Тейшейра Гомиш, Мануэл

Мануэл Тейшейра Гомиш Manuel Teixeira Gomes<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Жуан Маркиш ди Оливейра, портрет Мануэла Тейшейры Гомиша (1884)</td></tr>
Президент Португалии
5 октября 1923 года — 11 декабря 1925 года
Предшественник:	Антониу Жозе ди Алмейда
Преемник:	Бернардину Машаду Гимарайнш
Вероисповедание:	Католицизм
Рождение:	27 мая 1860(1860-05-27) Портиман, Королевство Португалия
Смерть:	18 октября 1941(1941-10-18) (81 год) Беджая, Французский Алжир
Отец:	Жозе Либану Гомиш
Мать:	Мария ди Глория Тейшейра
Супруга:	Не был женат
Дети:	Ана-Роса, Мария-Мануэла
Партия:	Демократическая партия Португалии
Профессия:	писатель
Награды:

Мануэл Тейшейра Гомиш (порт. Manuel Teixeira Gomes, 27 мая 1860, Портиман, Королевство Португалия — 18 октября 1941 , Беджая, Французский Алжир) — португальский писатель и политик, седьмой президент Португалии (находился на посту с 5 октября 1923 года по 11 декабря 1925 года).

Биография

Мануэл Тейшейра Гомиш родился в Вила-Нова-ди-Портиман, в семье богатого землевладельца и торговца сушёными фруктами. Родители — Жозе Либану Гомиш и Мария ди Глория Гейшейра. Отец будущего президента много путешествовал, получил образование во Франции, имел республиканские убеждения и был консулом Бельгии в Алгарве.

Тейшейра Гомиш учился в Портимане, в коллегии Сан-Луис-Гонзага, затем в семинарии в Коимбре. В возрасте 18 лет поступил в Коимбрский университет и начал изучать медицину, однако через два года прервал обучение и переехал в Лиссабон, где вращался в интеллектуальных кругах. В 1881 году, после окончания обязательной военной службы, поселился в Порту. Вместе с Жоакином Коимброй и Кейрошем Велозу он начал выпускать театральную газету Gil Vicente. Он писал также для газет Primeiro de Janeiro и Folha Nova.

В 1891 году его отец стал соучредителем компании «Союз экспортёров инжира Алгарве», которая действовала в течение трёх лет. Мануэлу было поручено найти рынки сбыта во Франции, Бельгии и Нидерландах, что дало ему возможность путешествовать по Европе, Северной Африке и Турции. После закрытия компании отец и сын продолжали коммерческую деятельность, и Мануэл путешествовал девять месяцев в году, возвращаясь в Португалию лишь во время сезона сбора инжира.

В 1895 году он установил новые контакты с лиссабонскими литераторами, и в 1899 году выпустил свою первую книгу, O Inventário de Junho. Со временем он становился менее вовлечён в торговлю инжиром и проводил больше времени в Портимане. В 1904 году он опубликовал книгу Cartas sem Moral Nenhuma and Agosto Azul, в 1905 Sabrina Freire, в 1907 Desenhos e Anedotas de João de Deus и в 1909 Gente Singular.

Тейшейра Гомиш был убеждённым республиканцем и сотрудничал с ежедневной газетой A Lucta.

После свержения монархии ему было предложено стать послом Португалии в Лондоне. Он отправился в Великобританию в апреле 1911 года и представил верительные грамоты королю Георгу V 11 октября, после чего исполнял обязанности посла до 1918 года. В частности, он занимал этот пост во время Первой мировой войны и вёл постоянные переговоры с британским правительством относительно статуса Португалии в войне и её взаимоотношениях с Антантой.

В январе 1918 года Тейшейра Гомиш вернулся в Португалию, в которой в это время был установлен режим диктатуры Сидониу Паиша. Он был помещён под домашний арест и вернулся к дипломатической деятельности лишь после убийства Паиша и падения его режима. Мануэл Тейшейра Гомиш был послом в Испании (1919 год), затем снова в Великобритании (с 1919 по 1923), членом португальской делегации на Парижской мирной конференции. В августе 1919 года он безуспешно баллотировался от Демократической партии на пост президента (выборы выиграл Антониу Жозе ди Алмейда). С 6 по 30 сентября 1922 года он был вице-президентом Генеральной Ассамблеи. Наконец, 6 августа 1923 года он был избран президентом Португалии и прибыл в Лиссабон 3 октября 1923 года.

Президентство Тейшейры Гомиша пришлось на период политической нестабильности, начавшейся после убийства Паиша в 1918 году и продолжавшейся до 1926 года. Из первых президентов Португалии ди Алмейда был единственным, кто смог остаться на своём посту в течение номинального четырёхлетнего срока. Во время своего президентского срока Тейшейра Гомиш безуспешно пытался бороться с терроризмом и в 1924—1925 годах подавил как минимум четыре крупных восстания, организованных военными и радикалами. Он был мишенью постоянных атак националистов и не смог справиться с политическим кризисом. 11 декабря 1925 года он подал в отставку под предлогом ухудшения здоровья. На президентском посту Тейшейру Гомиша сменил Бернардину Машаду.

17 декабря 1925 года Мануэл Тейшейра Гомиш добровольно покинул Португалию и больше никогда не возвращался в страну, поселившись сначала в Оране, затем в Беджае. До своей смерти он оставался убеждённым противником фашистского режима Салазара, установленного в Португалии в 1928 году.

Тейшейра Гомиш никогда не был женат, но находился во внебрачной связи с дочерью рыбака Белмирой даш Невиш, от которой имел двух дочерей, Ану-Росу и Марию-Мануэлу.

Литературные произведения

Художественная литература:

• Sabina Freire (1905)
• Gente Singular (1909)
• Novelas Eróticas (1934)
• Regressos (1935)
• Miscelânea (1937)
• Maria Adelaide (1938)
• Carnaval Literário (1939)

Письма:

• Correspondência I e II (1960)

Хроники/воспоминания:

• Inventário de Junho (1899)
• Cartas sem Moral Nenhuma (1903)
• Agosto Azul (1904)
• Cartas a Columbano (1932)
• Londres Maravilhosa (1942)

Ссылки

• [www.presidencia.pt/?idc=13&idi=29 Биография на сайте президента Португалии]  (порт.)
• «Os presidentes e os governos da república no século XX», Alberto Laplaine Guimarães et al. Lisboa: Caixa Geral de Depósitos, Imprensa Nacional — Casa da Moeda, 2000.

Отрывок, характеризующий Тейшейра Гомиш, Мануэл

– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.