Телушкин, Пётр

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Пётр Телушкин (ум. 1833) — кровельный мастер, известный смелостью подъёма в октябре 1830 года на руках с помощью верёвок, без лесов, до верхушки шпиля Петропавловского собора — для починки покрытия креста и припайки крыла ангелу.





История

Точных сведений о жизни, трудах и смерти Телушкина не сохранилось. Известно, что родом он был из деревни Мягра Мологского уезда Ярославской губернии, из семьи Михаила Стахеева. Помещица Трусова продала его купцу Телушкину села Вятское Даниловского уезда той же губернии, расплатившись полученными деньгами с казной за долги.[1] В возрасте 23 лет весной 1829 года он пришёл в Петербург на заработки. Пётр, будучи мастером кровельного цеха, имел опыт высотных работ — ему приходилось ремонтировать купола церквей и колоколен; был невысок, но запросто поднимал 13 пудов.

В 1830 году он получил временную, но громкую известность своим смелым подъёмом на руках, без лесов, до креста на 55-метровом шпице Петропавловского собора для починок. Крест и ангел собора часто терпели повреждения от молний и ветра, и каждый раз починка обходилась очень дорого; всего больше затрат требовало возведение лесов, так как высота Петропавловского собора вместе со шпилем до креста 122,5 м. Осенью 1830 года ветром от креста оторвало листы, а от ангела крылья. Предстояла обычная починка с предварительным возведением лесов. В это время Телушкиным было подано письменное заявление о том, что он берётся исправить все повреждения в кресте и ангеле собора без постройки лесов. Телушкин, как бедный мастеровой, не имея залога, необходимого для подрядчиков на строительные работы, «заложил, — как выразились „Санкт-Петербургские ведомости“, — жизнь свою в обеспечение принятого им на себя дела». За свой труд определённого вознаграждения он не назначил, предоставляя начальству установить величину его, а просил лишь о выдаче 1471 рубля за материалы, которые потребуются ему при производстве починки. Предложенные Телушкиным условия вследствие их выгодности были приняты, хотя на благоприятный исход его предприятия никто не надеялся. Тем не менее Телушкин удачно выполнил взятое на себя дело, проявив необыкновенную физическую силу, ловкость и сообразительность.

В своё время газеты были переполнены описанием этого предприятия. В кратких чертах обстоятельства этого подъёма таковы. В колокольном шпиле Петропавловского собора имеются слуховые окна и два небольших (до 0,5 м²) люка, открывающихся наружу, — верхний из них на расстоянии приблизительно 8,5 м от слуховых окон. Телушкин приступил к работе 8 октября 1830 года. По деревянным укреплениям во внутренности шпиля он добрался до верхнего люка. Шпиль собора покрыт медными позолоченными листами, в горизонтальных спаях непосредственно наложенных друг на друга, в вертикальных же — загнутых ребром; загибы выступают на 9 см от поверхности и образуют полосы по длине шпиля. Этими выступающими рёбрами Телушкин и воспользовался здесь для того, чтобы обвить верёвкою шпиль. Прикрепив конец верёвки к внутренним деревянным укреплениям шпица и опоясавшись ею, он вышел наружу, значительно спустился вниз и затем, поддерживая корпус верёвкой, стал передвигаться от ребра к ребру вокруг шпица и вверх по нем. Передвижение это стоило неимоверных усилий, ибо выступы позволяли хвататься за них только двумя пальцами (большим и указательным), и у Телушкина от напряжения из-под ногтей нередко показывалась кровь. Нужна была исключительная физическая сила, чтобы на четырёх пальцах подыматься всем корпусом вверх. В таких неимоверных условиях Телушкину удалось окружить шпиль и подняться вместе с тем до люка, от которого он опустился. Обвитая вокруг шпиля верёвка могла уже плотно придерживать его к шпицу, а вместе с тем стягиванием свободного конца веревки, продетого сквозь особую петлю, он получил возможность укорачивать верёвочное кольцо на шпиле, что было необходимо, потому что последний утончался кверху. Поддержка корпуса таким образом была обеспечена. Но нужны были ещё средства для подъёма. От верхнего люка до самого яблока, на котором находится крест с ангелом, расположены по длине шпиля железные крюки, один от другого в 3,2 м, с выступом от крыши на 9 см. Ими Телушкин и воспользовался для дальнейшего поднятия. Из двух верёвок остроумным применением сложных петель и ямского узла он устроил подвижные стремена, которые и накинул на ближайший крюк. С помощью этих-то стремян, затрачивая страшные усилия и прибегая к разным, иногда весьма находчивым уловкам, Телушкин от крюка к крюку добрался до самого яблока.

Самым трудным было подняться по дуге яблока к кресту, где и требовалось сделать починку. Шпиц имеет у яблока в диаметре несколько более 0,7 м, в то время как диаметр яблока достигает 2,8 м. Непосредственно по яблоку следовательно подниматься не было возможности. Телушкин привязал к шпилю две новые верёвки, сделал в них петли близко к поверхности шпица и просунул в эти петли ступни ног так, чтобы можно было упираться ими в шпиц под самым яблоком, а конец той веревки, которая была обвита вокруг шпица и до того плотно его к шпилю придерживала, он несколько опустил. Благодаря этому он занял наклонное положение и повис в воздухе почти горизонтально, обращённый лицом кверху. Вися в таком положении, Телушкин имевшуюся при нём веревку длиною в 13 м привязал одним концом к верёвке, обвитой вокруг шпиля, а другой собрал кругами и сильным размахом бросил вверх, дав направление по дуге справа налево. Верёвка, описав в воздухе дугу, обвилась вокруг основания креста, и размотавшийся конец её свесился к Телушкину. На нём Телушкин сделал глухую петлю, продел в неё другой конец и передёргивал верёвку до тех пор, пока она не затянулась на кресте. По этой верёвке, на которой предварительно сделаны были узлы, он взобрался к кресту.

Весь подъём Телушкин совершил в два дня: первый был потрачен на подготовления и на обход шпица у люка, а второй на дальнейший подъём. Сделать верёвочную лестницу для постоянных подъёмов уже не представляло трудностей, раз её можно было укрепить у креста. С того времени Телушкин каждый день, кроме особенно ненастных, в течение 6 недель поднимался на высоту на работу, в суме́ через плечо таща мастеровой инструмент. Он закрепил оторванные листы, поправил фигуру ангела, укрепил крест. Нередко на него специально приходили посмотреть горожане. Через 110 лет верхолазы проверяли шпиль и на дубовом переплёте рамы, которая сохранилась и при позднейших переделках, они нашли сделанную краской роспись Телушкина. Фактически, Пётр Телушкин является первым известным русским промышленным альпинистом.[2][3]

За работу ему было заплачено от одной до пяти тысяч рублей ассигнациями. После того, как в «Сыне Отечества» была напечатана статья тогдашнего президента Академии художеств А. Н. Оленина, наблюдавшего за работой мастера из окна своего дома через подзорную трубу, а после беседовавшего с ним, о Петре Телушкине заговорила вся Россия, в народе его называли «небесный кровельщик». Оленин представил Телушкина государю, который наградил того деньгами и серебряной медалью «За усердие» на Аннинской ленте. Существует легенда, что ему была подарена также грамота, увидев которую были обязаны наливать бесплатно в любом кабаке, но он её потерял; тогда ему было поставлено особое клеймо под правой скулой, по которому Телушкин, приходя в питейное заведение, щёлкал пальцами — отсюда якобы пошёл характерный жест, обозначающий распитие алкоголя.[1]

Известно, что Пётр Телушкин починил также кораблик на шпиле Адмиралтейства.[1] В мае 1831 года он был обвенчан с крепостной девицей Ираидой Фёдоровой.[4] Но слава и посыпавшиеся кровельные заказы (на 300—500 тысяч рублей) не пошли ему впрок: он скоро спился и осенью 1833 года умер.

Сохранилось его изображение — небольшой по размеру, выполненный маслом на картоне портрет работы Г. Г. Чернецова, на котором он изображён низкорослым, чуть курносым, стриженым «под горшок», с рыжеватыми усами и бородой; одет в коричневый длиннополый до пят кафтан. Этот портрет — эскиз для картины «Парад на Марсовом поле в 1831 году», где Телушкин изображён в числе 223 петербургских знаменитостей того времени.[5]

В 1953 году вышла (переиздана в 1964) книга Н. В. Стоцкого «Повесть о Петре Телушкине».

См. также

Напишите отзыв о статье "Телушкин, Пётр"

Литература

  • Оленин А. Н. О починке креста и ангела (без лесов) на шпице Петропавловского собора в Петербурге. — Сын Отечества, 1831, ч. 140, т. 18, № 14, стр. 406—414; то же отдельной брошюрой, СПб. 1831.

Художественная литература

  • Стоцкий Н. В. Повесть о Петре Телушкине. — Архангельск: Архангельское книжное издательство, 1953. — 112 с. — 15000 экз.
    • Стоцкий Н. В. Повесть о Петре Телушкине. — Архангельск: Северо-Западное книжное издательство, 1964. — 108 с.
  • Автограф под облаками // Пикуль В. С. Через тернии — к звездам. Исторические миниатюры

Примечания

  1. 1 2 3 [www.alpklubspb.ru/ass/a288.htm Промышленному альпинизму 300 лет]. Клуб Альпинистов Санкт-Петербург
  2. [www.promalp-extra.ru/text/petr-telushkin/ Петр Телушкин — первый русский промышленный альпинист] // Калевич И. Подвиг во славу Отечества. — Л.: Белые ночи, 1985. — С. 246—256.
  3. [www.alpprom.ru/promalp/110.html История промышленного альпинизма]. Альппром
  4. Бараней С. [www.yar.rodgor.ru/gazeta/55/history/1052/ Как наш земляк спас ангела для государя]. Родной город
  5. Назарова Г. [bibliotekar.ru/Prometey-11/17.htm «Парад на Марсовом поле» Г. Г. Чернецова] // Историко-биографический альманах серии «Жизнь замечательных людей». Том 11. — М.: Молодая гвардия, 1977.

Источники

  • [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=123774 Телушкин Петр] // Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.
  • [library.istu.edu/hoe/personalia/telushkin.pdf Петр Телушкин] // Самые знаменитые изобретатели России / Автор-составитель С. В. Истомин. — М.: Вече, 2000. — 469 с.
  • [www.promalp-extra.ru/text/petr-telushkin/ Петр Телушкин — первый русский промышленный альпинист] // Каленич И. Подвиг во славу Отечества. — Л.: Белые ночи, 1985. — С. 246—256.

Отрывок, характеризующий Телушкин, Пётр

После этого в дневнике было пропущено три листа, и потом было написано следующее:
«Имел поучительный и длинный разговор наедине с братом В., который советовал мне держаться брата А. Многое, хотя и недостойному, мне было открыто. Адонаи есть имя сотворившего мир. Элоим есть имя правящего всем. Третье имя, имя поизрекаемое, имеющее значение Всего . Беседы с братом В. подкрепляют, освежают и утверждают меня на пути добродетели. При нем нет места сомнению. Мне ясно различие бедного учения наук общественных с нашим святым, всё обнимающим учением. Науки человеческие всё подразделяют – чтобы понять, всё убивают – чтобы рассмотреть. В святой науке Ордена всё едино, всё познается в своей совокупности и жизни. Троица – три начала вещей – сера, меркурий и соль. Сера елейного и огненного свойства; она в соединении с солью, огненностью своей возбуждает в ней алкание, посредством которого притягивает меркурий, схватывает его, удерживает и совокупно производит отдельные тела. Меркурий есть жидкая и летучая духовная сущность – Христос, Дух Святой, Он».
«3 го декабря.
«Проснулся поздно, читал Св. Писание, но был бесчувствен. После вышел и ходил по зале. Хотел размышлять, но вместо того воображение представило одно происшествие, бывшее четыре года тому назад. Господин Долохов, после моей дуэли встретясь со мной в Москве, сказал мне, что он надеется, что я пользуюсь теперь полным душевным спокойствием, несмотря на отсутствие моей супруги. Я тогда ничего не отвечал. Теперь я припомнил все подробности этого свидания и в душе своей говорил ему самые злобные слова и колкие ответы. Опомнился и бросил эту мысль только тогда, когда увидал себя в распалении гнева; но недостаточно раскаялся в этом. После пришел Борис Друбецкой и стал рассказывать разные приключения; я же с самого его прихода сделался недоволен его посещением и сказал ему что то противное. Он возразил. Я вспыхнул и наговорил ему множество неприятного и даже грубого. Он замолчал и я спохватился только тогда, когда было уже поздно. Боже мой, я совсем не умею с ним обходиться. Этому причиной мое самолюбие. Я ставлю себя выше его и потому делаюсь гораздо его хуже, ибо он снисходителен к моим грубостям, а я напротив того питаю к нему презрение. Боже мой, даруй мне в присутствии его видеть больше мою мерзость и поступать так, чтобы и ему это было полезно. После обеда заснул и в то время как засыпал, услыхал явственно голос, сказавший мне в левое ухо: – „Твой день“.
«Я видел во сне, что иду я в темноте, и вдруг окружен собаками, но иду без страха; вдруг одна небольшая схватила меня за левое стегно зубами и не выпускает. Я стал давить ее руками. И только что я оторвал ее, как другая, еще большая, стала грызть меня. Я стал поднимать ее и чем больше поднимал, тем она становилась больше и тяжеле. И вдруг идет брат А. и взяв меня под руку, повел с собою и привел к зданию, для входа в которое надо было пройти по узкой доске. Я ступил на нее и доска отогнулась и упала, и я стал лезть на забор, до которого едва достигал руками. После больших усилий я перетащил свое тело так, что ноги висели на одной, а туловище на другой стороне. Я оглянулся и увидал, что брат А. стоит на заборе и указывает мне на большую аллею и сад, и в саду большое и прекрасное здание. Я проснулся. Господи, Великий Архитектон природы! помоги мне оторвать от себя собак – страстей моих и последнюю из них, совокупляющую в себе силы всех прежних, и помоги мне вступить в тот храм добродетели, коего лицезрения я во сне достигнул».
«7 го декабря.
«Видел сон, будто Иосиф Алексеевич в моем доме сидит, я рад очень, и желаю угостить его. Будто я с посторонними неумолчно болтаю и вдруг вспомнил, что это ему не может нравиться, и желаю к нему приблизиться и его обнять. Но только что приблизился, вижу, что лицо его преобразилось, стало молодое, и он мне тихо что то говорит из ученья Ордена, так тихо, что я не могу расслышать. Потом, будто, вышли мы все из комнаты, и что то тут случилось мудреное. Мы сидели или лежали на полу. Он мне что то говорил. А мне будто захотелось показать ему свою чувствительность и я, не вслушиваясь в его речи, стал себе воображать состояние своего внутреннего человека и осенившую меня милость Божию. И появились у меня слезы на глазах, и я был доволен, что он это приметил. Но он взглянул на меня с досадой и вскочил, пресекши свой разговор. Я обробел и спросил, не ко мне ли сказанное относилось; но он ничего не отвечал, показал мне ласковый вид, и после вдруг очутились мы в спальне моей, где стоит двойная кровать. Он лег на нее на край, и я будто пылал к нему желанием ласкаться и прилечь тут же. И он будто у меня спрашивает: „Скажите по правде, какое вы имеете главное пристрастие? Узнали ли вы его? Я думаю, что вы уже его узнали“. Я, смутившись сим вопросом, отвечал, что лень мое главное пристрастие. Он недоверчиво покачал головой. И я ему, еще более смутившись, отвечал, что я, хотя и живу с женою, по его совету, но не как муж жены своей. На это он возразил, что не должно жену лишать своей ласки, дал чувствовать, что в этом была моя обязанность. Но я отвечал, что я стыжусь этого, и вдруг всё скрылось. И я проснулся, и нашел в мыслях своих текст Св. Писания: Живот бе свет человеком, и свет во тме светит и тма его не объят . Лицо у Иосифа Алексеевича было моложавое и светлое. В этот день получил письмо от благодетеля, в котором он пишет об обязанностях супружества».
«9 го декабря.
«Видел сон, от которого проснулся с трепещущимся сердцем. Видел, будто я в Москве, в своем доме, в большой диванной, и из гостиной выходит Иосиф Алексеевич. Будто я тотчас узнал, что с ним уже совершился процесс возрождения, и бросился ему на встречу. Я будто его целую, и руки его, а он говорит: „Приметил ли ты, что у меня лицо другое?“ Я посмотрел на него, продолжая держать его в своих объятиях, и будто вижу, что лицо его молодое, но волос на голове нет, и черты совершенно другие. И будто я ему говорю: „Я бы вас узнал, ежели бы случайно с вами встретился“, и думаю между тем: „Правду ли я сказал?“ И вдруг вижу, что он лежит как труп мертвый; потом понемногу пришел в себя и вошел со мной в большой кабинет, держа большую книгу, писанную, в александрийский лист. И будто я говорю: „это я написал“. И он ответил мне наклонением головы. Я открыл книгу, и в книге этой на всех страницах прекрасно нарисовано. И я будто знаю, что эти картины представляют любовные похождения души с ее возлюбленным. И на страницах будто я вижу прекрасное изображение девицы в прозрачной одежде и с прозрачным телом, возлетающей к облакам. И будто я знаю, что эта девица есть ничто иное, как изображение Песни песней. И будто я, глядя на эти рисунки, чувствую, что я делаю дурно, и не могу оторваться от них. Господи, помоги мне! Боже мой, если это оставление Тобою меня есть действие Твое, то да будет воля Твоя; но ежели же я сам причинил сие, то научи меня, что мне делать. Я погибну от своей развратности, буде Ты меня вовсе оставишь».


Денежные дела Ростовых не поправились в продолжение двух лет, которые они пробыли в деревне.
Несмотря на то, что Николай Ростов, твердо держась своего намерения, продолжал темно служить в глухом полку, расходуя сравнительно мало денег, ход жизни в Отрадном был таков, и в особенности Митенька так вел дела, что долги неудержимо росли с каждым годом. Единственная помощь, которая очевидно представлялась старому графу, это была служба, и он приехал в Петербург искать места; искать места и вместе с тем, как он говорил, в последний раз потешить девчат.
Вскоре после приезда Ростовых в Петербург, Берг сделал предложение Вере, и предложение его было принято.
Несмотря на то, что в Москве Ростовы принадлежали к высшему обществу, сами того не зная и не думая о том, к какому они принадлежали обществу, в Петербурге общество их было смешанное и неопределенное. В Петербурге они были провинциалы, до которых не спускались те самые люди, которых, не спрашивая их к какому они принадлежат обществу, в Москве кормили Ростовы.
Ростовы в Петербурге жили так же гостеприимно, как и в Москве, и на их ужинах сходились самые разнообразные лица: соседи по Отрадному, старые небогатые помещики с дочерьми и фрейлина Перонская, Пьер Безухов и сын уездного почтмейстера, служивший в Петербурге. Из мужчин домашними людьми в доме Ростовых в Петербурге очень скоро сделались Борис, Пьер, которого, встретив на улице, затащил к себе старый граф, и Берг, который целые дни проводил у Ростовых и оказывал старшей графине Вере такое внимание, которое может оказывать молодой человек, намеревающийся сделать предложение.
Берг недаром показывал всем свою раненую в Аустерлицком сражении правую руку и держал совершенно не нужную шпагу в левой. Он так упорно и с такою значительностью рассказывал всем это событие, что все поверили в целесообразность и достоинство этого поступка, и Берг получил за Аустерлиц две награды.
В Финляндской войне ему удалось также отличиться. Он поднял осколок гранаты, которым был убит адъютант подле главнокомандующего и поднес начальнику этот осколок. Так же как и после Аустерлица, он так долго и упорно рассказывал всем про это событие, что все поверили тоже, что надо было это сделать, и за Финляндскую войну Берг получил две награды. В 19 м году он был капитан гвардии с орденами и занимал в Петербурге какие то особенные выгодные места.
Хотя некоторые вольнодумцы и улыбались, когда им говорили про достоинства Берга, нельзя было не согласиться, что Берг был исправный, храбрый офицер, на отличном счету у начальства, и нравственный молодой человек с блестящей карьерой впереди и даже прочным положением в обществе.
Четыре года тому назад, встретившись в партере московского театра с товарищем немцем, Берг указал ему на Веру Ростову и по немецки сказал: «Das soll mein Weib werden», [Она должна быть моей женой,] и с той минуты решил жениться на ней. Теперь, в Петербурге, сообразив положение Ростовых и свое, он решил, что пришло время, и сделал предложение.
Предложение Берга было принято сначала с нелестным для него недоумением. Сначала представилось странно, что сын темного, лифляндского дворянина делает предложение графине Ростовой; но главное свойство характера Берга состояло в таком наивном и добродушном эгоизме, что невольно Ростовы подумали, что это будет хорошо, ежели он сам так твердо убежден, что это хорошо и даже очень хорошо. Притом же дела Ростовых были очень расстроены, чего не мог не знать жених, а главное, Вере было 24 года, она выезжала везде, и, несмотря на то, что она несомненно была хороша и рассудительна, до сих пор никто никогда ей не сделал предложения. Согласие было дано.