Телемах
Телема́к, также Телема́х (др.-греч. Τηλέμαχος «далеко сражающийся») — в греческой мифологии[1] сын легендарного царя Итаки Одиссея и Пенелопы[2]. Упомянут в «Илиаде» (II 260), один из главных персонажей поэмы Гомера «Одиссея».
Согласно Гомеру, Телемак в юном возрасте поехал на поиски отца, уехавшего на Троянскую войну, когда Телемак был ещё младенцем. По совету богини Афины, сопровождавшей Телемака в образе Ментора, он отправился к Нестору в Пилос и к Менелаю и Елене[3] в Спарту за известиями о своём отце. В Спарте Телемак узнал от Менелая о предсказании Протея относительно возвращения Одиссея.
Женихи Пенелопы, не желая возвращения Телемака домой, сговорились и устроили ему засаду на обратном пути. Но, благодаря совету Афины, Телемаку удалось избежать смертельной опасности. Вернувшись домой, Телемак встретил своего отца у свинопаса Евмея в образе нищего; Одиссей открылся ему, и Телемак помогал ему при убийстве женихов, а затем сопровождал его к старцу Лаэрту.
По послегомеровским сказаниям, Телемак впоследствии женился на Поликасте, дочери Нестора (которая родила ему сына Персепола), или на Навсикае, дочери Алкиноя. По другим сказаниям, он женился на Кирке[4], которая родила ему сына Латина[5].
Позже он убил Кирку, чтобы жениться на её дочери Кассифоне, а затем погиб от руки Кассифоны[6].
Образ в литературе
История Телемака послужила темой знаменитого романа Фенелона «Приключения Телемака» (русский перевод в стихах Тредьяковского, под заглавием «Телемакида»), и одной из ведущих сюжетных тем романа Джеймса Джойса «Улисс».
Напишите отзыв о статье "Телемах"
Примечания
См. также
- «Одиссея».
Отрывок, характеризующий Телемах
Через минуту вошла Соня, испуганная, растерянная и виноватая. Николай подошел к ней и поцеловал ее руку. Это был первый раз, что они в этот приезд говорили с глазу на глаз и о своей любви.– Sophie, – сказал он сначала робко, и потом всё смелее и смелее, – ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой друг…
Соня перебила его.
– Я уж отказалась, – сказала она поспешно.
– Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь, что на мне…
Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом посмотрела на него.
– Nicolas, не говорите мне этого, – сказала она.
– Нет, я должен. Может быть это suffisance [самонадеянность] с моей стороны, но всё лучше сказать. Ежели вы откажетесь для меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех…
– Мне и довольно, – вспыхнув, сказала Соня.
– Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви, я ни к кому не имею, как к вам. Потом я молод. Мaman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, – сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга.
– Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Я люблю вас, как брата, и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо.
– Вы ангел, я вас не стою, но я только боюсь обмануть вас. – Николай еще раз поцеловал ее руку.
У Иогеля были самые веселые балы в Москве. Это говорили матушки, глядя на своих adolescentes, [девушек,] выделывающих свои только что выученные па; это говорили и сами adolescentes и adolescents, [девушки и юноши,] танцовавшие до упаду; эти взрослые девицы и молодые люди, приезжавшие на эти балы с мыслию снизойти до них и находя в них самое лучшее веселье. В этот же год на этих балах сделалось два брака. Две хорошенькие княжны Горчаковы нашли женихов и вышли замуж, и тем еще более пустили в славу эти балы. Особенного на этих балах было то, что не было хозяина и хозяйки: был, как пух летающий, по правилам искусства расшаркивающийся, добродушный Иогель, который принимал билетики за уроки от всех своих гостей; было то, что на эти балы еще езжали только те, кто хотел танцовать и веселиться, как хотят этого 13 ти и 14 ти летние девочки, в первый раз надевающие длинные платья. Все, за редкими исключениями, были или казались хорошенькими: так восторженно они все улыбались и так разгорались их глазки. Иногда танцовывали даже pas de chale лучшие ученицы, из которых лучшая была Наташа, отличавшаяся своею грациозностью; но на этом, последнем бале танцовали только экосезы, англезы и только что входящую в моду мазурку. Зала была взята Иогелем в дом Безухова, и бал очень удался, как говорили все. Много было хорошеньких девочек, и Ростовы барышни были из лучших. Они обе были особенно счастливы и веселы. В этот вечер Соня, гордая предложением Долохова, своим отказом и объяснением с Николаем, кружилась еще дома, не давая девушке дочесать свои косы, и теперь насквозь светилась порывистой радостью.
