Текстовые данные

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Не следует путать с Текстовый файл.

Те́кстовые да́нные (также те́кстовый форма́т) — представление информации строкового типа (то есть, последовательности печатных символов) в вычислительной системе. В MIME закодированным таким образом данным соответствует тип text/plain.

Часто текстовые данные понимаются в более узком смысле — как текст на каких-либо языках (формальных или естественных), который может быть прочитан и понят человеком.

Текстовому формату противопоставляются «двоичные данные», информация в которых закодирована произвольным образом, не рассчитанном на восприятие человеком.

Для большей части компьютерного оборудования и программ неважно, являются ли данные текстовыми. Однако многие сетевые протоколы рассчитаны на работу только с текстовыми данными и не могут обрабатывать произвольную последовательность байтов. Также, некоторые программы обрабатывают текстовые и двоичные данные по-разному, а некоторые предназначены для обработки именно текстовых данных. Программы для создания и редактирования текстовых данных называются текстовыми редакторами.

Структура

Текстовыми данными как правило называются последовательности из подмножества знаков, включающего только печатные знаки (буквы, цифры, знаки препинания) и некоторые управляющие знаки (пробелы, табуляции, переводы строки). Существуют методы (например, UUENCODE или Base64), позволяющие закодировать в текстовом формате произвольные данные любого формата, что часто используется для кодирования бинарных данных.

Требование к возможности понимания содержимого человеком вносит дополнительную избыточность в представление данных. К примеру, число 123, для кодирования которого достаточно одного 8-битного байта, в текстовом виде кодируется несколькими цифровыми символами — так, в десятичной системе счисления для этого требуется три знака («123»), в двоичной — семь знаков («1111011»), в шестнадцатеричной — два («7B»).

Текстовый формат не позволяет использовать команды форматирования текста, управлять атрибутами шрифтов, размечать содержимое.

Разбиение на строки

Текстовые данные могут разделяться на строки. На некоторых платформах (в основном, в операционных системах семейства UNIX) разбиение на строки кодируется одним управляющим знаком с кодом 10 в таблице ASCII (наименование — Line Feed, LF), на других (к примеру, в MS-DOS и Microsoft Windows) — парой управляющих знаков с кодами 13 и 10 (Carriage Return и Line Feed, CR/LF). В Mac OS (но не Mac OS X) разбиение кодируется одним знаком с кодом 13.

Такое разбиение управляющим знаком или знаками продиктовано тем, как работали пишущие машинки, через которые осуществлялся ввод в некоторых первых компьютерах — позиция ввода там указывалась положением валика с бумагой, и для поворота валика и перехода к следующей строке требовалось нажатие одной или двух клавиш или рычажков.

Также, знаки разбиения строк использовались для управления механическими принтерами (в качестве которых могли выступать те же печатные машинки, используемые и для ввода) — знак LF вызывал прокрутку рулона с бумагой, а знак CR вызывал возврат печатной каретки (там, где они были) в начало строки. Отсюда и название знаков — англ. Line Feed (перевод строки) и англ. Carriage Return (возврат каретки).

На некоторых платформах разбиение на строки делалось иначе — текст представлялся в виде последовательности записей фиксированной длины, для чего более короткие строки дополнялись нужным количеством пробелов. Это соответствовало представлению данных на перфокартах, которые служили средством ввода и даже хранения данных, имевших фиксированную ширину (например, 80 позиций - колонок).

Использование

Основная цель применения текстовых данных — «общий знаменатель», независимость от отдельных программ, требующих собственного кодирования или форматирования и несовместимых с другими программами. Текстовые файлы (файлы в текстовом формате) могут быть открыты, прочитаны и отредактированы в любых текстовых редакторах, таких как MS-DOS Editor (англ.) (DOS), Блокнот (Windows), ed, vi и vim (UNIX, Linux), SimpleText (англ.), TextEdit (Mac OS X) и т. п. Другие программы также как правило умеют читать и импортировать текстовые данные. Просмотреть текстовые файлы можно также встроенными командами (type в DOS и Windows) и утилитами (cat в Unix).

Текстовый формат часто используются для представления данных, которые сами не являются чисто текстовыми. В этом случае другие форматы данных «надстраиваются» над простым текстом, для чего их управляющие конструкции выражаются посредством печатных слов и знаков препинания. Это обеспечивает удобство работы с данными на двух уровнях — например, данные HTML и XML можно просматривать и редактировать с показом форматирования в режиме WYSIWYG, а можно их открыть в обычном текстовом редакторе и иметь доступ ко всем тонкостям языка разметки. При хранении данных в «двоичном» виде (как это делается, например, в Microsoft Word ранних версий) с ними нередко нельзя работать в других программах (из-за недоступности информации о структуре формата) или даже в разных версиях одной и той же программы.

В большинстве языков программирования предполагается использование текстового формата для исходного кода программ. Помимо прочего, это позволяет применять к исходным кодам разнообразные утилиты для преобразований, оформления, поиска, статистики, анализа и т. п.

В файлах конфигурации многих программ применяется текстовый формат, даже если там представлены числа и двоичные переключатели (да/нет). Это несколько усложняет программы из-за необходимости преобразования текстовых данных во внутренний формат и обратно, но появляется возможность править конфигурацию вручную, без использования средств настройки самой программы.

Затруднительным является указание на какую-то определенную часть текста, хранящегося в формате текстовых данных. В качестве указателей могут использоваться номера строк или номера символов.

Близкие термины

Термин открытый текст (англ. plaintext; выглядит очень похоже на термин англ. plain text, используемый для обозначения текстовых данных) широко применяется в криптографии и означает любые незашифрованные данные, в том числе и нетекстовые. Термин чистый текст (англ. cleartext) также применяется в криптографии и означает незашифрованные данные, к тому же понятные человеку и незащищённые от «подслушивания» при передаче.

Ссылки

• [www.w3.org/Protocols/rfc1341/7_1_Text.html 7.1 The Text Content-Type], RFC 1341

Отрывок, характеризующий Текстовые данные

Доктор ездил каждый день, щупал пульс, смотрел язык и, не обращая внимания на ее убитое лицо, шутил с ней. Но зато, когда он выходил в другую комнату, графиня поспешно выходила за ним, и он, принимая серьезный вид и покачивая задумчиво головой, говорил, что, хотя и есть опасность, он надеется на действие этого последнего лекарства, и что надо ждать и посмотреть; что болезнь больше нравственная, но…
Графиня, стараясь скрыть этот поступок от себя и от доктора, всовывала ему в руку золотой и всякий раз с успокоенным сердцем возвращалась к больной.
Признаки болезни Наташи состояли в том, что она мало ела, мало спала, кашляла и никогда не оживлялась. Доктора говорили, что больную нельзя оставлять без медицинской помощи, и поэтому в душном воздухе держали ее в городе. И лето 1812 года Ростовы не уезжали в деревню.
Несмотря на большое количество проглоченных пилюль, капель и порошков из баночек и коробочек, из которых madame Schoss, охотница до этих вещиц, собрала большую коллекцию, несмотря на отсутствие привычной деревенской жизни, молодость брала свое: горе Наташи начало покрываться слоем впечатлений прожитой жизни, оно перестало такой мучительной болью лежать ей на сердце, начинало становиться прошедшим, и Наташа стала физически оправляться.


Наташа была спокойнее, но не веселее. Она не только избегала всех внешних условий радости: балов, катанья, концертов, театра; но она ни разу не смеялась так, чтобы из за смеха ее не слышны были слезы. Она не могла петь. Как только начинала она смеяться или пробовала одна сама с собой петь, слезы душили ее: слезы раскаяния, слезы воспоминаний о том невозвратном, чистом времени; слезы досады, что так, задаром, погубила она свою молодую жизнь, которая могла бы быть так счастлива. Смех и пение особенно казались ей кощунством над ее горем. О кокетстве она и не думала ни раза; ей не приходилось даже воздерживаться. Она говорила и чувствовала, что в это время все мужчины были для нее совершенно то же, что шут Настасья Ивановна. Внутренний страж твердо воспрещал ей всякую радость. Да и не было в ней всех прежних интересов жизни из того девичьего, беззаботного, полного надежд склада жизни. Чаще и болезненнее всего вспоминала она осенние месяцы, охоту, дядюшку и святки, проведенные с Nicolas в Отрадном. Что бы она дала, чтобы возвратить хоть один день из того времени! Но уж это навсегда было кончено. Предчувствие не обманывало ее тогда, что то состояние свободы и открытости для всех радостей никогда уже не возвратится больше. Но жить надо было.
Ей отрадно было думать, что она не лучше, как она прежде думала, а хуже и гораздо хуже всех, всех, кто только есть на свете. Но этого мало было. Она знала это и спрашивала себя: «Что ж дальше?А дальше ничего не было. Не было никакой радости в жизни, а жизнь проходила. Наташа, видимо, старалась только никому не быть в тягость и никому не мешать, но для себя ей ничего не нужно было. Она удалялась от всех домашних, и только с братом Петей ей было легко. С ним она любила бывать больше, чем с другими; и иногда, когда была с ним с глазу на глаз, смеялась. Она почти не выезжала из дому и из приезжавших к ним рада была только одному Пьеру. Нельзя было нежнее, осторожнее и вместе с тем серьезнее обращаться, чем обращался с нею граф Безухов. Наташа Осссознательно чувствовала эту нежность обращения и потому находила большое удовольствие в его обществе. Но она даже не была благодарна ему за его нежность; ничто хорошее со стороны Пьера не казалось ей усилием. Пьеру, казалось, так естественно быть добрым со всеми, что не было никакой заслуги в его доброте. Иногда Наташа замечала смущение и неловкость Пьера в ее присутствии, в особенности, когда он хотел сделать для нее что нибудь приятное или когда он боялся, чтобы что нибудь в разговоре не навело Наташу на тяжелые воспоминания. Она замечала это и приписывала это его общей доброте и застенчивости, которая, по ее понятиям, таковая же, как с нею, должна была быть и со всеми. После тех нечаянных слов о том, что, ежели бы он был свободен, он на коленях бы просил ее руки и любви, сказанных в минуту такого сильного волнения для нее, Пьер никогда не говорил ничего о своих чувствах к Наташе; и для нее было очевидно, что те слова, тогда так утешившие ее, были сказаны, как говорятся всякие бессмысленные слова для утешения плачущего ребенка. Не оттого, что Пьер был женатый человек, но оттого, что Наташа чувствовала между собою и им в высшей степени ту силу нравственных преград – отсутствие которой она чувствовала с Kyрагиным, – ей никогда в голову не приходило, чтобы из ее отношений с Пьером могла выйти не только любовь с ее или, еще менее, с его стороны, но даже и тот род нежной, признающей себя, поэтической дружбы между мужчиной и женщиной, которой она знала несколько примеров.
В конце Петровского поста Аграфена Ивановна Белова, отрадненская соседка Ростовых, приехала в Москву поклониться московским угодникам. Она предложила Наташе говеть, и Наташа с радостью ухватилась за эту мысль. Несмотря на запрещение доктора выходить рано утром, Наташа настояла на том, чтобы говеть, и говеть не так, как говели обыкновенно в доме Ростовых, то есть отслушать на дому три службы, а чтобы говеть так, как говела Аграфена Ивановна, то есть всю неделю, не пропуская ни одной вечерни, обедни или заутрени.
Графине понравилось это усердие Наташи; она в душе своей, после безуспешного медицинского лечения, надеялась, что молитва поможет ей больше лекарств, и хотя со страхом и скрывая от доктора, но согласилась на желание Наташи и поручила ее Беловой. Аграфена Ивановна в три часа ночи приходила будить Наташу и большей частью находила ее уже не спящею. Наташа боялась проспать время заутрени. Поспешно умываясь и с смирением одеваясь в самое дурное свое платье и старенькую мантилью, содрогаясь от свежести, Наташа выходила на пустынные улицы, прозрачно освещенные утренней зарей. По совету Аграфены Ивановны, Наташа говела не в своем приходе, а в церкви, в которой, по словам набожной Беловой, был священник весьма строгий и высокой жизни. В церкви всегда было мало народа; Наташа с Беловой становились на привычное место перед иконой божией матери, вделанной в зад левого клироса, и новое для Наташи чувство смирения перед великим, непостижимым, охватывало ее, когда она в этот непривычный час утра, глядя на черный лик божией матери, освещенный и свечами, горевшими перед ним, и светом утра, падавшим из окна, слушала звуки службы, за которыми она старалась следить, понимая их. Когда она понимала их, ее личное чувство с своими оттенками присоединялось к ее молитве; когда она не понимала, ей еще сладостнее было думать, что желание понимать все есть гордость, что понимать всего нельзя, что надо только верить и отдаваться богу, который в эти минуты – она чувствовала – управлял ее душою. Она крестилась, кланялась и, когда не понимала, то только, ужасаясь перед своею мерзостью, просила бога простить ее за все, за все, и помиловать. Молитвы, которым она больше всего отдавалась, были молитвы раскаяния. Возвращаясь домой в ранний час утра, когда встречались только каменщики, шедшие на работу, дворники, выметавшие улицу, и в домах еще все спали, Наташа испытывала новое для нее чувство возможности исправления себя от своих пороков и возможности новой, чистой жизни и счастия.