Телекинопроектор

Телекинопрое́ктор, телекинопереда́тчик, телекинода́тчик — устройство для преобразования изображения на киноплёнке в телевизионный видеосигнал. По ГОСТ 21879—88 телекинодатчиком считается телевизионный датчик, предназначенный для телевизионного анализа передаваемого кинофильма при помощи оптоэлектронного преобразования. При наличии на воспроизводимой фильмокопии совмещённой фонограммы она также преобразуется в звуковой сигнал. Первые телекинопроекторы были неотъемлемой частью телевизионного вещания. В настоящее время они часто сочетают функции сканера киноплёнки и кроме телевидения применяются в цифровом кинопроизводстве и для архивирования кинофильмов.

Принцип действия

Телекинопроектор состоит из лентопротяжного механизма, перемещающего киноплёнку, и считывающего устройства, преобразующего оптическое изображение в видеосигнал. Главную сложность телекинопроекции составляет очень малая длительность обратного хода кадровой развёртки, не позволяющая выполнять перемещение киноплёнки на шаг кадра за это время. Поэтому для преобразования изображения с киноплёнки используются технологии проекции отдельных кадриков на мишени передающих трубок «с накоплением» во время обратного хода или «сканирование бегущим лучом», впервые применённое Манфредом фон Арденне в 1931 году. Последний способ основан на проецировании на киноплёнку изображения специального кинескопа, свет от которого попадает на фотоэлектронный умножитель или лавинный фотодиод. Такая технология телекинопроекции была самой распространённой до появления полупроводниковых преобразователей свет-сигнал, поскольку основана на непрерывном движении киноплёнки. Экран кинескопа сканировался электронным лучом, освещая каждую точку кинокадра синхронно с телевизионной разверткой. Поэтому в каждый момент времени до фотоэлемента доходило разное количество света, зависящее от оптической плотности сканируемой в это время точки киноизображения. В результате, фотоумножитель давал пульсирующий ток, зависящий от колебаний плотности киноплёнки и синхронный с развёрткой кинескопа, то есть видеосигнал. В цветном телевидении использовались три преобразователя света в видеосигнал — по одному на каждый цветовой канал. Цветоделение осуществлялось дихроичными зеркалами или призмами.

Кроме технологии «бегущего луча» использовались трубки с накоплением (чаще всего, супериконоскоп) и импульсная проекция кадров киноплёнки, движущейся прерывисто. Экспонирование фотокатода происходило в момент обратного хода развёртки, а считывание остаточного потенциального рельефа осуществлялось во время прямого хода коммутирующего луча, одновременно с перемещением плёнки. Технологии «бегущего луча» и «трубок с накоплением» существовали вплоть до начала 1980-х годов, когда появились первые телекинопроекторы, основанные на применении полупроводниковых матриц. ПЗС-матрицы подняли качество преобразования киноизображения и сделали возможным получение кинематографического качества получаемого электронного сигнала. Кроме полнокадровых сенсоров, более характерных для сканеров, в современных телекинопроекторах часто используются линейные однострочные ПЗС, считывающие изображение при непрерывном движении киноплёнки.

Использование телекинопроекции для демонстрации телефильмов в некоторых случаях избавляло от печати позитивной фильмокопии. Считывание изображения осуществлялось непосредственно с негатива с последующим электронным обращением в позитив. Для обеспечения непрерывности кинопоказа, в телестудии устанавливались два или более постов телекинопроекции, коммутация изображения с которых осуществлялась специальной оптической системой, чаще всего — зеркалом, направлявшим свет от разных кинопроекторов на передающий модуль. В случае использования технологии «бегущего луча» каждый телекинопроектор оснащался передающими трубками и коммутация осуществлялась видеомикшером. Современное телевидение предусматривает предварительную видеозапись сигнала телекинопроектора с последующей электронной склейкой частей фильма.

Интерполяция частоты кинопроекции

Общемировой стандарт частоты киносъёмки и проекции 24 кадра в секунду не создает больших проблем при переводе киноизображения в Европейские телевизионные стандарты разложения, основанные на кадровой частоте в 25 кадров в секунду. Фильмокопия при этом «разгоняется» в телекинопроекторе до 25 кадров в секунду, что практически незаметно для зрителя. Съёмка телефильмов, специально предназначенных для телевидения, ведётся с частотой 25 кадров в секунду.

Более серьёзная проблема возникает при телекинопроекции в американских системах телевидения стандартной и высокой чёткости, которые основаны на кадровой частоте 30 кадров в секунду. Увеличение частоты проекции до 30 кадров в секунду совершенно неприемлемо, так как приводит к ускорению движения на экране, заметному для любого зрителя, а также к значительному искажению звука фонограммы. Прямой перевод изображения, проецируемого с нормальной частотой, приводит к появлению тёмных полос, движущихся по телеэкрану сверху вниз.

Преобразование 3:2

Для разрешения конфликта систем применяется интерполяция кадровой частоты. При этом происходит преобразование, называемое профессионалами 3:2 (три вторых), или, что почти то же самое — 2:3. В большинстве систем вещательного телевидения используется чересстрочная развертка, что означает передачу каждого кадра изображения двумя полукадрами (полями), каждый из которых содержит только половину строк. Чётные поля содержат чётные строки, а нечётные поля — нечётные. В американских стандартах цветного телевидения за секунду передаются 59,94 полей. Преобразование 3:2 предполагает добавление третьего поля к каждому второму кадру, передаваемому телекинопроектором. При этом, скорость проекции с 24 кадров в секунду снижается до 23,976. Разница составляет 0,1% и незаметна для зрителя. Двухчасовой фильм становится длиннее на 7,2 секунды. Сочетание такой скорости кинопроекции с точной частотой 29,97 кадров в секунду стандарта NTSC соответствует соотношению 4:5, то есть 4 кадра фильма по времени равны 5 кадрам видео. Эти 4 кадра при преобразовании «растягиваются» на 5 добавлением двух лишних полей, повторяющих соседние, то есть, 4 кадрам киноплёнки в результате соответствуют 10 телевизионных полей.

Если кинокадры обозначить, как А, Б, В и Г, то при телекинопроекции кадр А преобразуется в два поля, кадр Б — в три, кадр В — снова в два, а кадр Г — в три. Если назвать поля, получаемые из кинокадра той же буквой, то получится последовательность полей А-а-Б-б-Б-в-В-г-Г-г. Прописными буквами обозначены нечётные поля, строчными — чётные. Количество одинаковых полей будет 2-3-2-3 или, если проще — 2-3. Получаются 5 телевизионных кадров, состоящие из полей: Аа-Бб-Бв-Вг-Гг. Два из пяти телевизионных кадров состоят из полей, попавших из соседних кинокадров. Но для зрителя это незаметно. Цикл преобразования повторяется непрерывно каждые четыре кинокадра. Преобразование 3:2 отличается от 2:3 только тем, что в первом удваивание полей происходит в нечётных кадрах, что лучше соответствует современным стандартам кодирования SMPTE. На заре телекинопроекции для удвоения полей использовались специальные запоминающие устройства (линии задержки) вмещавшие одно поле изображения. Такой способ преобразования неизбежно приводил к «стробированности» изображения, заметному для зрителей, но наилучшим образом решал проблему. Аналогичные технологии применялись в кинорегистраторах видеосигнала, работавших на стандартной частоте киносъёмки, и при переводе видеозаписей, сделанных в американском стандарте разложения в европейский и наоборот. В настоящее время, для преобразования кадровых частот разных стандартов разложения применяется компьютерная интерполяция, при которой вычисляются промежуточные кадры. Это делает изображение плавным и качественным.

Преобразование 2:2

При телекинопроекции в европейском стандарте разложения, ускорение кинопленки до 25 кадров в секунду приводит к ускорению движения и фонограммы всего на 4 процента. Это почти незаметно для зрителя, однако звук становится выше на 0,7067 полутона. Эффект можно компенсировать электронным понижением тона звукового сопровождения, что не всегда приемлемо. Поэтому при телекинопроекции музыкальных фильмов или фильмов, где скорость движения особенно важна, применяется добавление лишнего поля к каждому 12-му кадру. Современная компьютерная интерполяция позволяет преобразовывать 24 кадра в секунду в 25 с высокой точностью и плавностью.

Другие стандарты преобразования

Преобразование кадровой частоты также применяется при телекинопроекции фильмов, снятых с «немой скоростью», то есть с частотой, стандартной для немого кинематографа — 16 кадров в секунду или других. Это относится и к любительским киносъемкам, сделанным с частотой 18 кадров в секунду, стандартной для формата киноплёнки «Супер-8».

• 16 к/сек в европейский стандарт 25 к/сек - преобразование 3:3:3:3:3:3:3:4. Лучший результат дает изменение частоты проекции до 16,67 кадров в секунду. В этом случае преобразование упрощается до знакомого 3:2.
• 16 к/сек (точная частота 15,985) при переводе в 30 кадров в секунду (29,97) применяется преобразование 3:4:4:4
• 18 к/сек (точная частота 17,982) в частоту 30 к/сек требует преобразования 3:3:4.

Технологии преобразования частоты кинопроекции в американскую кадровую частоту 30 к/сек привносит в изображение неизбежную стробированность, слабую, но заметную, особенно при медленном панорамировании камеры. Поэтому в странах, где принят американский телевизионный стандарт разложения, существуют технологии, позволяющие высококачественный просмотр кинофильмов на бытовых видеоплеерах. Некоторые высококачественные DVD-плееры или видеомагнитофоны способны распознавать преобразованное видео и производить обратное преобразование для демонстрации с исходной частотой кинопроекции в 24 кадра в секунду. Эта технология называется «обратным преобразованием» и предполагает просмотр на качественном мониторе с прогрессивной разверткой.

Качество телекинопроекции

Особенностью показа кинофильма на киноплёнке по телевидению является ухудшение градационных характеристик изображения и уменьшение количества полутонов. Телекинопроекция обычной чёрно-белой фильмокопии, предназначенной для кинотеатров, приводит к получению на телеэкране контрастного изображения с грубыми полутонами. Ещё сложнее обстоит дело при телекинопроекции цветных фильмов. Поэтому, для демонстрации по телевидению печатаются специальные фильмокопии с пониженным контрастом, чтобы скомпенсировать искажения, привносимые элементами телекинопроектора. Компания Eastman Kodak выпускает специальный тип киноплёнки «Teleprint Film» для печати фильмокопий, предназначенных для телекинопроекции.

См. также

• Кинопроектор
• Сканер кинопленки
• Телевидение
• Частота кадров

Литература

• Е. А. Иофис. Глава VIII. Демонстрационный процесс // [www.leonidkonovalov.ru/cinema/bibl/kf_procces.pdf «Кинофотопроцессы и материалы»]. — 2-е изд. — М.: «Искусство», 1980. — С. 221-224. — 239 с.

• Д. Г. Чекалин [www.mtk-magazine.ru/file/mtk_5.pdf Телекинопреобразователи и технологии сканирования] (рус.) // «Мир техники кино» : журнал. — 2007. — № 5. — С. 27—34. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=1991-3400&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 1991-3400].

• В. Е. Джакония. Телевидение. — М.,: «Горячая линия — Телеком», 2002. — С. 319—322. — 640 с. — ISBN 5-93517-070-1.

• И. В. Газеева, С. А. Кузнецов. [books.gukit.ru/pdf/2012_4/000100.pdf Выпуск 1. Типы кинопленок и их применение:] // Современные киноплёнки для фильмопроизводства / Тарасов Б. Н.. — СПб.,: Изд. СПбГУКиТ, 2010. — 40 с.

• Тельнов Н. И. Современная телекинопередающая аппаратура (рус.) // «Техника кино и телевидения» : журнал. — 1972. — № 11.

Ссылки

• [www.dissercat.com/content/sovershenstvovanie-protsessa-kinoproektsii-optimizatsiei-chastoty-melkanii-izobrazheniya];
• [rus.625-net.ru/archive/0705/theory2.htm Преобразование стандартов]

Отрывок, характеризующий Телекинопроектор

– Слышите, как ходит, – сказал Тихон, обращая внимание архитектора на звуки шагов князя. – На всю пятку ступает – уж мы знаем…
Однако, как обыкновенно, в 9 м часу князь вышел гулять в своей бархатной шубке с собольим воротником и такой же шапке. Накануне выпал снег. Дорожка, по которой хаживал князь Николай Андреич к оранжерее, была расчищена, следы метлы виднелись на разметанном снегу, и лопата была воткнута в рыхлую насыпь снега, шедшую с обеих сторон дорожки. Князь прошел по оранжереям, по дворне и постройкам, нахмуренный и молчаливый.
– А проехать в санях можно? – спросил он провожавшего его до дома почтенного, похожего лицом и манерами на хозяина, управляющего.
– Глубок снег, ваше сиятельство. Я уже по прешпекту разметать велел.
Князь наклонил голову и подошел к крыльцу. «Слава тебе, Господи, – подумал управляющий, – пронеслась туча!»
– Проехать трудно было, ваше сиятельство, – прибавил управляющий. – Как слышно было, ваше сиятельство, что министр пожалует к вашему сиятельству?
Князь повернулся к управляющему и нахмуренными глазами уставился на него.
– Что? Министр? Какой министр? Кто велел? – заговорил он своим пронзительным, жестким голосом. – Для княжны, моей дочери, не расчистили, а для министра! У меня нет министров!
– Ваше сиятельство, я полагал…
– Ты полагал! – закричал князь, всё поспешнее и несвязнее выговаривая слова. – Ты полагал… Разбойники! прохвосты! Я тебя научу полагать, – и, подняв палку, он замахнулся ею на Алпатыча и ударил бы, ежели бы управляющий невольно не отклонился от удара. – Полагал! Прохвосты! – торопливо кричал он. Но, несмотря на то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости – отклониться от удара, приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать: «прохвосты! закидать дорогу!» не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.
Перед обедом княжна и m lle Bourienne, знавшие, что князь не в духе, стояли, ожидая его: m lle Bourienne с сияющим лицом, которое говорило: «Я ничего не знаю, я такая же, как и всегда», и княжна Марья – бледная, испуганная, с опущенными глазами. Тяжелее всего для княжны Марьи было то, что она знала, что в этих случаях надо поступать, как m lle Bourime, но не могла этого сделать. Ей казалось: «сделаю я так, как будто не замечаю, он подумает, что у меня нет к нему сочувствия; сделаю я так, что я сама скучна и не в духе, он скажет (как это и бывало), что я нос повесила», и т. п.
Князь взглянул на испуганное лицо дочери и фыркнул.
– Др… или дура!… – проговорил он.
«И той нет! уж и ей насплетничали», подумал он про маленькую княгиню, которой не было в столовой.
– А княгиня где? – спросил он. – Прячется?…
– Она не совсем здорова, – весело улыбаясь, сказала m llе Bourienne, – она не выйдет. Это так понятно в ее положении.
– Гм! гм! кх! кх! – проговорил князь и сел за стол.
Тарелка ему показалась не чиста; он указал на пятно и бросил ее. Тихон подхватил ее и передал буфетчику. Маленькая княгиня не была нездорова; но она до такой степени непреодолимо боялась князя, что, услыхав о том, как он не в духе, она решилась не выходить.
– Я боюсь за ребенка, – говорила она m lle Bourienne, – Бог знает, что может сделаться от испуга.
Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла чувствовать ее. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых Горах, особенно полюбила m lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре и судила его.
– Il nous arrive du monde, mon prince, [К нам едут гости, князь.] – сказала m lle Bourienne, своими розовенькими руками развертывая белую салфетку. – Son excellence le рrince Kouraguine avec son fils, a ce que j'ai entendu dire? [Его сиятельство князь Курагин с сыном, сколько я слышала?] – вопросительно сказала она.
– Гм… эта excellence мальчишка… я его определил в коллегию, – оскорбленно сказал князь. – А сын зачем, не могу понять. Княгиня Лизавета Карловна и княжна Марья, может, знают; я не знаю, к чему он везет этого сына сюда. Мне не нужно. – И он посмотрел на покрасневшую дочь.
– Нездорова, что ли? От страха министра, как нынче этот болван Алпатыч сказал.
– Нет, mon pere. [батюшка.]
Как ни неудачно попала m lle Bourienne на предмет разговора, она не остановилась и болтала об оранжереях, о красоте нового распустившегося цветка, и князь после супа смягчился.
После обеда он прошел к невестке. Маленькая княгиня сидела за маленьким столиком и болтала с Машей, горничной. Она побледнела, увидав свекора.
Маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты книзу.
– Да, тяжесть какая то, – отвечала она на вопрос князя, что она чувствует.
– Не нужно ли чего?
– Нет, merci, mon pere. [благодарю, батюшка.]
– Ну, хорошо, хорошо.
Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.
– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.
Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»
– Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива? А? – спросил он, как бы продолжая разговор, не раз веденный во время путешествия.
– Полно. Глупости! Главное дело – старайся быть почтителен и благоразумен с старым князем.
– Ежели он будет браниться, я уйду, – сказал Анатоль. – Я этих стариков терпеть не могу. А?
– Помни, что для тебя от этого зависит всё.
В это время в девичьей не только был известен приезд министра с сыном, но внешний вид их обоих был уже подробно описан. Княжна Марья сидела одна в своей комнате и тщетно пыталась преодолеть свое внутреннее волнение.
«Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне про это? Ведь этого не может быть! – говорила она себе, взглядывая в зеркало. – Как я выйду в гостиную? Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперь с ним сама собою». Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.
Маленькая княгиня и m lle Bourienne получили уже все нужные сведения от горничной Маши о том, какой румяный, чернобровый красавец был министерский сын, и о том, как папенька их насилу ноги проволок на лестницу, а он, как орел, шагая по три ступеньки, пробежал зa ним. Получив эти сведения, маленькая княгиня с m lle Bourienne,еще из коридора слышные своими оживленно переговаривавшими голосами, вошли в комнату княжны.
– Ils sont arrives, Marieie, [Они приехали, Мари,] вы знаете? – сказала маленькая княгиня, переваливаясь своим животом и тяжело опускаясь на кресло.
Она уже не была в той блузе, в которой сидела поутру, а на ней было одно из лучших ее платьев; голова ее была тщательно убрана, и на лице ее было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся и помертвевших очертаний лица. В том наряде, в котором она бывала обыкновенно в обществах в Петербурге, еще заметнее было, как много она подурнела. На m lle Bourienne тоже появилось уже незаметно какое то усовершенствование наряда, которое придавало ее хорошенькому, свеженькому лицу еще более привлекательности.
– Eh bien, et vous restez comme vous etes, chere princesse? – заговорила она. – On va venir annoncer, que ces messieurs sont au salon; il faudra descendre, et vous ne faites pas un petit brin de toilette! [Ну, а вы остаетесь, в чем были, княжна? Сейчас придут сказать, что они вышли. Надо будет итти вниз, а вы хоть бы чуть чуть принарядились!]
Маленькая княгиня поднялась с кресла, позвонила горничную и поспешно и весело принялась придумывать наряд для княжны Марьи и приводить его в исполнение. Княжна Марья чувствовала себя оскорбленной в чувстве собственного достоинства тем, что приезд обещанного ей жениха волновал ее, и еще более она была оскорблена тем, что обе ее подруги и не предполагали, чтобы это могло быть иначе. Сказать им, как ей совестно было за себя и за них, это значило выдать свое волнение; кроме того отказаться от наряжения, которое предлагали ей, повело бы к продолжительным шуткам и настаиваниям. Она вспыхнула, прекрасные глаза ее потухли, лицо ее покрылось пятнами и с тем некрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливающемся на ее лице, она отдалась во власть m lle Bourienne и Лизы. Обе женщины заботились совершенно искренно о том, чтобы сделать ее красивой. Она была так дурна, что ни одной из них не могла притти мысль о соперничестве с нею; поэтому они совершенно искренно, с тем наивным и твердым убеждением женщин, что наряд может сделать лицо красивым, принялись за ее одеванье.
– Нет, право, ma bonne amie, [мой добрый друг,] это платье нехорошо, – говорила Лиза, издалека боком взглядывая на княжну. – Вели подать, у тебя там есть масака. Право! Что ж, ведь это, может быть, судьба жизни решается. А это слишком светло, нехорошо, нет, нехорошо!
Нехорошо было не платье, но лицо и вся фигура княжны, но этого не чувствовали m lle Bourienne и маленькая княгиня; им все казалось, что ежели приложить голубую ленту к волосам, зачесанным кверху, и спустить голубой шарф с коричневого платья и т. п., то всё будет хорошо. Они забывали, что испуганное лицо и фигуру нельзя было изменить, и потому, как они ни видоизменяли раму и украшение этого лица, само лицо оставалось жалко и некрасиво. После двух или трех перемен, которым покорно подчинялась княжна Марья, в ту минуту, как она была зачесана кверху (прическа, совершенно изменявшая и портившая ее лицо), в голубом шарфе и масака нарядном платье, маленькая княгиня раза два обошла кругом нее, маленькой ручкой оправила тут складку платья, там подернула шарф и посмотрела, склонив голову, то с той, то с другой стороны.
– Нет, это нельзя, – сказала она решительно, всплеснув руками. – Non, Marie, decidement ca ne vous va pas. Je vous aime mieux dans votre petite robe grise de tous les jours. Non, de grace, faites cela pour moi. [Нет, Мари, решительно это не идет к вам. Я вас лучше люблю в вашем сереньком ежедневном платьице: пожалуйста, сделайте это для меня.] Катя, – сказала она горничной, – принеси княжне серенькое платье, и посмотрите, m lle Bourienne, как я это устрою, – сказала она с улыбкой предвкушения артистической радости.
Но когда Катя принесла требуемое платье, княжна Марья неподвижно всё сидела перед зеркалом, глядя на свое лицо, и в зеркале увидала, что в глазах ее стоят слезы, и что рот ее дрожит, приготовляясь к рыданиям.
– Voyons, chere princesse, – сказала m lle Bourienne, – encore un petit effort. [Ну, княжна, еще маленькое усилие.]
Маленькая княгиня, взяв платье из рук горничной, подходила к княжне Марье.
– Нет, теперь мы это сделаем просто, мило, – говорила она.
Голоса ее, m lle Bourienne и Кати, которая о чем то засмеялась, сливались в веселое лепетанье, похожее на пение птиц.
– Non, laissez moi, [Нет, оставьте меня,] – сказала княжна.
И голос ее звучал такой серьезностью и страданием, что лепетанье птиц тотчас же замолкло. Они посмотрели на большие, прекрасные глаза, полные слез и мысли, ясно и умоляюще смотревшие на них, и поняли, что настаивать бесполезно и даже жестоко.
– Au moins changez de coiffure, – сказала маленькая княгиня. – Je vous disais, – с упреком сказала она, обращаясь к m lle Bourienne, – Marieie a une de ces figures, auxquelles ce genre de coiffure ne va pas du tout. Mais du tout, du tout. Changez de grace. [По крайней мере, перемените прическу. У Мари одно из тех лиц, которым этот род прически совсем нейдет. Перемените, пожалуйста.]
– Laissez moi, laissez moi, tout ca m'est parfaitement egal, [Оставьте меня, мне всё равно,] – отвечал голос, едва удерживающий слезы.
M lle Bourienne и маленькая княгиня должны были признаться самим себе, что княжна. Марья в этом виде была очень дурна, хуже, чем всегда; но было уже поздно. Она смотрела на них с тем выражением, которое они знали, выражением мысли и грусти. Выражение это не внушало им страха к княжне Марье. (Этого чувства она никому не внушала.) Но они знали, что когда на ее лице появлялось это выражение, она была молчалива и непоколебима в своих решениях.
– Vous changerez, n'est ce pas? [Вы перемените, не правда ли?] – сказала Лиза, и когда княжна Марья ничего не ответила, Лиза вышла из комнаты.
Княжна Марья осталась одна. Она не исполнила желания Лизы и не только не переменила прически, но и не взглянула на себя в зеркало. Она, бессильно опустив глаза и руки, молча сидела и думала. Ей представлялся муж, мужчина, сильное, преобладающее и непонятно привлекательное существо, переносящее ее вдруг в свой, совершенно другой, счастливый мир. Ребенок свой, такой, какого она видела вчера у дочери кормилицы, – представлялся ей у своей собственной груди. Муж стоит и нежно смотрит на нее и ребенка. «Но нет, это невозможно: я слишком дурна», думала она.
– Пожалуйте к чаю. Князь сейчас выйдут, – сказал из за двери голос горничной.
Она очнулась и ужаснулась тому, о чем она думала. И прежде чем итти вниз, она встала, вошла в образную и, устремив на освещенный лампадой черный лик большого образа Спасителя, простояла перед ним с сложенными несколько минут руками. В душе княжны Марьи было мучительное сомненье. Возможна ли для нее радость любви, земной любви к мужчине? В помышлениях о браке княжне Марье мечталось и семейное счастие, и дети, но главною, сильнейшею и затаенною ее мечтою была любовь земная. Чувство было тем сильнее, чем более она старалась скрывать его от других и даже от самой себя. Боже мой, – говорила она, – как мне подавить в сердце своем эти мысли дьявола? Как мне отказаться так, навсегда от злых помыслов, чтобы спокойно исполнять Твою волю? И едва она сделала этот вопрос, как Бог уже отвечал ей в ее собственном сердце: «Не желай ничего для себя; не ищи, не волнуйся, не завидуй. Будущее людей и твоя судьба должна быть неизвестна тебе; но живи так, чтобы быть готовой ко всему. Если Богу угодно будет испытать тебя в обязанностях брака, будь готова исполнить Его волю». С этой успокоительной мыслью (но всё таки с надеждой на исполнение своей запрещенной, земной мечты) княжна Марья, вздохнув, перекрестилась и сошла вниз, не думая ни о своем платье, ни о прическе, ни о том, как она войдет и что скажет. Что могло всё это значить в сравнении с предопределением Бога, без воли Которого не падет ни один волос с головы человеческой.