Тейшебаини

Тейшебаини

Тейшебаини (урартск. ^{URU D}te-i-še-ba-i-ni, арм. Թեյշեբաինի) — древний город-крепость государства Урарту, последний оплот урартской государственности периода заката Урарту. Тейшебаини был основан в VII веке до н. э. царём Русой II. Развалины Тейшебаини расположены на холме Кармир-Блур на окраине современного Еревана на территории Армении.

История изучения

В 1936 году геолог А. П. Демехин, изучавший базальты реки Раздан, обнаружил на вершине холма Кармир-Блур обломок камня с клинописной надписью, на котором удалось прочитать имя урартского царя Русы II, сына Аргишти II. Стало ясно, что Кармир-Блур представляет археологический интерес, хотя этот холм до 1936 года использовался местными жителями окрестных сёл в качестве каменоломни для хозяйственных нужд. С 1939 года здесь начались систематические археологические раскопки, которые несколько десятков лет вела Кармиблурская археологическая экспедиция. К 1958 году, несмотря на перерыв, связанный с Великой Отечественной войной, основная часть работ была завершена. Руководил раскопками Б. Б. Пиотровский. В результате раскопок были выявлены остатки грандиозной крепости Тейшебаини площадью свыше 4 гектаров, остатки урартских жилых кварталов и следы доурартских поселений эпохи энеолита и ранней бронзы XIII—VIII веков до н. э., которые, возможно, были разрушены урартами ещё в период первоначальной экспансии Урарту в Закавказье при царе Аргишти I. Аэрофотосъёмка выявила наличие древних городских улиц, соединяющих крепость и жилые кварталы. Слово «Тейшебаини» было впервые прочитано на железных запорах кладовых крепости, и, таким образом, было восстановлено урартское название этого поселения.

• Археологические раскопки Тейшебаини. Фотографии А.П. Булгакова, 1950 год.
• 

  Раскопки одного из «городских кварталов» недалеко от крепости, в нижней части холма Кармир-Блур.

• 

  Один из многих винных погребов, обнаруженных в крепости. Погреб состоял из рядов крупных карасов, на 80% вкопанных в землю. На верхней части карасов наносились отметки о типе вина и датах его хранения.

История крепости

Крепость Тейшебаини была построена в период заката Урарту царём Русой II (сыном Аргишти II), который правил примерно с 685 по 639 г. до н. э., и была, вероятно, последним значимым городом, построенным в Урарту. После того, как ассирийцы разрушили главные культовые сооружения урартского бога Халди в Мусасире в 714 году до н. э., урартов преследовали военные неудачи. Руса II пытался укрепить военную мощь Урарту, в частности, с помощью углубления культа урартских богов. В начале своего правления Руса II построил новый культовый город бога Халди на северном берегу озера Ван, а затем Тейшебаини, названный в честь урартского бога войны Тейшебы. Кроме этого, Руса II построил новые храмы богу Халди во всех значимых городах Урарту, включая Тейшебаини. Сохранилась клинописная табличка Русы II, рассказывающая о работах по устройству хозяйства Тейшебаини:

Богу Халди, своему владыке, эту надпись Руса, сын Аргишти, воздвиг. Могуществом бога Халди Руса, сын Аргишти, говорит: Земля долины Куарлини была необработанной, ничего там не было. Как мне бог Халди приказал, так я этот виноградник разбил, повелел я там устройство полей с посевами, фруктовых садов, взялся я там за устройство города. Канал из реки Илдаруниа я провел; «Умешини» — имя его. В этой долине царя Русы когда кто-нибудь заставит канал оросить что-нибудь, козлёнок пусть будет зарезан богу Халди, овца — пусть будет принесена в жертву богу Халди, овца — богу Тейшеба, овца — богу Шивини.

Руса, сын Аргишти, царь могущественный, царь великий, царь вселенной, царь страны Биаинили, царь царей, правитель Тушпа-города.

Руса, сын Аргишти, говорит: Кто эту надпись уничтожит, кто её разобьёт, кто её со своего места выбросит, кто в землю зароет, кто в воду бросит, кто другой скажет: «Я всё это совершил», кто моё имя на ней уничтожит и своё имя поставит, будь он житель страны Биаинили или житель вражеской страны, пусть боги Халди, Тейшеба, Шивини, все боги не оставят на земле ни его имени, ни его семьи, ни его потомства.

Усилия Русы II не имели большого успеха, и Урарту продолжало сдавать позиции, постепенно утрачивая контроль над бывшим центром страны вблизи озера Ван, смещая административно-хозяйственную деятельность в Закавказье. Около 600 года до н. э. правители Урарту окончательно теряют контроль над центром страны, и теряют позиции в Закавказье: оставляют без боя город Эребуни, следом теряют в бою город Аргиштихинили, и Тейшебаини становится последним оплотом Урарту. В этот период в Тейшебаини свозятся все сохранившиеся ценности из Эребуни и других мест страны, однако, приблизительно в 585 году до н. э. очередное вражеское нашествие уничтожает Тейшебаини. Существует несколько мнений о том, кто именно нанёс Урарту последний удар: есть версии, что это сделали скифы и киммерийцы, мидийцы и вавилоняне. Однако скифская теория на сегодняшний день является среди исследователей более распространённой и подтверждается обнаружением при археологических раскопках крепости большого числа наконечников стрел скифского типа.

Последний штурм крепости

По данным археологических раскопок последний штурм Тейшебаини произошёл в первой половине лета, когда скот находился на высокогорных пастбищах, а виноград ещё не созрел. Археологи считают, что штурм начался внезапно, вероятно, в ночное время, и жители городских построек были вынуждены поспешно покинуть городские кварталы и спасаться внутри крепости. Крыши городских построек быстро загорелись, и перепуганные жители выскочили из домов, оставив ценные вещи. Судя по направлению большинства найденных наконечников стрел, неприятель атаковал с западного склона холма. В городских постройках, например, найдены скелеты женщины и грудного ребёнка, которые, вероятно, не успели убежать от наступающего врага. Жители укрылись во внутреннем дворе крепости, соорудив себе там временные жилища. Однако, через непродолжительное время осады и сама крепость не выдержала штурма: неприятель ворвался через вспомогательные западные ворота. В результате битвы вспыхнул пожар, который уничтожил временные постройки, перекрытия и крышу крепости. Тейшебаини погиб, а покрасневший на пожарище кирпич дал название холму — Кармир-Блур (арм. Կարմիր Բլուր — «Красный холм»). В результате штурма была разрушена система водоснабжения крепости, поэтому жизнь на территории Тейшебаини так и не возобновилась.

Устройство Тейшебаини

Общее устройство города

Доминирующим объектом Тейшебаини являлась мощная крепость (цитадель), расположенная на вершине холма Кармир-Блур. Крепость была защищена с севера и востока обрывистыми склонами холма и рекой Раздан, с юга и запада более пологие склоны холма защищались мощными стенами высотой около 8 метров. К западу от крепости располагались городские постройки, сооруженные из камня, где ютились простые жители города. Южную часть города занимал крупный виноградник, обнесенный каменным забором по всему периметру. Виноградник орошался с помощью сооруженного отводного канала от реки Раздан.

Схема города-крепости Тейшебаини
По данным Кармиблурской археологической экспедиции.

Основная постройка — массивная крепость Тейшебаини, расположенная на вершине холма. Толщина стен крепости у основания превосходила 3 метра. Слева, в нижней части холма были обнаружены две группы городских построек. Чёрный пунктир указывает остатки городской стены Тейшебаини, по-видимому, недостроенной. От реки Раздан ответвляется вверх оросительный канал «Умешини», построенный Русой II и сохранившийся до наших дней под названием «Эчмиадзинский канал». Коричневые линии обозначают местоположение древних улиц Тейшебаини, обнаруженных с самолёта с помощью аэрофотосъёмки.
Розовым цветом обозначены остатки доурартского поселения, обнаруженного археологами под урартскими городскими постройками.

Координатные (серые) линии проведены через каждые 50 метров.

Крепость Тейшебаини

Крепость (цитадель) Тейшебаини была построена в 2 этапа с небольшим перерывом из сырцового кирпича с использованием типичной месопотамской строительной техники. Крепость включала в себя около 200 внутренних помещений, как правило, в виде узких прямоугольников, по-видимому, для удобства перекрытия короткими балками. Основная часть помещений была разделена деревянными перекрытиями на 2 этажа, некоторые помещения оставались сплошными, достигая высоты 8 метров. Многие помещения имели верхнее или верхнебоковое естественное освещение. Стены были выложены из сырцового кирпича размером 52 × 35 × 14 см на мощном фундаменте из крупных базальтовых блоков. Толщина стен колебалась от 2,1 метра (6 рядов кирпичей) до 3,5 метров (10 рядов кирпичей). Здание имело прямолинейные формы, линия фасада разбивалась контрфорсами, а на углах крепости находились массивные башни. Многие внутренние помещения сохранили следы древней цветной росписи, в основном красными и голубыми красками.

Схема цитадели Тейшебаини
По данным Кармиблурской археологической экспедиции.

Условные обозначения:

     Зернохранилища

     Пивоварня и кладовая пива      Мастерская по изготовлению кунжутного масла      Кладовые для хранения вина

1 Центральные ворота

2 Западные ворота (вспомогательные)

3 Внутренний двор

4 Резиденция правителя, колонный зал

5 Место находки архива клинописных табличек

Координатные (серые) линии проведены через каждые 50 метров.

</div>

</div></div>

Внутри крепости располагалась резиденция правителя, состоящая из палат и колонного зала, небольшое хранилище клинописных табличек, а также большое количество хозяйственных помещений, в частности мастерские по изготовлению кунжутного масла, пивоварня, зернохранилища, кладовые для хранения мяса и молочных продуктов (главным образом сыра), кладовые для оружия, железных изделий, гончарных изделий и т. п. Большая площадь была выделена под кладовые для хранения вина. Всего в Тейшебаини находилось более 500 карасов ёмкостью от 250 до 1250 литров каждый. Виноделие было одной из главных отраслей хозяйства в Урарту, вокруг Тейшебаини росли виноградники, растущие здесь и поныне. Однако, на момент последнего штурма крепости почти все винные кладовые были пусты, что свидетельствует об упадке Тейшебаини.

Архитектура Тейшебаини
Фотографии А.П. Булгакова. Реконструкция К.Л. Оганесяна

Участок пола крепости, расчищенный при археологических раскопках		Фрагмент крепостной стены (из 6 рядов кирпичей)
Реконструкция главных ворот крепости Тейшебаини, сделанная на основании археологических раскопок.

Все хозяйственные кладовые (около 120 помещений) опечатывались индивидуальной печатью: сквозь дверные ушки продевалась верёвка, концы которой вставлялись в комок мокрой глины, а затем по комку глины прокатывались цилиндрические печати ответственного лица. Для снабжения крепости водой из реки Раздан был проложен скрытый водовод, сделанный из круглых каменных труб, вставлявшихся друг в друга. Остатки скрытых водоводов Тейшебаини представлены в музее «Эребуни».

Базальтовые фундаменты крепостных стен Тейшебаини
Частично восстановлены в ходе археологических работ

Городские постройки

Археологические раскопки показали, что жители городских кварталов не имели собственного хозяйства и, вероятно, жили на государственном довольствии. Вероятно, это были семьи воинов урартской армии и ремесленников. Во время раскопок городских кварталов были обнаружены: гончарный круг, печь для выпечки хлеба, маслобойки, зернотёрки и другие хозяйственные предметы. В то же время в городских кварталах не было обнаружено мест для хранения зерна, вина или других продуктов.

Также оказалось, что строительная техника, использованная при сооружении поселения, отличалась от строительной техники, использованной при строительстве крепости. Если крепость Тейшебаини была выполнена из сырцового кирпича в стиле построек Месопотамии, то городские кварталы были выполнены из крупных блоков туфа — по технологии типичной для народов Закавказья. На основании этого археологи предположили, что городские кварталы были построены местным населением, завоёванным урартами.

После разрушения крепости жизнь в городских кварталах никогда больше не возобновлялась, что, вероятно, было связано с разрушением системы водоснабжения.

Значение изучения Тейшебаини

Раскопки крепости Тейшебаини дали учёным уникальные материалы по последнему периоду Урарту. С одной стороны, в последние годы существования государства город Тейшебаини фактически являлся столицей Урарту. Клинописные документы последних урартских царей были обнаружены только в Тейшебаини и его окрестностях. С другой стороны, многие ценности были свезены в Тейшебаини из разных утерянных урартских городов, в особенности из близлежащего Эребуни. Большинство ценностей было вывезено или расхищено во время падения крепости, но археологам удалось сделать некоторые находки. Например, при раскопках Тейшебаини было обнаружено 97 однотипных бронзовых чаш, на которых были выгравированы имена многих урартских царей, спрятанных в одном из карасов винной кладовой. Различная клинописная стилистика свидетельствует о том, что чаши были изготовлены в разное время, при жизни соответствующих правителей. Во многих случаях кирпич стен, обвалившихся после пожара, надёжно укрыл археологические слои, обеспечив им хорошую сохранность. В Тейшебаини даже были найдены остатки одежды и несколько деревянных предметов, что нетипично для столь давних археологических объектов. Раскопки Тейшебаини на Кармир-Блуре дали учёным ценнейшие материалы, особенно о последнем столетии существования Урарту.

Предметы, обнаруженные при раскопках Тейшебаини в 1939 — 1950 годах.
Музей «Эребуни», Ереван, Армения

Глиняный горшок, украшенный головами быков	Бронзовый щит урартского воина	Бронзовый шлем с надписью Сардури II

При раскопках Тейшебаини были также обнаружены предметы из Ассирии (некоторые цилиндрические печати, бусы из сердолика и другие), из Малой Азии (сердоликовая печать, золотые серьги) и из Древнего Египта (амулеты, бусы), что свидетельствует о культурных и торговых связях Урарту.

Современное состояние памятника

По окончании археологических работ не было произведено полной консервации места раскопок. В связи с этим верхние части крепостных стен, которые были выполнены из сырцевого кирпича, в настоящее время разрушаются под воздействием активной эрозии. За прошедшие тысячелетия кирпичные стены крепости превратились в уплотненную глиняную массу, которая быстро разрушается на открытом воздухе.

Крепостные стены Тейшебаини и их эрозия

Общий вид незаконсервированного городища	Структура крепостной стены Тейшебаини
Крепостные стены города были построены из сырцевого кирпича поверх фундамента из базальтовых камней. За прошедшие тысячелетия сырцевой кирпич превратился в глиняную массу, где просматриваются линии кирпичной кладки. Под воздействием внешней среды в настоящее время стены крепости «оплывают» и разрушаются.

У южного подножья холма Кармир-Блур на месте урартского виноградника было построено небольшое здание музея «Тейшебаини», который в настоящее время закрыт, и почти все его фонды переданы в музей «Эребуни» (за исключением крупных каменных фрагментов водоводов Тейшебаини).

Напишите отзыв о статье "Тейшебаини"

Литература

• Пиотровский Б.Б. Кармир-Блур I. Результаты раскопок 1939—1949. — Ереван: Издательство АН Армянской ССР, 1950. — 101 с. — 1500 экз.
• Пиотровский Б.Б. Кармир-Блур II. Результаты раскопок 1949—1950. — Ереван: Издательство АН Армянской ССР, 1952. — 88 с. — 2000 экз.
• Пиотровский Б.Б. Кармир-Блур III. Результаты раскопок 1951—1953. — Ереван: Издательство АН Армянской ССР, 1955.
• Оганесян К.Л. Кармир-Блур IV. Архитектура Тейшебаини. — Ереван: Издательство АН Армянской ССР, 1955.
• Арутюнян Н.В. Новые урартские надписи Кармир-блура. — Ереван: Издательство АН Армянской ССР, 1966. — 104 с.
• Пиотровский Б.Б. Кармир-Блур. — Ленинград: Аврора, 1970. — 129 с. — 11 000 экз.
• Пиотровский Б.Б. Город бога Тейшебы // Советская археология. — Москва, 1959. — № 2.
• Рубинштейн Р.И. [annals.xlegio.ru/urartu/rubins/index.htm У стен Тейшебаини]. — Советский Художник, 1975.
• Мартиросян А.А. Город Тейшебаини. — Ереван: Издательство АН Армянской ССР, 1961. — 161 с.
• Пиотровский Б. Б. Ванское царство (Урарту) / Орбели И. А. — Москва: Издательство Восточной литературы, 1959. — 286 с. — 3500 экз.

Примечания

Отрывок, характеризующий Тейшебаини

– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.


Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.
– Да, да, – рассеянно сказал князь Андрей. – Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, – начал он опять, – я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.