Бахтияр, Теймур

Теймур Бахтияр перс. تیمور بختیار‎<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
1-й Директор САВАК
октябрь 1957 — июнь 1961
Преемник:	Хассан Пакраван
Вероисповедание:	Ислам, шиитского толка
Рождение:	1914(1914) Исфахан
Смерть:	12 августа 1970(1970-08-12)
Отец:	Сардар Моаззам Бахтияр
Образование:	1) Военная академия Сен-Сир (Франция) 2) школа кавалерии Сомюр
Профессия:	Деятель иранских спецслужб
Военная служба
Годы службы:	1936—1961
Принадлежность:	Иран
Род войск:	Секретная служба Ирана «САВАК»
Звание:	Генерал-лейтенант

Теймур Бахтияр (перс. تیمور بختیار‎ — Teymur Baxtiyâr) (1914 — 12 августа 1970) — 1-й руководитель САВАК (октябрь 1957 — июнь 1961) — иранский государственный деятель, шеф шахской службы САВАК. Генерал-лейтенант (Sepahbod) иранских вооружённых сил.

Карьера военного

Теймур Бахтияр родился в 1914 году в Исфахане, в семье Сардар Моаззам Бахтияра, вождя влиятельного рода бахтияров. Бахтияры приобрели в последние десятилетия шахского режима в Иране особый вес (из этого рода была вторая жена шаха Мохаммеда Реза Пехлеви — Сорая Эсфандияри Бахтияри, а также доктор Шапур Бахтияр — последний премьер-министр шахского правительства).

Бахтияр окончил французскую школу в Бейруте (1928—1933), учился во Франции в военной академии Сен-Сир (до 1936 г.). Затем он продолжил свои занятия в школе кавалерии Сомюр. В 1936 году молодой Теймур Бахтияр был уже в звании лейтенанта 2-го ранга в сухопутных силах. После возвращения в Иран Бахтияр начал работать в отделении шахского МВД; вскоре получил повышение по службе и стал старшим лейтенантом.

В 1946 году, получив соответствующий приказ шахского правительства, он принимает участие в усмирении региона Хамсе. Подавив вооружённое сопротивление кочевых племён в Хамсе правительство направило его в качестве губернатора в Захедан (иранский город, административный центр области Систан и Белуджистан).

Августовский переворот 1953 года

В 1953 году, Теймур Бахтияр, будучи командующим бронетанковой бригады округа Керманшах, поддержал генерала Фазлоллу Захеди против премьер-министра Мохаммеда Мосаддыка.

После правительственного кризиса 1953 года, Бахтияр, стал близким партнёром генерала Фазлоллы Захеди. В декабре он был назначен военным губернатором Тегерана. На новом посту Теймур Бахтияр действовал исключительно активно и решительно. Генерал Бахтияр сумел разыскать и захватить экс-министра иностранных дел в правительстве Мосаддыка — Хоссейна Фатеми, пытавшегося организовать вооружённое сопротивление новому иранскому правительству генерала Захеди. В сентябре-ноябре Бахтияр провёл широкую репрессивную кампанию против иранских коммунистов из партии ТУДЕ и арестовал 24 лидера партии; а также поймал убийцу прежнего премьер-министра страны Хаджи Али Размары — Халиля Тахмасеби. По профессии плотник, Халиль Тахмасеби был членом подпольной исламистской террористической организации «Федаине Ислами». 7 марта 1951 года он убил премьер-министра генерала Хаджи Али Размару, который несколькими днями ранее (3 марта) обнародовал доклад по нефтяному вопросу, отвергавшей идею национализации. С приходом к власти доктора Мохаммеда Мосаддыка, меджлис присвоил Халилю Тахмасеби почётные звания «Национального героя» и «Воин ислама» и он был освобождён. После монархического переворота в августе 1953 года его снова арестовали и казнили.

19 октября 1954 года был приведён в исполнение смертный приговор первой группе офицеров из ТУДЕ. 30 октября расстреляли вторую группу офицеров-тудеистов в составе 6 человек, 8 ноября третью группу из 5 человек. А 10 ноября по приговору военного трибунала был казнён Хоссейн Фатеми. Перед казнью он был подвергнут зверским истязаниям.

Заручившись полной поддержкой шахского двора и Запада, новое правительство обрушило жестокие репрессии против членов промосаддыковских и левых организации, деятелей, известных своими антимонархическими взглядами. В течение всего 1953 года ещё продолжались незначительные разрозненные вооруженные выступления представителей оппозиции против военного правительства. Весной 1954 года аятолла Кашани, публицист Хоссейн Макки и другие лидеры правых националистов сделали попытку организовать массовые выступления против правительства Захеди. Однако начавшиеся по их призыву демонстрации не привели к изменению существовавшей ситуации. Двор и правительство уже к этому времени стали хозяевами положения, установив полный контроль над армией, полицией и жандармерией.

С августа 1953 по осень 1954 были арестованы около 660 наиболее рьяных сторонников свергнутого премьер-министра. Из них 130 человек были бывшими работниками нефтяных предприятий в Абадане. Значительная часть арестованных офицеров были членами партии ТУДЕ. Все те, кто избежал расстрела, были приговорены к различным годам тюрьмы.

Августовский переворот 1953 года привел к значительному изменению общественно-политической обстановки в Иране: пришёл конец периоду своеобразного двоевластия, одной из главных черт которого было острое соперничество, а временами — противостояние, между шахским двором и правительством; началось восстановление полной авторитарной власти шаха и традиционного статуса господствующего слоя.

Теймур Бахтияр во главе САВАК (1957—1961)

Формирование шахской тайной полиции проходило при интенсивной помощи инструкторов из ЦРУ и МОССАД. В 1954 году Теймур Бахтияр получил очередное повышение по службе — шах произвел его в трехзвездные генералы.

В октябре 1957 года Пехлеви назначил его главой создаваемой заново иранской службы безопасности — САВАК (Бахтияр был к этому времени уже бригадным генералом). Генерал Бахтияр безжалостно боролся с любой оппозицией шахскому режиму, — начиная коммунистическими и кончая лево-исламистскими организациями и группами. Все оппозиционные партии и группировки были уничтожены, либо загнаны в подполье.

Под начальством генерала Бахтияра, САВАК превратился в эффективное секретное агентство внутренней безопасности по борьбе с врагами монархического режима династии Пехлеви.

6 мая 1961 года новым премьер-министром Ирана стал доктор Али Амини, который сумел настроить шаха против Бахтияра и его соратников, играя на связях генерала с представителями политических кругов США и лично с президентом Дж. Кеннеди. Шах начал не доверять Бахтияру (у шаха были небеспочвенные подозрения, что Бахтияр готовит государственный переворот) и в июне 1961 года он был уволен. Как ни странно, сам Али Амини был «человеком» Дж. Кеннеди, что в итоге и стало одной из главных причин его отставки (19 июля 1962 года) под сильным давлением шаха. Данные перестановки в органах спецслужб шах предпринял из-за роста недоверия самого шаха к Дж. Кеннеди. Новым руководителем САВАК стал генерал Хассан Пакраван.

Антишахская деятельность генерала Бахтияра

В январе 1962 года Бахтияр покинул страну и первое время проживал во Франции, а вскоре обосновался в Женеве (Швейцария, затем перебрался в Ливан), где начал налаживать связи с рассеянными по всей Европе, Ираку и Ливану иранскими диссидентами; от аятоллы Хомейни до лидеров партии ТУДЕ (Реза Радманеш — Генсек партии ТУДЕ) и сепаратистов, боровшихся за отделение от Ирана Южного Азербайджана (лидер Махмуд Панахиан — «Военный министр» сепаратистского движения).

Высланный из партии ТУДЕ, генерал (доктор) Махмуд Панахиан, в мае 1970 года, по приглашению иракских правительственных чиновников приехал в Багдад. В Ираке доктор Махмуд Панахиан имел плодотворные беседы с множеством иранских диссидентов, а также с лидерами иранской оппозиции, а именно, с главными из них, — доктором Морад Азиз Размаваром и с генералом Теймуром Бахтияром.

В течение следующих нескольких месяцев доктор Махмуд Панахиан начал принимать на работу в спешно созданную им самим (при помощи иракских властей) организацию людей, которая открыто была враждебно настроена по отношению к иранскому режиму. Он организовывал радиопередачи антишахского содержания, опубликовывал материалы антимонархического характера. В этот же период он издал свою главную работу, начатую им ещё в городе Баку: «Географический словарь иранской нации».

Незадолго до убийства Бахтияра, Махмуд Панахиан, получил личное приглашение от генерала сопроводить его на запланированную охоту и самому принять участие в охотничьей партии, но доктор Панахиан любезно отклонил данное предложение, сославшись на занятость.

Генерал Бахтияр умело использовал контакты, которые он выстроил в течение 4-х летнего руководства САВАК. Он принимал активное участие во всех мероприятиях, оппозиционных шаху.

Ликвидация генерала Бахтияра

Своей подрывной деятельностью генерал Бахтияр вызвал тревогу и озабоченность шахского двора. Иранское правительство объявило Бахтияра в международный розыск, после чего он перебрался в Ирак, правительство которого ни в коем случае не выдало бы его властям Ирана. Обосновавшись в Ираке, генерал Бахтияр вступил в альянс с Саддамом Хусейном против шаха. Здесь он создал антишахский центр, в деятельности которого принимали участие, в частности, представители партии ТУДЕ.

Шах дал жесткие указания директору САВАК генералу Нассири — во что бы то ни стало ликвидировать «предателя» Бахтияра. Созданная самим же Бахтияром, модернизированная и доведенная до совершенства генералом Нассири секретная служба САВАК провела сложную и многоходовую операцию по розыску Бахтияра в Ираке. Несколько специальных агентов САВАК захватили иранский пассажирский самолет, вынудив его приземлиться в Багдаде, и тем самым зарекомендовали себя перед иракскими властями как борцы с иранским шахским режимом. Благодаря этому им открылся доступ к Бахтияру.

После того как агенты САВАК получили полное доверие окружения Бахтияра и его самого, в исполнение вступил сложный механизм действий со стороны саваковцев, итогом которого должно было стать ликвидация Бахтияра, но лишь таким образом, чтобы тень подозрений полностью легло бы на окружение и соратников Бахтияра.

Агенты САВАК достигли такого уровня доверия со стороны Бахтияра, что им даже было предложено обосноваться внутри особняка генерала в Багдаде. По всей вероятности, убийцы из САВАК смогли бы ликвидировать генерала Бахтияра в его собственном доме, наряду с его сыновьями и женой ещё в более раннее время. Однако, возможности для спасения бегством были мизерными, поскольку Теймур Бахтияр был очень важным лицом для иракского правительства, и он был под постоянным наблюдением сотрудников иракских спецслужб. Бахтияра постоянно охраняли иракские телохранители. По следующему сценарию спецоперации, убийца из САВАК должен был действовать в одиночку.

12 августа 1970 года, во время совместной охоты, убийца из САВАК, выбрав удобный момент для выполнения заказа, выстрелил в генерала Бахтияра из пистолета, ранив того в плечо. Генерал выронил свою винтовку и упал на колени. На выстрел немедленно отреагировал иракский телохранитель Бахтияра и попытался нейтрализовать убийцу из АК-47, но в тот же миг был застрелен, получив пулю в лоб. В долю секунды поняв, что ситуация была смертельной, генерал Бахтияр попытался достать револьвер левой рукой, но не успел его даже вытащить, как получил 5 выстрелов в туловище и один в левую руку. Данное убийство было осуществлено профессионально и детально сфабриковано по заранее задуманному плану. Агент САВАК все устроил таким образом, что все это происшествие походил на несчастный случай.

После окончания грязной работы убийца быстро оставил место преступления, направляясь к иранской границе. Испытывая недостаток в специальном вооружении и амуниции, а также не владея опытом выживания в подобной ситуации, убийца недооценил летнюю высокую температуру иракской пустыни, но все же сумел преодолеть большой путь в сторону иранской границы. Убийце не удалось добраться до намеченной цели: он был схвачен иракской пограничной службой всего лишь в нескольких километрах от иранской границы и доставлен живым в Багдад. Судьба этого человека до сих пор остается неизвестной.

Также неизвестно, где убийца прошёл обучение на владение стрелковым оружием и где он получил данную модель пистолета, из которого и было совершено преступление. Генерал Бахтияр сразу же, со многими огнестрельными ранениями, был доставлен в центральную больницу Багдада, где ему сделали хирургическую операцию, но Бахтияр умер от массивного внутреннего кровотечения.

Убийство генерала Бахтияра было исследовано на самом высшем уровне и расследование этого инцидента, проведенное баасистским руководством Ирака, не выявило ничего подозрительного.

Лишь спустя много лет шах Мохаммед Реза Пехлеви, уже после победы Исламской революции 1979 года, когда он потерял власть над Ираном и, находясь в изгнании, признался в одном из интервью французскому биографу и журналисту, Жерару де Виллье, что Бахтияр был уничтожен по его личному указанию.

Источники

• Gerard de Villiers, «THE IMPERIAL SHAH», Paris, 1974.
• Zabih, S. «Bakhtiar, Teymur.» Ed. Ehsan Yarshater. Encyclopaedia Iranica. Vol. III. New York: Encyclopaedia Iranica Foundation, 1989.
• Issa Pejman, Assar-e Angosht-e Savak vol. 1, Nima Publishing, Paris, février 1994.

Отрывок, характеризующий Бахтияр, Теймур

Как только князь Андрей оставил свои ежедневные занятия, в особенности как только он вступил в прежние условия жизни, в которых он был еще тогда, когда он был счастлив, тоска жизни охватила его с прежней силой, и он спешил поскорее уйти от этих воспоминаний и найти поскорее какое нибудь дело.
– Ты решительно едешь, Andre? – сказала ему сестра.
– Слава богу, что могу ехать, – сказал князь Андрей, – очень жалею, что ты не можешь.
– Зачем ты это говоришь! – сказала княжна Марья. – Зачем ты это говоришь теперь, когда ты едешь на эту страшную войну и он так стар! M lle Bourienne говорила, что он спрашивал про тебя… – Как только она начала говорить об этом, губы ее задрожали и слезы закапали. Князь Андрей отвернулся от нее и стал ходить по комнате.
– Ах, боже мой! Боже мой! – сказал он. – И как подумаешь, что и кто – какое ничтожество может быть причиной несчастья людей! – сказал он со злобою, испугавшею княжну Марью.
Она поняла, что, говоря про людей, которых он называл ничтожеством, он разумел не только m lle Bourienne, делавшую его несчастие, но и того человека, который погубил его счастие.
– Andre, об одном я прошу, я умоляю тебя, – сказала она, дотрогиваясь до его локтя и сияющими сквозь слезы глазами глядя на него. – Я понимаю тебя (княжна Марья опустила глаза). Не думай, что горе сделали люди. Люди – орудие его. – Она взглянула немного повыше головы князя Андрея тем уверенным, привычным взглядом, с которым смотрят на знакомое место портрета. – Горе послано им, а не людьми. Люди – его орудия, они не виноваты. Ежели тебе кажется, что кто нибудь виноват перед тобой, забудь это и прости. Мы не имеем права наказывать. И ты поймешь счастье прощать.
– Ежели бы я был женщина, я бы это делал, Marie. Это добродетель женщины. Но мужчина не должен и не может забывать и прощать, – сказал он, и, хотя он до этой минуты не думал о Курагине, вся невымещенная злоба вдруг поднялась в его сердце. «Ежели княжна Марья уже уговаривает меня простить, то, значит, давно мне надо было наказать», – подумал он. И, не отвечая более княжне Марье, он стал думать теперь о той радостной, злобной минуте, когда он встретит Курагина, который (он знал) находится в армии.
Княжна Марья умоляла брата подождать еще день, говорила о том, что она знает, как будет несчастлив отец, ежели Андрей уедет, не помирившись с ним; но князь Андрей отвечал, что он, вероятно, скоро приедет опять из армии, что непременно напишет отцу и что теперь чем дольше оставаться, тем больше растравится этот раздор.
– Adieu, Andre! Rappelez vous que les malheurs viennent de Dieu, et que les hommes ne sont jamais coupables, [Прощай, Андрей! Помни, что несчастия происходят от бога и что люди никогда не бывают виноваты.] – были последние слова, которые он слышал от сестры, когда прощался с нею.
«Так это должно быть! – думал князь Андрей, выезжая из аллеи лысогорского дома. – Она, жалкое невинное существо, остается на съедение выжившему из ума старику. Старик чувствует, что виноват, но не может изменить себя. Мальчик мой растет и радуется жизни, в которой он будет таким же, как и все, обманутым или обманывающим. Я еду в армию, зачем? – сам не знаю, и желаю встретить того человека, которого презираю, для того чтобы дать ему случай убить меня и посмеяться надо мной!И прежде были все те же условия жизни, но прежде они все вязались между собой, а теперь все рассыпалось. Одни бессмысленные явления, без всякой связи, одно за другим представлялись князю Андрею.


Князь Андрей приехал в главную квартиру армии в конце июня. Войска первой армии, той, при которой находился государь, были расположены в укрепленном лагере у Дриссы; войска второй армии отступали, стремясь соединиться с первой армией, от которой – как говорили – они были отрезаны большими силами французов. Все были недовольны общим ходом военных дел в русской армии; но об опасности нашествия в русские губернии никто и не думал, никто и не предполагал, чтобы война могла быть перенесена далее западных польских губерний.
Князь Андрей нашел Барклая де Толли, к которому он был назначен, на берегу Дриссы. Так как не было ни одного большого села или местечка в окрестностях лагеря, то все огромное количество генералов и придворных, бывших при армии, располагалось в окружности десяти верст по лучшим домам деревень, по сю и по ту сторону реки. Барклай де Толли стоял в четырех верстах от государя. Он сухо и холодно принял Болконского и сказал своим немецким выговором, что он доложит о нем государю для определения ему назначения, а покамест просит его состоять при его штабе. Анатоля Курагина, которого князь Андрей надеялся найти в армии, не было здесь: он был в Петербурге, и это известие было приятно Болконскому. Интерес центра производящейся огромной войны занял князя Андрея, и он рад был на некоторое время освободиться от раздражения, которое производила в нем мысль о Курагине. В продолжение первых четырех дней, во время которых он не был никуда требуем, князь Андрей объездил весь укрепленный лагерь и с помощью своих знаний и разговоров с сведущими людьми старался составить себе о нем определенное понятие. Но вопрос о том, выгоден или невыгоден этот лагерь, остался нерешенным для князя Андрея. Он уже успел вывести из своего военного опыта то убеждение, что в военном деле ничего не значат самые глубокомысленно обдуманные планы (как он видел это в Аустерлицком походе), что все зависит от того, как отвечают на неожиданные и не могущие быть предвиденными действия неприятеля, что все зависит от того, как и кем ведется все дело. Для того чтобы уяснить себе этот последний вопрос, князь Андрей, пользуясь своим положением и знакомствами, старался вникнуть в характер управления армией, лиц и партий, участвовавших в оном, и вывел для себя следующее понятие о положении дел.
Когда еще государь был в Вильне, армия была разделена натрое: 1 я армия находилась под начальством Барклая де Толли, 2 я под начальством Багратиона, 3 я под начальством Тормасова. Государь находился при первой армии, но не в качестве главнокомандующего. В приказе не было сказано, что государь будет командовать, сказано только, что государь будет при армии. Кроме того, при государе лично не было штаба главнокомандующего, а был штаб императорской главной квартиры. При нем был начальник императорского штаба генерал квартирмейстер князь Волконский, генералы, флигель адъютанты, дипломатические чиновники и большое количество иностранцев, но не было штаба армии. Кроме того, без должности при государе находились: Аракчеев – бывший военный министр, граф Бенигсен – по чину старший из генералов, великий князь цесаревич Константин Павлович, граф Румянцев – канцлер, Штейн – бывший прусский министр, Армфельд – шведский генерал, Пфуль – главный составитель плана кампании, генерал адъютант Паулучи – сардинский выходец, Вольцоген и многие другие. Хотя эти лица и находились без военных должностей при армии, но по своему положению имели влияние, и часто корпусный начальник и даже главнокомандующий не знал, в качестве чего спрашивает или советует то или другое Бенигсен, или великий князь, или Аракчеев, или князь Волконский, и не знал, от его ли лица или от государя истекает такое то приказание в форме совета и нужно или не нужно исполнять его. Но это была внешняя обстановка, существенный же смысл присутствия государя и всех этих лиц, с придворной точки (а в присутствии государя все делаются придворными), всем был ясен. Он был следующий: государь не принимал на себя звания главнокомандующего, но распоряжался всеми армиями; люди, окружавшие его, были его помощники. Аракчеев был верный исполнитель блюститель порядка и телохранитель государя; Бенигсен был помещик Виленской губернии, который как будто делал les honneurs [был занят делом приема государя] края, а в сущности был хороший генерал, полезный для совета и для того, чтобы иметь его всегда наготове на смену Барклая. Великий князь был тут потому, что это было ему угодно. Бывший министр Штейн был тут потому, что он был полезен для совета, и потому, что император Александр высоко ценил его личные качества. Армфельд был злой ненавистник Наполеона и генерал, уверенный в себе, что имело всегда влияние на Александра. Паулучи был тут потому, что он был смел и решителен в речах, Генерал адъютанты были тут потому, что они везде были, где государь, и, наконец, – главное – Пфуль был тут потому, что он, составив план войны против Наполеона и заставив Александра поверить в целесообразность этого плана, руководил всем делом войны. При Пфуле был Вольцоген, передававший мысли Пфуля в более доступной форме, чем сам Пфуль, резкий, самоуверенный до презрения ко всему, кабинетный теоретик.
Кроме этих поименованных лиц, русских и иностранных (в особенности иностранцев, которые с смелостью, свойственной людям в деятельности среди чужой среды, каждый день предлагали новые неожиданные мысли), было еще много лиц второстепенных, находившихся при армии потому, что тут были их принципалы.
В числе всех мыслей и голосов в этом огромном, беспокойном, блестящем и гордом мире князь Андрей видел следующие, более резкие, подразделения направлений и партий.
Первая партия была: Пфуль и его последователи, теоретики войны, верящие в то, что есть наука войны и что в этой науке есть свои неизменные законы, законы облического движения, обхода и т. п. Пфуль и последователи его требовали отступления в глубь страны, отступления по точным законам, предписанным мнимой теорией войны, и во всяком отступлении от этой теории видели только варварство, необразованность или злонамеренность. К этой партии принадлежали немецкие принцы, Вольцоген, Винцингероде и другие, преимущественно немцы.
Вторая партия была противуположная первой. Как и всегда бывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этой партии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободы от всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партии были представители смелых действий, они вместе с тем и были представителями национальности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти были русские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время была распространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости – производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминая Суворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, бить неприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску.
К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.
Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»
Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем тоже за мир.
Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.