Тейлер, Макс

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Макс Тейлер
Max Theiler
Дата рождения:

30 января 1899(1899-01-30)

Место рождения:

Претория, ЮАР

Дата смерти:

11 августа 1972(1972-08-11) (73 года)

Место смерти:

Нью-Хейвен, Коннектикут, США

Страна:

ЮАР, США

Альма-матер:

Кейптаунский университет

Награды и премии:

Нобелевская премия по физиологии и медицине (1951)

Макс Тейлер (англ. Max Theiler; 30 января 1899, Претория, ЮАР11 августа 1972, Нью-Хейвен, Коннектикут, США) — американский вирусолог.





Биография

Начал изучать медицину в университетском колледже Родса, затем в 1917—1918 гг. в Кейптаунском университете, в 1922 году совершенствовался в Лондоне. С 1951 года руководитель лабораторий отдела медицины и здравоохранения Рокфеллеровского фонда (Нью-Йорк) и одновременно (с 1964 года) профессор медицинской школы Йельского университета.

Основные труды

Основные работы по изучению этиологии амёбной дизентерии, лептоспирозов, японского энцефалита, обезьяньего энцефаломиелита и др.

Нобелевская премия

Нобелевская премия (1951) за исследования вируса жёлтой лихорадки и создание двух специфических вакцин для иммунизации человека против этой болезни.

Сочинения

  • Studies on action of yellow fever virus in mice, «Annals of tropical medicine and parasitology», 1930, №24;
  • Yellow fever protection test in mice by intracerebral injection, «Annals of tropical medicine and hygiene », 1933, № 27.

Память

В 1979 г. Международный астрономический союз присвоил имя Макса Тейлера кратеру на видимой стороне Луны.

Напишите отзыв о статье "Тейлер, Макс"

Ссылки

  • [nobelprize.org/nobel_prizes/medicine/laureates/1951/ Информация с сайта Нобелевского комитета]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Тейлер, Макс

– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.