]. Сам бренд «Театр Романа Виктюка» возник одновременно с появлением одного из первых опытов постсоветской антрепризы — спектаклем «М. Баттерфляй» по пьесе Д. Хуана[2].
В 1996 году театр получил статус государственного и собственное здание на Стромынке — построенное в 1929 году по проекту К. С. Мельникова здание бывшего Дома культуры имени И. В. Русакова, ставшее одним из наиболее известных памятников архитектуры советского авангарда. Однако длительное время спектакли театра шли на различных московских площадках, поскольку здание нуждалось в капитальной реставрации, которая началась только в конце 2012 года[2][3].
21 мая 2012 года директором Театра Романа Виктюка была назначена актриса театра и кино Ирина Апексимова[4]. Проработав в этой должности почти три года, она 9 апреля 2015 года ушла с неё, заявив, что намерена сосредоточиться на работе в Театре на Таганке, директором которого она стала 6 марта 2015 года[5]. Новым директором Театра Романа Виктюка был назначен Валерий Райков[6].
25 марта 2015 года мэр Москвы Сергей Собянин вместе с Романом Виктюком побывал в здании театра, где завершилась длившаяся более двух лет реставрация. Мэр заявил: «Мы, наконец, можем сказать, что основные реставрационные работы здесь завершены. Это — один из самых крупных реставрационных объектов столицы. За 2,5 года реставраторы полностью воссоздали исторический облик одного из самых ярких памятников авангарда». По словам руководителя Департамента культуры г. Москвы Александра Кибовского, в театре после реставрации появилось самое современное звуковое и световое оборудование, созданы удобные гримёрки, холл для посетителей, переложены системы тепло- и водоснабжения; уникальный зал-трансформер театра рассчитан более чем на 400 мест. Роман Виктюк сообщил, что работать на собственной сцене театр начнёт в сентябре, а для премьерного показа планируется трагедия «Федра» Марины Цветаевой[3][7].
Содержание
Труппа театра
- Дмитрий Бозин
- Алексей Нестеренко
- Иван Никульча
- Андрей Васильев
- Олег Исаев
- Павел Карташев
- Екатерина Карпушина
- Алексей Литвиненко
- Дмитрий Малашенко
- Фархад Махмудов
- Елена Морозова
- Игорь Неведров
- Людмила Погорелова
- Александр Дзюба
Спектакли
- 1991 — «М. Баттерфляй», по пьесе Дэвида Хуана
- 1991 — «Служанки», по пьесе Жана Жене
- 1997 — «Путаны» Нино Манфреди
- 1998, 28 апреля — «Саломея» Оскара Уайльда
- 2001, 25 октября — «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова
- 2004, 1 января — «Нездешний сад» («Нуриев»), по пьесе Азата Абдуллина
- 2005, 20 июня — «Последняя любовь Дон Жуана» Эрика Шмитта
- 2006, 28 октября — «Служанки», по пьесе Жана Жене
- 2007, 5 мая — «Кот в сапогах» пьеса Михаила Кузмина (сказка в стиле рэп)
- 2009, 15 июня — «R&J», по мотивам пьесы Шекспира «Ромео и Джульетта»[8]
- 2009, 16 ноября — «Фердинандо» Аннибалле Ручелло[9]
- 2010, 28 октября — «Король-Арлекин» Рудольфа Лотара
- 2011, 28 октября — «Коварство и любовь» Фридриха Шиллера
- 2012, 28 октября — «Маскарад маркиза де Сада» Андрея Максимова
- 2013, 28 октября — «Несравненная» Питера Куилтера
- «Антонио фон Эльба» Ренато Майнарди
- «Восемь любящих женщин» по мотивам пьесы Робера Тома и фильма Франсуа Озона
- «Давай займемся сексом» Валентина Красногорова
- «Двое на качелях» Уильяма Гибсона
- «Заводной апельсин» по роману Энтони Бёрджесса[10]
- «Запах лёгкого загара» Даниила Гурьянова
- «Коза, или Сильвия — кто же она?» Эдварда Олби
- «Лолита», пьеса Эдварда Олби (по роману Владимира Набокова)
- «Любовь с придурком» Витторио Франчески
- «Масенькие супружеские игры» Габриэль Запольской
- «Маскарад маркиза де Сада»
- «Мою жену зовут Морис» Раффи Шарта
- «Непостижимая женщина, живущая в нас» Ханох Левина
- «Осенние скрипки» Ильи Сургучёва
- «Пробуждение весны» Франка Ведекинда
- «Сергей и Айседора» по стихам и биографическим материалам Сергея Есенина и книге Айседоры Дункан «Моя жизнь»
- «Философия в будуаре» Маркиза де Сада
- «Чайка» Антона Чехова; постановка Павла Карташева[11]
- «Эдит Пиаф» Ксении Драгунской
Адрес
Адрес Театра Романа Виктюка: Москва, ул. Стромынка, дом 6 (проезд до станции метро «Сокольники»).
Напишите отзыв о статье "Театр Романа Виктюка"
Примечания
- ↑ [kultura.mos.ru/organization-of-the-asuras/theatres/?PAGEN_1=3 Театры]. Сайт Департамента культуры города Москвы. Проверено 5 апреля 2015.
- ↑ 1 2 [cult.mos.ru/places/teatr-romana-viktyuka/ Театр Романа Виктюка]. Сайт Cult.mos.ru. Проверено 5 апреля 2015.
- ↑ 1 2 Анна Попова. [cult.mos.ru/reviews/otkrytie-teatra-romana-viktyuka/ Открытие Театра Романа Виктюка]. Сайт Cult.mos.ru (26.03.2015). Проверено 5 апреля 2015.
- ↑ [lenta.ru/news/2012/05/21/apeksimova/ Назначен новый директор «Театра Романа Виктюка»]. Lenta.ru (21.02.2012). Проверено 5 апреля 2015.
- ↑ [www.interfax-russia.ru/Moscow/main.asp?id=600450&p=4 Ирина Апексимова оставляет пост директора театра Романа Виктюка]. Интерфакс (10.04.2015). Проверено 20 апреля 2015.
- ↑ [ria.ru/culture/20150623/1082565569.html Директором Театра Виктюка назначен экс-директор "Современника" Райков]. РИА Новости.
- ↑ Виолетта Денисенкова. [www.newsvostok.ru/PDF/10_2015.pdf Сергей Собянин открыл после ремонта Театр Виктюка] // Восточный округ. — 2015. — № 10 (99) за 27 марта. — С. 1—2.
- ↑ [teatrviktuka.ru/?portfolio=r-j R&J: Ромео и Джульетта]. Сайт Teatrviktuka.ru. Проверено 5 апреля 2015.
- ↑ [teatrviktuka.ru/?portfolio=ferdinando Фердинандо]. Сайт Teatrviktuka.ru. Проверено 5 апреля 2015.
- ↑ [www.smotr.ru/pressa/rec/vik_or.htm Заводной апельсин (Театр Романа Виктюка. Рецензии на спектакль)]. Сайт «Театральный смотритель». Проверено 5 апреля 2015.
- ↑ [www.i-love.ru/sprg/chaika/chaika.html Пьеса «Чайка»]
Ссылки
- [www.teatrviktuka.ru// Официальный сайт Театра Романа Виктюка]
- [www.i-love.ru/// Сайт поклонников Театра Романа Виктюка]
- [proartinfo.ru/user/2560 Официальная лента новостей Театра Романа Виктюка]
Отрывок, характеризующий Театр Романа Виктюка
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.
Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
