Телемское аббатство
Телемское аббатство — первая утопия, созданная французской литературой. Телемское аббатство описано Франсуа Рабле в первой книге романа «Гаргантюа и Пантагрюэль», в главах с LII по LVII.
Содержание
Появление аббатства
После победы над королём Пикрохолом великан Гаргантюа и его отец король Грангузье одаривают подарками своих друзей и соратников. Один из них, брат Жан Зубодробитель, отказывается от предложенных ему аббатств, и просит позволения построить новое аббатство, такое, которое он хочет сам. Гаргантюа выделяет под аббатство землю и деньги, а также доходы в виде ренты на его содержание.
Описание
Брат Жан просит создать аббатство, не похожее ни на какое другое. Поэтому в Телемском аббатстве нет окружающей его стены, нет никакого расписания, в него принимают только «таких мужчин и женщин, которые отличаются красотою, статностью и обходительностью»[1]. Женщинам запрещено избегать мужского общества, аббатство можно покинуть в любое время. Вместо обетов целомудрия, бедности и послушания его обитателям «надлежит провозгласить, что каждый вправе сочетаться законным образом, быть богатым и пользоваться полной свободой»[2]. И вообще, единственное правило устава аббатства гласит «Делай, что хочешь»[3]! Ему же соответствует название аббатства, которое происходит от греческого слова θέλημα, что значит «воля, желание».
Аббатство и его обитатели представляют собой самый что ни на есть утопический идеал. Роскошное здание аббатства насчитывает «девять тысяч триста тридцать две жилые комнаты, при каждой из которых была своя уборная, кабинет, гардеробная и молельня...»[4]. Помимо книгохранилищ и галерей с фресками оно имело ристалище, ипподром, театр, бассейн, бани, парк со зверями, сад с плодовыми деревьями и манежи для игры в мяч[5]. Под стать аббатству (в переводе Н. Любимова «обитель») и те, кто там живёт:
Все это были люди весьма сведущие, среди них не оказалось ни одного мужчины и ни одной женщины, которые не умели бы читать, писать, играть на музыкальных инструментах, говорить на пяти или шести языках и на каждом из них сочинять стихи и прозу. Нигде, кроме Телемской обители, не было столь отважных и учтивых кавалеров, столь неутомимых в ходьбе и искусных верховой езде, столь сильных, подвижных, столь искусно владевших любым родом оружия; нигде, кроме Телемской обители, не было столь нарядных и столь изящных, всегда веселых дам, отменных рукоделиц, отменных мастериц по части шитья, охотниц до всяких почтенных и неподневольных женских занятий[6].
Подробнее о взглядах самого Франсуа Рабле на выдуманное им Телемское аббатство смотри в статье Телема Рабле.
Напишите отзыв о статье "Телемское аббатство"
Примечания
- ↑ Франсуа Рабле. Гаргантюа и Пантагрюэль / Пер. с фр. Н.Любимова. Стихи в пер. Ю.Корнеева. Коммент. С.Артамонова. — Москва: ЭКСМО, 2006. — 736 с. — (Зарубежная классика). — 3 000 экз. — ISBN 5-699-07800-2.
- ↑ Гаргантюа и Пантагрюэль, 2006, с. 128.
- ↑ Гаргантюа и Пантагрюэль, 2006, с. 135.
- ↑ Гаргантюа и Пантагрюэль, 2006, с. 129.
- ↑ Гаргантюа и Пантагрюэль, 2006, с. 132-133.
- ↑ Гаргантюа и Пантагрюэль, 2006, с. 136.
Ссылки
- [tululu.org/b81435/ читать "Гаргантюа и Пантагрюэль"]
- [bibliofond.ru/view.aspx?id=454508 Эволюция французской гуманистической мысли в творчестве Ф. Рабле]
Отрывок, характеризующий Телемское аббатство
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
