Теггинг

Теггинг (англ. tagging) — вид граффити, представляющий собой быстрое нанесение подписи автора на какие либо поверхности, зачастую в общественных местах. Отдельная подпись называется «тег», от англ. tag — метка. Теггер — райтер, занимающийся теггингом.

История

Несмотря на протяженную историю граффити, теггинг в современном виде получил развитие в 1960-70х годах в США, преимущественно в Нью-Йорке. Поначалу это был инструмент криминальных группировок для «разметки» собственной территории. Один из участников группировки «Savage Skulls» начал писать своё имя, Julio 204 (204 — по номеру улицы, где он жил), и оказался одним из первых граффити-райтеров в Нью-Йорке. Однако он ограничивался написанием своего имени в пределах района, потому не приобрел известности. Первым замеченным СМИ теггером стал Taki 183, работавший в то время курьером, и наносящий надписи по всему городу и в метрополитене. Выход статьи в газете New York Times («Taki 183» Spawns Pen Pals) породил массу подражателей, и теггинг для многих молодых людей стал средством выразить себя и обратить на себя внимание. Впоследствии, из-за появления перманентных маркеров и красок, устойчивых к внешнему воздействию, а также из-за развития хип-хоп культуры, теги стали неотъемлемой частью облика крупного города.

В контексте граффити

Некоторые райтеры считают тэги основополагающей частью культуры, «базисом» граффити-художника. По их мнению, тэг характеризует стиль райтера: как из-за внешнего вида, так и из-за выбранного для надписи места.

При написании букв простыми инструментами вроде маркера или баллончика краски, трудно спрятать за цветовыми решениями недостатки в динамике букв и компоновке, потому тэг по праву считается самой «чистой» формой граффити. Тэггеры уделяют немало времени развитию стиля, формируя так называемый «Handstyle».

Тэггинг близок к каллиграфии — более того, некоторые тэгеры изображают на стенах классические готические шрифты, курсивы и пр. Но, в отличие от каллиграфии, в граффити требуется не только писать в особой манере, но и писать быстро. В некоторых случаях для ускорения тэг пишут в одну линию, не отрывая руки («One Line»).

Инструменты

Райтеры, как правило, пишут маркерами или аэрозольными баллончиками. На этом, однако, диапазон не ограничивается: также в использовании промышленные маркеры, садовые пульверизаторы, заправленные краской огнетушители, малярные валики. Распространены самодельные маркеры и чернила. Первые получают из губок для обуви, корректоров, тюбиков для капель и пр. Рецепты чернил индивидуальны и некоторыми райтерами хранятся в секрете.

В больших городах тэги могут быстро закрашивать или оттирать, потому некоторые райтеры занимаются скретчингом — выцарапыванием своего имени на поверхности (англ. scratch - царапать). Также для долговременных надписей — в основном, на стекле — используется плавиковая кислота, заправленная в пластмассовые маркеры.

См. также

• Граффити
• Каллиграфия

Отрывок, характеризующий Теггинг

Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.